Страница 4 из 21
С этими словами Нармо схватил картину с мольберта и стремительно зашвырнул ее в огонь. Пламя с наслаждением затрещало, впитывая агонию изображенных цветов. Льор с застывшим упоением глядел на это действо, точно совершался какой-то ритуал. Ритуал самоуничтожения.
– Зачем? – только протянул Сумеречный, не забывая держать дистанцию: – Хоть довольно посредственно, но симпатично.
– Лишнее. Все лишнее в этом склепе, – выдохнул Нармо. – Не хочу тащить хлам в новый мир.
– Поэтому и одежду такую носишь? – Сумеречный кивнул на весь небрежный наряд, хотя сам едва ли отличался, когда снимал доспех из драконьей кожи и оставался в длинной льняной рубахе да таких же штанах неопределенно цвета и покроя.
– Отчасти.
– Король-то ты король, а на вид…
– А что на вид? Тараканы не устраивают? Так мы друг другу не мешаем. – Нармо все больше веселился, словно вместе с картиной сжег свое ранение, само воспоминание о нем.
– Да, вот именно – на вид тебе только мятого «бычка» не хватает, – ухмыльнулся Сумеречный.
– Кстати, я бы закурил, – вспомнил о своей давней дурной привычке Нармо. – Пожалуй, да, «бычка» определенно не хватает.
Льоры не отказывали себе во вредных привычках, отдавая предпочтение кальяну и сигарам из местных растений. Вкус их несколько отличался от земных, но по вредоносным свойствам они сравнивались с табаком.
– Поберег бы себя. Долгоживущие вы, конечно, но сейчас-то, – все еще проявлял непонятное для самого себя участие Сумеречный Эльф, словно наличие врага, который добровольно принимал эту роль, приносило разворачивающейся мистической истории особый смысл.
– Какая забота! Просто бездна сострадания и сердобольности. – Нармо отвратительно осклабился, отвечая на проявление доброты черной неблагодарностью издевки, как ударом кинжала в спину: – Только, бессмертный наш, почему во всех мирах люди гибнут, а ты видишь проклятые линии мира вместе с рычагами, но ничего не делаешь? Почему кто-то осыпан всеми благами, а кто-то гниет в яме? Ответишь мне? А? Почему у кого-то есть «тонкая-ранимая» душа, а кому-то по статусу, с рождения, наверное, не положено? Что там у вас, стражей? Учили отвечать на такие вопросы глупых людишек?
Он зашелся в кашле, впервые так повышая голос, точно выплеснулась вся его обида. И Сумеречный молчал, хотя сердце его разрывалось, каждую секунду, каждый миг. Лишь на бледном лице невольно застыла маска скорби, а что крылось под ней – он и сам не ведал. Может, свет милосердия, может, тьма холодного цинизма, может, сумрак печати вечного бездействия.
Жалости к Нармо не проявилось, хотя в тот миг он все-таки невольно обвинял Стража в своей неправильной изломанной судьбе. Наверное, обвинял… А потом Нармо вдруг хрипло рассмеялся, небрежно отбрасывая со лба непослушные сальные пряди цвета воронова крыла:
– П-х-х-х! А ты повелся! Да-да, повелся на мое небольшое представление. Какая драма! Неплохо, не правда ли?
– Переигрываешь. – Сумеречный раздраженно сжал кулаки, пальцы невольно потянулись за спину к ножнам и рукояти меча. Так происходило всегда, когда его кто-то сильно злил. Но Эльф сцепил руки в смиренный замок. Меч и покаяние – свет и тьма.
– Зависит от жанра. Я избрал своим гротеск, – продолжал свое шоу Нармо, опасно приближаясь к Сумеречному, чтобы прошипеть: – Мы оба! Оба… рассказчики этой истории. – Он снова заходился в смехе. – Только я на роли злодея в этот раз. Кто знает, может, в следующий раз повезет. Пока мой главный бенефис – это убийство Раджеда. Такова уж роль, я сам написал сценарий.
– И как же ты намерен это осуществить, если я против? – Сумеречный все-таки выхватил меч, ощутив, как тьма отступила, забилась в дальний угол сознания. Еще не время, хотя для нее никогда не выдавалось верной минуты.
– Придумаю. Например… – Нармо повел рукой, ухмыляясь: – Доведу тебя до состояния тьмы. Ты ведь непредсказуем и беспомощен. Можешь разнести по ошибке полмира, а потом сокрушать себя, доводя… до психушки и бессилия.
Нармо ведал о нем то, что Сумеречный старательно скрывал. Но такие страшные случаи и впрямь происходили в разные периоды странствий. После сильных потрясений, неудач и утрат он порой впадал в состояние неконтролируемой тьмы. И тогда убивал, но тоже не кого попало, а только обреченных, тех, чьи жизни обрывались в течение суток. Так распорядилось мироздание, вернее, те, кто одарил силой-проклятьем. Они словно установили предохранитель на свой безумный механизм. И когда сбивались алгоритмы и лопались рамки дозволенного, Сумеречный вымещал свою тьму на всех и по-разному, но светлая сторона в ужасе сокрушала себя, когда лицезрела кровавые последствия.
И от того он сходил с ума окончательно, забивался в самые дальние и темные уголки, ограждая от себя людей, прятался то в пещерах, то – бывало и такое – в палатах безвестных психиатрических клиник. Впрочем, никакой врач не нашел бы лекарств от его недуга, от его разлада с самим собой. Только Раджеду иногда удавалось гасить эти ужасные припадки. Но Сумеречный не всегда был желанным гостем янтарной башни, как и теперь.
«Яшма! Ее магии нет, но талисман гнева все еще действует через Нармо!» – догадался внезапно Эльф, ужаснувшись, как легко и вероломно льор кровавой яшмы намерен осуществить свой черный замысел. Что если та пелена незнания, которая нависала над грядущим, являлась покровом кромешной тьмы, под действием которой страж себя почти не осознавал?
– Для мусорного короля ты слишком хорошо осведомлен, – мрачно бросил он.
– Приходится, – как будто скромно отозвался Нармо, с деланной беззаботностью продолжая: – Наблюдаю через зеркало, подслушиваю все, что творится в мире людей. Кстати, твоя девушка тоже попала в мой объектив. Эленор… Так вроде ее? Пожалуй, оставлю ее себе, когда захвачу Землю. – Жабья самодовольная ухмылка растянулась на губах. – А то твое проклятье все равно не позволяет… даже дотронуться вам друг до друга! Уникальный случай, не правда ли?
Сумеречный задохнулся от ярости, уже не испытывая и толики сочувствия к врагу. Разведенный костер задул ветер, по стенам прошел иней, смертельный хлад тьмы. Нармо едва успел чиркнуть своей слабой магией, а Эльф уже сдавил мощную шею чародея, ощущая, как напряглись сильные мышцы под стальной хваткой. И у льора хватало мужества и коварства отвратительно ухмыляться.
– Не смей говорить об Эленор! – рокотал голос Сумеречного. – Если я убью тебя прямо сейчас, то ты… ты!
– А как же пресловутый баланс? Порушить все ради очередной юбки? – просипел Нармо. Эльф отпустил его, вернее, отшвырнул, ударив о настенный ковер, из-за которого разбежался рой потревоженных тараканов.
– Нет. Поэтому ты еще жив, – глядя на собеседника, как на падаль, отрезал Эльф. Но Нармо либо совсем потерял рассудок, либо слишком хорошо все просчитал, когда продолжал насмехаться:
– Ты кое-что не знаешь. Я вижу. О да! Момент недалекого будущего скрыт для тебя пеленой. Или, может, там развилка, варианты? И ты боишься. Страж слишком привык все контролировать. Что же там? Кто строит козни всезнающему?
– А ты не трус, Нармо, так-то со мной разговаривать. – Эльф вскинул брови.
– Что поделать, со-рассказчик, страх есть только у тех, кто чем-то дорожит. – Нармо встал в полный рост, потирая шею; теперь он глядел куда-то вдаль, точно через незримые книги и миллионы строчек в далекие миры. – Кому есть что терять. Кто что-то чувствует. Вы все уязвимы. Ты, Раджед, Илэни… А я – нет.
– Нармо, это твое представление – вовсе не представление.
– Я знаю, – негромко отозвался он, однако вновь растянул бледные губы в ухмылке, разводя руками. – Но что поделать? Я сам написал сценарий. Следующая глава – это подчинение новых камней. Дальше атака на портал. После – решат перо и чернила. Вернее, мечи и магия. Мир – это полотно, пергамент. Мы сами пишем наши истории. А кто-то наблюдает, и это зритель, читатель всей этой канители. Эй, вы, кто читает, кто осуждает, что вы сами-то написали?
– Вряд ли столько же темных дел, сколько ты, – отозвался Сумеречный, не желая более продолжать этот ненормальный диалог. Он покинул башню, уже в твердой уверенности, что его участие в этой истории только начиналось, а появление и побег Софии – очередной виток в жизни Эйлиса. Как известно, все возвращается. Но всему свое время.