Гнев генерала Панка

— Цыц, — буркнул генерал. — И без нас справятся. Даже и без этих, — кивком обозначил толпившихся у ворот стражников. — У гзуров ныне проблема ого-го — лыцарево проклятие на ихнего лопуха перепрыгнуло. Теперь только и следить, чтоб ненароком того, с кувалдой, не зашибить.

Вово как зачарованный любовался днищем летучего корабля, зависшего над городом, тут только спохватился, зашептал про себя, досадливо покривился — отобрали чудесный дар, только было собрался хвастаться напропалую… Даже бросил панический взор на ворота, не выскочить ли, врезать по-быстрому искомому молоткастому и опять наслаждаться жизнью. Генерал, однако, смекнул, отгородил, ещё и по затылку наподдал в очередной раз.

— Я чего, я ничего, — проныл кобольд и отвернул физиономию от соблазна, однако на глаза опять подвернулся корабль. — А на корабле пойдём кататься? Эка диковина, когда ещё попадётся. А порулить мне дадут? А почему он не падает?

— Вперёд! — генерал ошарашил его лошадь пинком под круп. — Чумп, девицу не потеряй, она денег стоит!

За воротами забасил сотник, голосина ого-го, что оркский боевой рог, заверещали гзуры, доказывая свою правоту, но слушать их было недосуг, генерал взмахом руки услал Хастреда показывать дорогу и направился следом сам.

Не впервой было доблестному генералу курсировать по чужому городу, ловя на себе опасливые взгляды обывателей. Смотрели все одинаково, будь ты захватчиком или, напротив, защитником, проезжай ты узенькой улочкой пограничного форпоста или широким проспектом метрополии. То ли меч с кольчугой вызывают народное неприятие, то ли, что даже скорее, отливающая замшелой бронзой физиономия… По сути, давно перестал обращать внимание, тем более что подобная репутация помогает, когда на коне сидишь, как на лавке в трактире, и постоянно опасаешься не вписаться даже в самый открытый разворот — прохожие услужливо прыскают из-под ног, даже ящики свои местные лоточники ухитряются сдвинуть, прежде чем неразборчивая коняга въедет в них могучими копытами. Вово, напротив, от такого отношения страдал ужасно, он-то ещё не понял, что быть никому не нужным — великое благо, оттого его корчило, он старательно улыбался на все стороны, распугивая оскалом и самых отважных.

А Хастред, враз вырвавшийся вперёд, с каждым третьим обменивался кивками, с каждым пятым здоровался в голос, с иными порывался то ли обниматься, то ли драться, точнее судить по его спине было затруднительно, а в одном месте привычно свернул в квартал, щедро украшенный красными фонарями, сбавил шаг, ехал, придирчиво оглядывая бойких девиц и обмениваясь с ними праздным болботанием, спохватился только после того, как генерал сердито запустил ему в спину отобранный у уличного торговца башмак. Эльфийка за спиной ругалась воистину безобразно, от такой-де жизни, суеты, толкотни и бытового хаоса она и удалилась в дальнюю башню, вот ведь окаянные гоблины, подрядились на работу не разобравшись, пусть бы папа, если ему так надо, сам к ней тащился, на его яхте это раз плюнуть…

Так и добрались до ратушной площади.

Народ вокруг неё составлял вялотекущее кольцо, ибо праздных зевак тут во все времена хватало, а посмотреть было на что — яхта не каждый день висит на приколе. Плотное кольцо городской стражи не пускало любопытствующих на саму площадь, но при появлении Панка оживились, бодрыми взмахами копий заставили народ расступиться.

— С удачей? — осведомился один из них, генерал в нём с грехом пополам признал того капрала, что сопровождал их на приём.

— С успехом, — дипломатично поправил его Хастред.

— Ожидают. Проезжайте. Единственно, велено вас за расчётом адресовать к господину городскому магу, а гостю чтоб не показывались. Во избежание, значит.

— Да и не жаждем, — заверил книжник.

— Как же не показывались? — возмутился до глубины кроткой своей души Вово. — А кому ж сей почтенный отец семейства свою спасибу говорить станет? Мы ж вроде не чужие, мы ж это — девицу привезли! Мы с гзурами сражались и ещё раньше с мелкими, но злобными, а ещё ранее и с крупняком переведались, это что — чих собачий?

— От его спасибы тебя как бы из штанов не вытряхнуло, — отрезал Хастред. — Ты, Вово, не думай, что наши гоблинские обычаи во всём мире имеют преобладание. Скажи спасибо, если маг с оплатой не надует.

— А корабль? А на корабле?!

— Ты точно не гном? Сколько можно о ерунде мечтать?

— Ага, как сам так летал, а как Вово так гном!

Хастред пожал плечами. Не рассказывать же, что сам летал не по доброй воле, а удирая от очередных Чумповых доброжелателей, спрятавшись в грузовом трюме торговой летучей каравеллы. Там по врождённой страсти всё курочить распорол половину тюков с тканями (и другую половину бы распорол, но Чумп тоже не зевал), нахлебался вдосталь коллекционной мальвазии, отчего потом маялся одновременно туманностью рассудка и кишечным недобром, ухитрился ненароком поджечь днище, а когда каравеллу взяли на абордаж юркие летучие джонки князя Беррита, признанного короля воздушных пиратов, гоблины решительно унесли ноги, выбросившись на ближайшую гору, выбраться с которой оказалось само по себе тем ещё приключением. В общем, вроде как и жить нескучно, но и похвастаться нечем. Особенно этому, молодому да наивному, ведь наверняка же сочтет должным повторить путь истинного гоблина, а ты потом терзайся муками совести, что, мол, заморочил голову…

Эльфийка бесцеремонно взяла курс на парадный вход в резиденцию Наместника, гордо задрав голову, миновала салютующих стражей, у самой лестницы ловко соскочила на землю, вновь сверкнув худосочным окорочком. Поводья небрежно перекинула Чумпу. Уже у самых дверей обернулась, обвела гоблинов критическим взором.

— Сама дурак и урод! — торопливо выпалил на упреждение Вово. — И обжора и пропойца. И дуподрюк!

Капрал, следовавший за ними неотвязной тенью, поперхнулся и гулко закашлялся, стуча пятой алебарды по булыжникам. Тайанне, однако, не оскорбилась, а, напротив, кокетливо эдак хихикнула, словно вполне обыденная хуманка-свинарка, ущипнутая за зад проходящим мимо конюхом.

— Занятно с вами было, братья гоблины. Вы обращайтесь, если что. Может, и обратно в башню проводите, как с папой переведаюсь?

— Ежели заплатит, так, пожалуй, повозим куда и сколько надо раз, — заверил Чумп. — Папа, я думаю, очень быстро заплатит. Есть на свете кто-нибудь, кто готов тебя долго выдерживать, кроме этого, который вообще готов терпеть что угодно, лишь бы в юбке?

Поименованный столь сложным образом Хастред немедленно толкнул оскорбителя в бок, Чумп отпихнулся локтём, капрал опять пристукнул алебардой, чтоб не затевали тут этих несуразных игрищ, а потом идиллию нарушил ровный и в общем-то даже негромкий голос, в котором тем не менее отчётливо ревели свирепые горные бураны, сплетаясь с глубокой силой неумолимых муссонов:

— Тайанне, дочь моя! Что с тобой сотворили эти… эти?!

Альграмар Эйрмистериорн, под шумок вышедший встречать дочь, оказался достаточно крупным эльфом — мог бы, пожалуй, посоперничать ростом и размахом плеч аж с Чумпом. Он стоял в дверях, слегка сведя брови, и по всей его фигуре, казалось, непрерывным потоком бежали электрические искры, рассыпаясь ослепительно белым сиянием. Плащ с вышивкой серебром спускался почти до земли, слева его чуть оттопыривал длинный тонкий меч, хотя просто физически чувствовалось, что до грубой драки на клинках эльф-папа в последний раз унижался далеко не в текущей эпохе. Придавливавший платиновые волосы обруч менял цвет — давно известная, но так и не разгаданная тайна эльфийского рукоделия.

Гоблины враз подобрались в седлах, даже лапоть Вово извлёк из носа палец, а Зембус так и вовсе помрачнел, отчётливо себе представив, что отбивать эльфийскую атаку, которая вот-вот грянет из любого направления, придется именно ему.

— Сотворили вот, — притворно вздохнула Тайанне. — Вломились в башню, разогнали всех моих приятелей, притащили сюда… Здравствуй, папа. Хотел видеть?

— Твоя одежда изорвана! — не дал себя сбить с мысли папа. — Неужели они осмелились?