Призвание

Бой, сопровождавшийся бодрыми криками ребят с дерева, был длинным и опасным: кладбищенская баба рассвирепела от полуслепоты и от того, что обгорела кожа на голове и болел сломанный зуб, а ещё здорово ориентировалась по запаху и слуху, чтобы пускать своё ядовитое жало. Приходилось уворачиваться.

В конце концов Баба-Яга пала от удара, рассёкшего ей живот. Ведьмак отдышался, огляделся по сторонам и взмахом руки велел ребятам спуститься. Все трое на радостях кинулись его обнимать, а спаситель наконец-то смог до конца выдохнуть: больше всего на свете он не любил, когда от рук чудовищ погибают дети.

Все вместе вернулись в охотничий домик. Мальчишки засы́пали подкоп, Эскель в это время осмотрел раны на лице Пантеи. Были две глубокие царапины внизу правой щеки, кровь от них испачкала верх платья. Останутся шрамы, но это ничего. Главное, чтобы не пошло заражение: кладбищенские бабы ведь не моют рук после того, как разрывают могилы. Ведьмак достал свою заживляющую мазь и предупредил Пантею:

— Будет больно.

========== О людях и зверях ==========

По дороге в деревню Эскель нашёл и взорвал гнездо гулей. Они вырыли его чуть не на самом кладбище. Взрывом он здорово порадовал мальчишек, а вот Пантея к их радости не присоединилась: её раненая щека опухла от ведьмачьей мази, как от флюса, и места вокруг царапин покраснели. Было ужасно больно, но девочка не издавала ни звука — терпела.

— Дядь ведьмак, а что за чудища тут гнездовались? — спросил старший брат.

— Гули.

Название смутило всех детишек.

— Это такие чудища-голуби? Я однажды видал, как гульки налетели на кусок солонины. Улетели — и нет солонины! — рассказал страшную историю младший.

Эскель улыбнулся.

— Не, это не голуби, хотя действуют они так же. Только с трупами.

В деревню они вернулись ближе к обеду. Мать мальчишек, как и они огненно-рыжая, расплакалась и по очереди поцеловала каждого несколько раз, тятька молча покурил и потянулся к ремню — выпороть негодников, из-за которых родители не спали ночь. Только Пантея вступилась за них и, шепелявя от опухшей щеки, рассказала, как мальчишки помогали ей удрать от Бабы-Яги и как старший за младшего был горой. Мальчишки в свою очередь рассказали о храбрости девчонки и позавидовали её шраму: вот ведь память останется на всю жизнь о геройстве! А потом и ведьмака захвалили, в красках изобразив его бой с Бабой-Ягой. После этого тятька поправил ремень на поясе и пожал Эскелю руку, спросив, что он должен ему за сыновей. Ведьмак поглядел на мальчишек и решил, что возьмёт деньги только со старосты. Так отцу парнишек и сказал, на что тот с уважением кивнул головой.

Старшенький, пока родители благодарили Эскеля, успел забежать в дом и принести Пантее самое большое сокровище, что у него было: осколок витража, у которого буйные цвета красиво переливались, если вертеть его на солнце:

— Это тебе! Ты смелая и сказки знаешь! Не то что другие девчонки.

Девочка попробовала улыбнуться, но раненая щека не дала этого сделать. Жаль, что взамен было нечего подарить.

— Спфасибо! А ты не дферёшься, как дфугие мальчифки. И не обзыфаешься дафе!

— Будешь проходить со своим ведьмаком мимо нас, заглядывай. Мамка с тятькой будут тоже рады!

— Спфасибо!

Эскель наблюдал за ними и начинал понимать, что характер у девчонки в общем-то сносный, если её саму не задевать. С мальчишками она подружилась. Вот если бы её оставить в этой семье? Ведьмак отвёл отца парнишек в сторону, рассказал о Пантее и спросил, не согласятся ли они принять девочку к себе. Тятька поглядел на неё, потом на жену, сказал, что супруга уже носит третьего — тут бы своих прокормить. Эскель намекнул, что оставит денег (за риггера заплатили более чем хорошо). Крестьянин сказал, мол, у девочки самой спросить надо, хочет она с ними быть или нет. По его мимике нельзя было до конца понять, действительно он думал о её свободе выбора или выкручивался, не желая чужого ребёнка в семье. Пришлось спросить у Пантеи.

— Послушай, Пантея, — начал Эскель, серьёзно глядя на девочку. — У каждого ребёнка должна быть семья. Такая, где о тебе будут заботиться и где тебе не будут угрожать чудовища. Я бы хотел, чтобы ты осталась в этой семье, — он указал на мальчишек с их родителями. — Белый Волк вряд ли придёт в Каэр Морхен. Но обещаю, что если встречу его, то обязательно узнаю про твоего отца. Расскажу тебе всё, когда приду навестить.

Девочка подумала и ответила, с трудом из-за больной щеки ворочая языком:

— У меня офна семья. Она умефла, но я её люблю и никакой дфугой мне не надо. И я тоже не нужна никакой дфугой семье. Меня фе поэтому из моей дефевни выгнали… Фсё, фто мне осталось — отомфтить, если Белый Волк винофат в смефти папеньки. Поэтому зфесь я не останусь. А уйфёте без меня — убегу и всё фавно буду идти по пятам, до самой кфепости!

На миг Эскелю подумалось, не наложить ли в чёртовой матери на всех Аксий и разрешить ситуацию в свою пользу. Но эффект от знака всегда временный. Очнувшись, девчонка убежит его искать и наверняка попадёт в беду. Ведьмак понимал и то, что узнать правду самостоятельно и услышать её от посторонних — не одно и то же. Откуда Пантее знать, правду он расскажет ей потом от Белого Волка или соврёт, чтобы прикрыть друга детства? Эскель опять вздохнул.

— Ладно, это твоё решение.

Он обратился к тятьке, который опять закурил и находился в некотором смятении от взрослости рассуждений девочки:

— Не наведёшь, у кого коня можно купить?

— У нас во всей деревне только у меня да у старосты лошади, уж старые — вам не годятся. Вот разве в соседнем селе кто продаёт? Это недалеко, денёк пути.

Соседнее многолюдное село было огорожено добротным частоколом и приветствовало всякого входящего объявлением на столбе у ворот:

«БУДЕТ ЛИ КТО В НАШЕМ СЕЛЕ ВЕДЬМАЧЬЕМУ РЕМЕСЛУ ОБУЧЕННЫЙ, МИЛОСТИ ПРОСИМ В ХАТУ СТАРОСТЫ ДЛЯ РАЗГОВОРА ОБ УБИЙСТВЕ ВОЛКОЛАКА»

Эскель не зря ожидал в Нижней Мархии большой работы: ведьмаки, кроме Геральта, давно не посещали её окрестности.

Когда они пришли к нужной хате, деревенский староста, ещё не старый мужик со стрижкой под горшок, протянул Эскелю руку:

— Славомир.

— Ведьмак.

— Это призвание, а не имя. По имени вас как звать?

«Призвание… Сказал-то как красиво», — подумал ведьмак. Сколько лет он занимается своим ремеслом — никто ни разу имени не спросил. Интересно.

— Эскель.

— Значится, вы моё объявление прочли-таки. Про волколака-то.

— Да. Хочу узнать подробности и договориться об оплате.

— Деньгами я не богат. Скопил я всего сорок золотых, но отдам все, ежели волколака… порешите.

— Накинуть бы хоть десятку для ровного счёта.

Староста посмотрел грустными глазами на Пантею. Та кашлянула, но не от смущения: она простыла после ливня. Эскель даже и не подумал о том, что она может заболеть: что значит никогда долго не возился с детьми. Сам он болеть давно отвык — с тех пор, как прошёл Испытание Травами. Зато хоть опухоль на щеке девочки стала спадать и признаков заражения не наблюдалось.

— Понимаю. На дивок всегда много тратишь: сапожки, бусы, сарафаны. Ну, пусть пятьдесят: у мужиков займу.

— Договорились. Так где видели волколака? Как он выглядел?

— Как он выглядит… Обыкновенно, как все волколаки: морда в шерсти, лапищи, как у волка-переростка. Ходит на двух лапах.

— Убивал кого-нибудь?

— Не, пока до этого не дошло. Но ведь дойдёт рано или поздно? Кровь звериная забурлит — и всё, — Славомир стряхнул пепел с самокрутки. — Угоститесь, мастер Эскель?

— Благодарю, ведьмаки не курят. Чудища хорошо чуют запах табака.

— Верно, верно.

— Что ещё про него расскажешь?

— В пирвый… первый раз увидал его, когда мне было годков одиннадцать. При полной луне это было.

— И так долго никто не хотел его смерти?