Страница 70 из 101
-- Здравствуйте! -- повторил Остап. -- Я принес сценарий!
Человек с бедуинской бородкой не спеша надел ботинок и молча стал его шнуровать. Закончив это дело, он повернулся к своим бумагам и, закрыв один глаз, начал выводить бисерные каракули.
-- Что же вы молчите? - заорал Бендер с такой силой, что на столе кинодеятеля звякнула телефонная трубка.
Только тогда кинодеятель поднял голову, посмотрел на Остапа и сказал:
-- Пожалуйста, говорите громче. Я не слышу.
-- Пишите ему записки, - посоветовал проносившийся мимо консультант в пестром жилете, -- он глухой.
Остап подсел к столу и написал на клочке бумаги: "Вы звуковик? "
-- Да, -- ответил глухой.
"Принес звуковой сценарий. Называется "Шея". народная трагедия в шести частях", -- быстро написал Остап.
Глухой посмотрел на записку сквозь золотое пенсне и сказал:
-- Прекрасно! Мы сейчас же втянем вас в работу. Нам нужны свежие силы.
"Рад содействовать. Как в смысле аванса? "-написал Бендер.
-- "Шея"-это как раз то, что нам нужно! -- сказал глухой. -- Посидите здесь, я сейчас приду. Только никуда не уходите. Я ровно через минуту.
Глухой захватил сценарий многометражного фильма "Шея" и выскользнул из комнаты.
-- Мы вас втянем в звуковую группу! - крикнул он, скрываясь за дверью. -- Через минуту я вернусь.
После этого Остап просидел в кабинете полтора часа, но глухой не возвращался. Только выйдя на лестницу и включившись в темп, Остап узнал, что глухой уже давно уехал в автомобиле и сегодня не вернется. И вообще никогда сюда не вернется, потому что его внезапно перебросили в Умань для ведения культработы среди ломовых извозчиков. Но ужаснее всего было то, что глухой увез сценарий многометражного фильма "Шея". Великий комбинатор выбрался из круга бегущих, опустился на скамью, припав к плечу сидевшего тут же швейцара.
-- Вот, например, я! - сказал вдруг швейцар, развивая, видимо, давно мучившую его мысль. - Сказал мне помреж Терентьев бороду отпустить. Будешь, говорит, Навуходоносора играть или Валтасара в фильме, вот названия не помню. Я и отрастил, смотри, какая бородища-патриаршая! А теперь что с ней делать, с бородой! Помреж говорит: не будет больше немого фильма, а в звуковом, говорит, тебе играть невозможно, голос у тебя неприятный. Вот и сижу с бородой, тьфу, как козел! Брить жалко, а носить стыдно. Так и живу.
-- А съемки у вас производятся? - спросил Бендер, постепенно приходя в сознание.
-- Какие могут быть съемки? -- важно ответил бородатый швейцар. - Летошний год сняли немой фильм из римской жизни. До сих пор отсудиться не могут по случаю уголовщины.
-- Почему же они все бегают? -- осведомился великий комбинатор, показывая на лестницу.
-- У нас не все бегают, - заметил швейцар, - вот товарищ Супругов не бегает. Деловой человек. Все думаю к нему насчет бороды сходить, как за бороду платить будут: по ведомости или ордер отдельный...
Услышав слово "ордер", Остап пошел к Супругову. Швейцар не соврал. Супругов не скакал по этажам, не носил альпийского берета, не носил даже заграничных приставских шаровар-гольф. На нем приятно отдыхал взор.
Великого комбинатора он встретил чрезвычайно сухо.
-- Я занят, - сказал он павлиньим голосом, - вам я могу уделить только две минуты.
-- Этого вполне достаточно, - начал Остап. - Мой сценарий "Шея"...
-- Короче, -- сказал Супругов.
-- Сценарий "Шея"...
-- Вы говорите толком, что вам нужно?
-- "Шея"...
-- Короче. Сколько вам следует?
-- У меня какой-то глухой...
-- Товарищ! Если вы сейчас же не скажете, сколько вам следует, то я попрошу вас выйти. Мне некогда.
-- Девятьсот рублей, - пробормотал великий комбинатор.
-- Триста! -- категорически заявил Супругов. -- Получите и уходите. И имейте в виду, вы украли у меня лишних полторы минуты.
Супругов размашистым почерком накатал записку в бухгалтерию, передал ее Остапу и ухватился за телефонную трубку.
Выйдя из бухгалтерии, Остап сунул деньги а карман и сказал:
-- Навуходоносор прав. Один здесь деловой человек-и тот Супругов.
Между тем беготня по лестницам, кружение, визг и гоготанье на 1-й Черноморской кинофабрике достигли предела. Адъютантши скалили зубы. Помрежи вели черного козла, восхищаясь его фотогеничностью. Консультанты, эксперты и хранители чугунной печати сшибались друг с другом и хрипло хохотали. Пронеслась курьерша с помелом. Великому комбинатору почудилось даже, что один из ассистентов-аспирантов в голубых панталонах взлетел над толпой и, обогнув люстру, уселся на карнизе.
И в ту же минуту раздался бой вестибюльных часов. "Бамм! " -- ударили часы.
Вопли и клекот потрясли стеклянное ателье. Ассистенты, консультанты, эксперты и редакторы-монтажеры катились вниз по лестницам. У выходных дверей началась свалка. "Бамм! Бамм! "-били часы.
Тишина выходила из углов. Исчезли хранители большой печати, заведующие запятыми, администраторы и адъютантши. Последний раз мелькнуло помело курьерши.
"Бамм! "-ударили часы в четвертый раз. В ателье уже никого не было. И только в дверях, зацепившись за медную ручку карманом пиджака, бился, жалобно визжал и рыл копытцами мраморный пол ассистент-аспирант в голубых панталонах. Служебный день завершился. С берега, из рыбачьего поселка, донеслось пенье петуха.
Когда антилоповская касса пополнилась киноденьгами, авторитет командора, несколько поблекший после бегства Корейко, упрочился. Паниковскому была выдана небольшая сумма на кефир и обещаны золотые челюсти. Балаганову Остап купил пиджак и впридачу к нему скрипящий, как седло, кожаный бумажник. Хотя бумажник был пуст, Шура часто вынимал его и заглядывал внутрь. Козлевич получил пятьдесят рублей на закупку бензина.
Антилоповцы вели чистую, нравственную, почти что деревенскую жизнь. Они помогали заведующему постоялым двором наводить порядки и вошли в курс цен на ячмень и сметану. Паниковский иногда выходил во двор, озабоченно раскрывал рот ближайшей лошади, глядел в зубы и бормотал: "Добрый жеребец", хотя перед ним стояла добрая кобыла.
Один лишь командор пропадал по целым дням, а когда появлялся на постоялом дворе, бывал весел и рассеян. Он подсаживался к друзьям, которые пили чай в грязной стеклянной галерее, закладывал за колено сильную ногу в красном башмаке и дружелюбно говорил: