Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 18 из 27



Попробуем уточнить этот момент. Согласно справке оперативного управления фронта, в январе-марте распределение в процентном отношении пополнения выглядит следующим образом: 41 % – выписанные из госпиталей, 19 % – мобилизованы из местного населения, 18 % – за счет расформированных частей, 8 % – штрафники и лишь 14 % – централизованные пополнения[210]. В период подготовки к Рогачевско-Жлобинской операции 3-я армия получила пополнение численностью в 7657 человек, из них: 5001 – из госпиталей (65 %), 2656 – по мобилизации из местного населения (35 %)[211]. Средняя численность дивизий составляла 3–4 тысячи человек (для сравнения, на 1 декабря в 65-й армии была средняя численность в 6 тысяч, на 1 февраля – уже 3–4 тысячи). Почему-то процесса переформирования дивизий, слияния двух дивизий в одну не наблюдалось, имевшийся у немецких командиров опыт создания оперативных групп не перенимался. Вспомогательного персонала было много, а наступать было некому. Плюс ко всему – оказывалась непомерно расширена сеть управления, было много звеньев, но каждое из них не могло самостоятельно выполнять задачу.

Для сравнения – в июне, в период подготовки Бобруйской операции, централизованное пополнение составило 60 %[212], не говоря уже о свежей 28-й армии и переданных 1-му Белорусскому фронту других частях и соединениях.

Насчет боеприпасов, как уже доказывалось выше, больших проблем у фронта не было. Автор придерживается точки зрения, что вовсе не обязательно иметь по два боекомплекта на орудие и использовать огневой вал для успешного наступления (именно в два боекомплекта оценивал в мемуарах начальник штаба артиллерии фронта Г. С. Надысев расход боеприпасов при двойном огневом вале в июне 1944-го). И опыт действий 3-й армии показал, что можно было достигать успехов другими методами.

Начиная с середины января 1944 года «посредственно» работали все управления фронта, кроме политического. Штаб инженерных войск не мог дать инструкции и проконтролировать работу частей в лесисто-болотистой местности. Штаб артиллерии не справлялся с нагрузкой, и в армейских штабах работа штабов артиллерии оставляла желать лучшего. Правда, в штабе артиллерии фронта имелось всего 13 человек[213]. В июне штаты будут расширены почти в два раза – до 24 человек.

В оперативном управлении фронта предлагали наступать в лесисто-болотистой местности и рисовали планы, реализовать которые без подвижных соединений было невозможно. Даже в топографическом управлении были трудности – имевшиеся в войсках довоенные карты не соответствовали местности.

Ни фронт, ни армии в начале 1944 года не имели опыта боевых действий в лесисто-болотистой местности. Но в то же время управление войсками оставляло желать лучшего, лишь к середине февраля, спустя более чем два месяца после начала наступлений в штабе фронта начинают пытаться анализировать ошибки и пытаться обобщить опыт. Непонятно и то, почему так стремился наступать Рокоссовский, хотя начиная со 2 января Ставка не давала фронту каких-либо директив на наступление. Неясно – почему сроки подготовки в январе-феврале были сжаты до нескольких дней. Возможно, были какие-то устные указания из Генерального штаба и Ставки на постоянное ведение наступательных действий.

На эти вопросы автор ответить на основании проанализированных документов не готов. Стоит в то же время отметить, что весь этот опыт боев будет полностью учтен при подготовке наступления в июне, во всех звеньях управления в период подготовки «Багратиона» будет проведен разбор зимних боев. То есть зимой командиры учились наступать, к сожалению, ценой жизней своих солдат. Крайне силен был и противник, который был более подготовлен к обороне в лесисто-болотистой местности: все его дивизии на этом участке, 41-й танковый корпус, в целом 9-я немецкая армия – «ветераны» боев в лесисто-болотистой местности подо Ржевом. Советским войскам зимой 1943–1944 гг. противопоставить этой выучке пока нечего.

Глава 2. Планирование Бобруйской операции

2-1. Стратегическое планирование наступления в Белоруссии. «Оба удара главные»

Бобруйская наступательная операция явилась частью Белорусской стратегической наступательной операции «Багратион», планирование которой осуществлялось в апреле-мае 1944 года. Высшим органом стратегического руководства Вооруженными силами СССР во время Великой Отечественной войны (с 8 августа 1941 г.) была Ставка Верховного главнокомандования (Ставка ВГК), опиравшаяся на подчиненный ей Генеральный штаб. Среди важных направлений деятельности Ставки – принятие стратегических и оперативно-стратегических решений, создание группировок войск, организация взаимодействия и координации действий в ходе операций между группами фронтов, фронтами и отдельными армиями. Именно в Ставке ВГК штабы фронтов представляли планы действий своих войск в ходе грядущих операций. Только после детального обсуждения и соответствующей корректировки в Ставке эти планы могли быть утверждены.

В предыдущей главе автор уже рассматривал историографию по действиям фронта Рокоссовского осенью 1943 – весной 1944 гг. Касаясь истории стратегического планирования операции «Багратион», отметим, что эта тема затрагивалась в мемуарах известных военачальников – Г. К. Жукова[214], К. К. Рокоссовского[215], И. Х. Баграмяна[216], С. М. Штеменко[217]. В ряде же научных трудов, затронувших тему Белорусской наступательной операции, практически не представлен анализ действий СВГК в ее подготовительный период[218]. И. П. Макар[219] хотя и посвятил этому вопросу одну из своих работ, но не уделил в ней должного внимания планам 1-го БФ и не осветил подробно многие важные вопросы, обсуждавшиеся на совещаниях в СВГК в конце мая 1944 г., в том числе и такой, как возникшие между Ставкой и Рокоссовским разногласия относительно плана боевых действий фронта в ходе Бобруйской операции. Рассматриваемая проблема остается «за кадром» и в работах исследователей действий СВГК в годы войны. Так, А. А. Александров[220] этап планирования пересказывает с мемуаров Штеменко, а генерал-полковник Ю. А. Горьков[221] лишь упоминает об отсутствии согласия между Ставкой и Рокоссовским, цитируя мемуары последнего. Затронувшие эту тему бывший начальник штаба 1-го БФ генерал армии М. С. Малинин[222] и бывший член Военного совета фронта генерал-лейтенант К. Ф. Телегин[223] ряд эпизодов трактуют по-разному. Таким образом, в отечественной историографии многие вопросы, связанные с планированием действий 1-го БФ в летней кампании 1944 г., до сих пор детально не изучены. Во многом это объясняется особой секретностью материалов, связанных с совещаниями СВГК и Генштаба в целом, но вполне вероятно, что исследователи не могли затрагивать эту тему в силу того, что в мемуарах некоторых видных военачальников изложены совершенно противоположные взгляды на один из важнейших эпизодов операции «Багратион» – планирование Бобруйской операции. Соответственно, остается неясным как сам процесс ее планирования штабом 1-го БФ, так и характер взаимодействия Ставки с фронтами в ходе подготовки этой операции. Подробнее историография по истории планирования операции анализировалась в первом параграфе первой главы.

210

ЦАМО РФ. Ф. 201. Оп. 390. Д. 81. Л. 137.

211

ЦАМО РФ. Ф. 310. Оп. 4376. Д. 293. Л. 86.

212

ЦАМО РФ. Ф. 233. Оп. 2356. Д. 256. Л. 281.

213

Надысев Г. С. На службе штабной. М.: Воениздат, 1976. С. 163.

214



Жуков Г. К. Указ. соч.

215

Рокоссовский К. К. Указ. соч. С. 284.

216

Баграмян И. X. Указ. соч.

217

Штеменко С. М. Указ. соч.

218

История второй мировой войны 1939–1945 гг. Т. 9. М., 1978. С. 40–42; История Великой Отечественной войны Советского Союза 1941–1945 гг. Т. 4. М., 1962. С. 158–159; Боевые действия Советской армии в Великой Отечественной войне. М., 1958. С. 70–78; Операции советских вооруженных сил в Великой Отечественной войне. Т. 3. М., 1958. С. 290–299.

219

Макар И. П. Указ. соч. С. 3–10.

220

Александров А. А. Указ. соч. С. 300–301.

221

Горьков Ю. А. Указ. соч. С. 117.

222

Малинин М. Указ. соч. С. 19.

223

Телегин К. В боях за освобождение Белоруссии С. 83–84.