Страница 3 из 13
Марьяна смеялась, закрыв глаза от солнца краем панамы.
– Давайте, но только два!
– Как вы думаете, почему большинство коров с таким удовольствием едят траву у близкой автомобильной обочины? Там же и корм чумазый, и дурно пахнет, и шума вокруг много, а?
– Ну-у…
– Я не вправе допустить, чтобы вы разочаровали меня поспешными неправильными версиями, не гадайте – всё просто. Именно там, почти на асфальте, даже в самый жаркий летний день практически нет комаров и слепней – потоки воздуха от проносящихся в сантиметрах машин сдувают с коров всех надоедливых паразитов! Вот.
Марьяна еле отдышалась, беззвучно отхохотав и прикрывая узкой ладошкой лицо.
– Ладно…, а второй…, второй-то вопрос…, какой?!
– Зачем вы выбрали такое интересное место для ваших фотографических опытов? Как в ставке маршала – всё в этом саду видно, все высоты, аллеи, все тайные уголки? Для чего вам такая подробная роскошь?
Марьяна вздрогнула – взгляд капитана Глеба был пугающе холоден.
– …А, впрочем, действительно, не буду именно сейчас мешать вам своими преждевременными вопросами. Уверен, что скоро у нас появится возможность поговорить о многом. Пока.
Не спеша Глеб направился в сторону уже знакомой далёкой скамейки, дожидавшейся его в широкой тени старого грецкого ореха.
Решительно освободившееся из редких облаков солнце мощно ударило зноем по утренней прохладе. Роса моментально нагревалась и исчезала с поверхностей даже самых укрытых тропинок, в тихом ботаническом саду постепенно становилось жарко и душно.
И, почему-то, тревожно.
Минут двадцать капитан Глеб Никитин просто сидел и упрямо не смотрел в сторону цветника.
Центральная аллея понемногу оживала посетителями.
Первой от ворот по направлению к детской площадке прокатила голубой пластмассовый велосипед с пристёгнутым младенцем задумчивая мамаша, увлечённая книгой, затем прошёл пожилой мужчина, торжественно держа за плечо внука с воздушными шариками, просеменила вслед за ними самостоятельная рыжая кошка.
– Вы не журналист?
Глеб обернулся.
Перед ним стояли две женщины в белых халатах.
Та, что спрашивала, была постарше, предпенсионного возраста, кругленькая, улыбчивая, в толстых очках. Вторая, длинная, нескладная, угрюмая, держала наготове большой раскрытый блокнот и авторучку.
– Здравствуйте! Вы, случайно, не журналист? Ой, да не вставайте вы, не вставайте, что вы!..
Кругленькая женщина, увидав, как капитан Глеб вежливо привстал со скамейки, готовый ей отвечать, торопливо, со смущённой улыбкой, засуетилась.
– Ну что вы, отдыхайте, отдыхайте!
– Нет, не журналист. Но могу. При необходимости.
– Нет, нет, что вы!.. Я – директор сада, а это – Валерия Антоновна, моя помощница. Завтра у нас во второй половине дня семинар состоится, по передаче опыта, для работников городского благоустройства, сюда приглашена пресса, вот мы с Валерией Антоновной и проверяем, всё ли у нас готово. Думали, что вы…
– Рядовой посетитель. Билет имеется.
– Хорошо, хорошо! Отдыхайте! Вейгелу нашу обязательно посмотрите, сходите, вон там она растёт, на террасе; ещё и катальпа сейчас в интересном периоде…
– Непременно.
Дамы удалились, но не настолько резво, чтобы капитан Глеб не смог расслышать, как помощница директора нудно продолжила жаловаться начальнице, отряхивая подол своего отутюженного халата, что она «…вся уже обширкалась в этой мокрой траве…».
Через несколько минут очарованье тихого утра окончательно испортил маленький красный трактор, внезапно протарахтевший по дорожке от оранжереи к северным воротам.
Детей и колясок на аллеях становилось всё больше и больше.
Из-за ближних светло-зелёных кустов вышли, прогуливаясь, молодая женщина и девочка.
– Тут старый ворон!..
– Ева, не кричи так, пожалуйста.
Девочка прыснула, зажав ладошкой рот, и продолжила трагическим шёпотом.
– …Именно здесь, в ветвях древнего дуба и живёт старый ворон. Это поразительно и страшно, но мы попытаемся увидеть его, иначе наше путешествие окажется напрасным…
Детскую коляску, с которой неспешно шли по дорожке молодая женщина и девочка Ева, украшали разноцветные значки, в нижней багажной сетке уютно устроились бутылочки с питанием, баночки напитков, какие-то тряпочки.
Женщина, очень красивая своей достойной молодостью и материнством, с короткой тёмной причёской, в майке-тенниске, в льняных брюках, посмотрела сквозь черные очки на Глеба.
Капитан Глеб Никитин привстал.
– Доброе утро.
С удивлением коротко нахмурившись, молодая белозубая мама улыбнулась.
– Доброе…
От ворот с шумом протопала странная процессия.
Объединённые общим интересом люди смеялись, гулко разговаривали, несли пластмассовые столы, стулья, пляжные зонты, бумажные плакаты, какие-то большие баулы и сумки. Понаблюдав за ними некоторое время, Глеб сделал вывод, что в ботанический сад нагрянули энтузиасты-организаторы выставки народного творчества, скорее всего, местные самодеятельные гончары.
– Дети, дети! Подходите ближе ко мне, не отставайте!
Огромная тётя с плавящимся на морщинистых щеках обильным макияжем экзальтированно и чудовищно громко принялась заботиться об общественных детях, доставленных ею на экскурсию.
– Дети, смотрите, какие цветы! И красные есть, и синие, здесь они особенно крупные!
– А эти белые – просто чудо! Так и просятся, чтобы вы их сфотографировали!
Тётя активно размахивала пухлыми руками перед самым лицом смирно сидящего перед ней на скамейке капитана Глеба Никитина.
– Боже! Какие красоты!
– Дети, идёмте туда, в глубину! Та-ак! Никто никуда не бегает, никуда не идёт!
– Марат! Здесь поливают! Не надо кран трогать!
Шум, производимый бульдозерной тёткой и детьми, вскоре затих в пересечениях соседних аллей, Глеб сел удобней и прикрыл глаза.
– Понаехали везде эти чёрные! И сюда уже залезли!..
Ровные злобные слова, раздавшиеся поблизости, заставили Глеба удивиться.
Мимо его скамейки шли седенькие старичок и старушка. Старичок бережно держал старушку под руку, а она медленно непрерывно шипела, подёргивая сухонькой головой и поминутно оглядываясь.
– Нигде от них покоя нет…
Тот, кем была так недовольна аккуратная старушка, насыпал торф из кучи в тачку.
Загорелый, тощий, голый по пояс, одетый в рваные рабочие брюки и тяжёлые пыльные ботинки.
Наступающая жара ничуть не смущала его, лопата привычно вонзалась в рыжую кучу, облачко пыли росло над нагруженной до краёв тачкой.
«Да, жизнь прекрасна, но удивительна…».
Капитан Глеб Никитин глубоко вздохнул, встал, потёр ладонью подбородок.
«Чрезвычайно удивительна. Точно».
– Привет, Иван.
Чёрные пристальные глаза, совсем седые виски.
Человек опёрся на лопату, моргая, принялся внимательно рассматривать лицо Глеба.
– Ох, же! Глеб?! Ты! Здесь! Вот это да!..
От пыльной кучи торфа они отошли в сторону, к стене оранжереи.
Иван присел на перевёрнутую тачку, закурил, Глеб встал напротив.
Статного татарского парня, весельчака и отличника, Ивана Германова знала не только их тринадцатая рота, но и, наверно, вся мореходка. Он всегда был везде: то играл на каких-то балалайках и дурацких гуслях в училищном оркестре, то стремительно бегал на футбольном поле, выступая за штурманов, то фотографировал флотских ветеранов, классно танцевал на дискотеках, первым писал отчёты по морским практикам, рисовал стенгазеты. А потом пропал. Получил красный диплом, после выпускного сделал всего несколько промысловых рейсов где-то на Севере и исчез. Никто из их группы не знал, где Иван и что с ним происходит.
Руки – рабочие, тёмно-коричневые, отполированные солнцем, как и деревянный черенок лопаты, которым Иван задумчиво постукивал по резиновому колесу тачки.