Охота на императора

Выговорившись, Великий князь несколько успокоился. Из его глаз перестали сыпаться искры, а побелевшие от напряжения костяшки сжатых в кулак рук приобрели естественный оттенок. Лузгин по-прежнему молчал, ожидая, что вот-вот Константин Николаевич перейдет к главной теме разговора, из-за которой он и приказал адъютанту прибыть срочно из Кронштадта.

– Четвертое покушение… Второе за год… Отставим в сторону все эмоции и попытаемся взглянуть на ситуацию трезво, как полагается делать в ситуации сложной, если не критической. Не раз такая концентрация помогала нам разрешить задачи, казалось бы, безнадежные.

Поправив пенсне, Великий князь вернулся к столу, что означало переход к решительным действиям:

– Леонид Павлович, четвертое…

Лузгин понял, что пришла его пора вступить в диалог и от него требовалась оценка ситуации. Именно за способность спокойно и хладнокровно мыслить, быстро приходить к правильным выводам и предлагать решение Великий князь приблизил его к себе настолько, насколько это было возможно. Адъютанта при дворе никогда никто не видел. Он постоянно пропадал на объектах, подведомственных Морскому ведомству, а то и вообще исчезал из поля зрения штабистов и генералов. Только Великий князь всегда в точности знал, где его адъютант в данный момент добывает информацию, выполняет поручения или докапывается до истины.

– Ваше Высочество, всё, что я могу сказать, имея совершенно скудные и недостоверные сведения о вчерашнем происшествии, так это то, что мы столкнулись чем-то новым. Три прежних покушения были совершены из пистолетов. Теперь же – бомба. Стрелок может быть одиночкой, бомбист – никогда. Боюсь предположить, что охота на императора перешла в какую-то качественно новую фазу.

– Значит, думаешь, это всё-таки охота, и Его Величество не ошибается в своих предположениях…

– Я предпочту думать о худшем, чтобы потом ошибиться, Ваше Высочество.

– Здраво мыслите, капитан… – Великий князь достал из верхнего ящика стола синий бархатный платок и принялся тщательно протирать стекла пенсне, проверяя их и без того идеальную прозрачность взглядом под острым углом. В этот момент глаза его прищурились, скулы, скрытые аккуратно подстриженной растительностью, напряглись, и перед адъютантом опять предстал тот смелый, сильный и хитрый лис, с которым он когда-то волею случая познакомился в кабинете русского посла в Берне.

Подмеченной метаморфозой образа своего начальника адъютант остался удовлетворен, ибо подобные его откровения ставили капитана в неловкое положение. Да, с одной стороны, такое доверие, искренность из уст второго по значимости представителя царской семьи почётно и ценно, но с другой – Лузгин предпочёл бы от семейных тайн дома Романовых дистанцироваться, пусть, даже они давно и в подробностях известны всему Зимнему дворцу.

– Каракозов, – адъютант начал свою мысль, не обращая внимания на упражнения Великого князя с протиранием пенсне. Константин Николаевич таким образом часто приводил себя в состояние душевного равновесия, прекрасно понимая, что гнев и волнение – не лучшие советчики при анализе.

– А что Каракозов? – глядя на адъютанта сквозь увеличительные линзы, Великий князь нашел их идеально чистыми и аккуратно отточенным движением водрузил их на положенное место.

– Следствие показало, что одиночка. Его соратники по тайному обществу даже не знали, что он уехал стрелять в царя.

– Абсолютно точно. Повешен, – констатировал Великий князь.

– Березовский.

– Таак… – Константин Николаевич оперся правым локтем на свое кресло, несколько наклонившись вперед, чем выразил живую заинтересованность.

– Абсолютно точно, что одиночка. Кроме того, совершенный дилетант. Нашпиговал пистолет таким зарядом пороха, что себе чуть руку не оторвал. Не припомню, что с ним стало… – Лузгин действительно сейчас излагал мысли спонтанно, в том порядке, в котором они приходили ему в голову, совершенно ещё не понимая, к какому выводу он придет в итоге.

– Судили его по законам Франции, так как преступление случилось в Париже, и мы могли только наблюдать. Отбывает пожизненную каторгу где-то в колонии посередине Тихого океана, – ответил Великий князь.

– Соловьев, – адъютант сделал паузу, напрягая память, несмотря на то, что события, связанные с этим персонажем, произошли лишь в начале этого года. – Тоже одиночка.

– Повешен двадцать восьмого мая. Народу на казни собралось – тьма. Ты в это время в Варшаве был, в отъезде, – Константин Николаевич позвонил в колокольчик и тут же в дверях появился секретарь.

– Подайте чаю нам с капитаном. И лимон отдельно.

– Сей момент, Ваше Высочество. По Вашему распоряжению прибыл генерал-адъютант Дрентельн, прикажете ожидать? – справился секретарь.

– Замечательно. На ловца и зверь бежит. Очень вовремя. Генералу тоже чаю. Он любит без сахара, – скомандовал Великий князь Константин, тут же поприветствовав проследовавшего в кабинет шефа жандармов кивком головы. – Проходите, Александр Романович. Вы, как всегда, вовремя, как при Плевне. А Вы, Леонид Павлович, продолжайте свою мысль, не останавливайтесь.

– Ваше Высочество, я, собственно, закончил. Никого из упомянутых лиц не представляется возможным опросить. Подельников у них тоже нет. Потому мотивы можно анализировать только из материалов дел. Замечу только, что ни Каракозов, уж тем более, ни Березовкий, и ни Соловьев никогда бы не выбрали другое орудие для покушения. Они просто бы не справились со взрывным устройством, потому и выбрали пистолет.

– Что же Вы имеете в виду, капитан второго ранга? К какой мысли подводите? – Великий князь в присутствии генерала Дрентельна перешел на тон официальный.

– Ваше Высочество, в данном случае действовал не одиночка. Это была группа. Правда, что совершили подкоп под железнодорожный путь? – вопрос Лузгина был адресован скорее шефу жандармов, присоединившемуся к разговору, чему тот нисколько не удивился. О статусе Лузгина в штате адъютантов Великого князя генерал Дрентельн, поставленный на должность начальника Третьего отделения не так давно, был уже наслышан, однако, докладывать капитану второго ранга посчитал ниже своего достоинства, в связи с чем встал, и оправив мундир, доложил по старшинству:

– Ваше Высочество! Розыскные мероприятия проводятся. Описание заговорщиков имеется. В поездах и на вокзалах облавы. На трактах тоже проверки.

– И каковы результаты? – глядя поверх пенсне, поинтересовался Великий князь Константин.

– Пока похвастать нечем, Ваше Высочество! – командный голос генерала, всю свою жизнь честно служившего при штабах в армии, внес в диалог какое-то официальное напряжение, совершенно не способствуя размеренному ходу мысли собеседников, понимавших друг друга с полуслова.

– И как же они умудрились подкоп этот устроить? Куда железнодорожная жандармерия смотрела? – Константин Николаевич поймал себя на мысли, что версия Лузгина о множественном количестве заговорщиков уж очень быстро нашла свое подтверждение.

– Купили дом, Ваше Высочество. Копали из подпола.

Был бы Лузгин в другом обществе или в одиночестве, склонившись, как он это любил, над листом бумаги при свете свечи с пером в руке, скорее всего, он присвистнул бы от удивления, узнав такую подробность – купили дом. Трое ранее покушавшихся на жизнь государя денег на толковое оружие не смогли наскрести.

Не менее удивленным выглядел и сам Великий князь Константин. Взяв паузу на раздумье, он жестом попросил шефа жандармов сесть. Высокая фигура генерала, убеленного благородной сединой, вносила в камерный полумрак кабинета какое-то необъяснимое беспокойство и мешала думать над следующими практическими шагами.

– Вы, Лузгин, конечно же, не знали, что действует группа? – обратился хозяин кабинета к своему адъютанту.

– Никак нет, Ваше Высочество.

– Дрентельн… Мой адъютант, капитан второго ранга Лузгин с этой минуты прикомандирован к Третьему отделению для принятия в полном объеме мер по расследованию этого прескверного происшествия. Без содержания. Отчитываться Лузгин будет лично мне, уж не обессудьте.