Страница 2 из 14
«За здоровье хороших пассажиров, а!».
Впрочем, и немного помолчать на длинном пути было тоже хорошо.
Капитан Глеб Никитин возвращался в этот маленький старинный мир, расположившийся в центре большой и медленной страны, с особым чувством.
После чужих, умышленных городов, после суетливых людей и густых тропических запахов, он всегда, даже заранее, даже в предвкушении, был благодарен своему Городу за неминуемые и странно свежие волны детских воспоминаний, за возможность тихо, по-доброму, улыбаться, прогуливаясь по давно знакомым местам, нечаянно сохранившимся для него на этих узких улочках.
Он возвращался в свой Город всегда. И после того, как книжным зарёванным мальчиком непривычно надолго расстался с ним впервые, и в следующие годы, когда в двадцать неполных лет успел повидать без малого половину огромного мира, и потом, каждый раз желая неспешно остыть страшными жизненными обидами и ранами в его ласковой лиственной прохладе…
И всё-таки иллюзии не могли сохраняться так долго.
Что-то удивительное постепенно исчезало. Люди, населявшие Город ещё до Глеба, потом дышавшие тем же просторным воздухом вместе с ним и даже те, кто приезжал сюда позже, в его многочисленные и долгие отсутствия, люди совсем незнакомые, иногда юные, изредка злые и крикливые, давно уже становились странными для него.
Нередко капитан Глеб печально признавался себе, что отвык жить такой жизнью, заботиться такими мелкими делами и незначительными интересами, какие всё ещё были по-настоящему важны для его прежних друзей и знакомых. Но и отдаляясь, они всё равно оставались для него частью чистого и доброго детства, и не их вина была, по его сердечному убеждению, в том, что они совсем не замечали, как часто, грубо и грязно ругаются, как много и глупо пьют, бывают бездумно жестокими и даже злыми. Любые другие люди с такими привычками давно стали бы для Глеба попросту неинтересны, и он легко сумел бы вычеркнуть их из своей жизни, но с жителями Города именно так, окончательно, он расстаться не мог и поэтому до сих пор старался при каждом случае внимательно понимать своих старых друзей, их некоторые поступки и прощать землякам кое-что, давно уже нелюбимое им самим.
Улыбаясь иногда в хорошей тишине размышлений, Глеб Никитин соглашался со своими неожиданными выводами о том, что гораздо более загадочным и непривычным был для своих однокашников он сам, внезапно и редко появляясь в провинциальной тягучей суете. Всё меньше и меньше их заботы и желания оставались интересными и радостными для него, а его жизнь в постоянном отдалении от привычного Города была для них какой-то подозрительно другой, невозможной и даже ненужной…
Никто никого не осуждал и не стремился исправить. Зачем? В минуты встреч они без слов признавались себе и понимали, что не будет уже в их жизни таких перемен, какие случились и происходят так часто с ним, а он твёрдо знал, что никогда не вернётся сюда надолго или, тем более, навсегда. Это было совсем ненужным – для спокойствия ему хватало и прозрачных, с избирательной лукавостью только хороших воспоминаний о прежних замечательных днях.
Когда палуба его корабля вставала дыбом в океанских волнах, а он командовал с капитанского мостика хохочущими морскими людьми, глядел в их пристальные глаза и побеждал; когда случалось ему жадно пить холодную воду в аэропорту Браззавиль или с усталостью вдыхать густую пыль арахисовых причалов Луанды, именно тогда и происходили с ним те славные мгновения предчувствий скользких шляпок оранжевых подосиновиков, тихой рыбалки на Бузянке и деревянных резных окраин своего Города…
Попрощались в центре, около универмага.
Светало, после душного автомобильного нутра и под последними каплями ночного дождика на улице было прохладно, парень мялся около водителя, открывавшего багажник машины, наверно, сомневался в том, что Глеб сказал ему ещё в Москве, на вокзале.
– Дак вот, это…, денег-то у меня на сдачу всего «пятихатка», как разрулим-то?
– Не суетись, спрячь свою негустую наличность. Считай, что это внезапная гуманитарная помощь. Топай к жене и тёще, они тебя уже у дверей квартиры с блинами ждут, сейчас угощать ими будут, в особо циничной, думаю, форме.
Повеселев, молодой попутчик загудел поуверенней.
– Слышь, мужик, тебя хоть звать-то как? Я подъехал бы как-нибудь по случаю, отблагодарил, ну, там чуток посидели бы, а?
– Звать меня сегодня Гудвин. Пока ты спал, я самым чудесным образом доставил твою задницу в наш волшебный населённый пункт. Так что, при личных встречах, приятель, обращайся ко мне именно так.
– Прикольно, Гудвин! Чо, это кликуха такая? Или молдаванин?
Капитан Глеб сверкнул зубами.
– В детстве сказки на ночь нужно было читать, а не пивные этикетки. Ладно, всё, земляк, топай к жене. Удачи в личной жизни!
Четверг 19.18.
Встреча
Дверь осторожно приоткрылась.
Чёрные внимательные глазки посмотрели на Глеба снизу через цепочку, человек улыбнулся.
– Ну, наконец-то, дождались! Приветик, капитан!
Глеб стал протискиваться в коридор, одновременно пытаясь в тесноте обнять невысокого пузатенького человечка.
Тот суетился, одной рукой закрывал прочную дверь, одновременно стремился сочно целоваться, хватал вошедшего за рукава куртки и радостно при этом тараторил.
– Ну, Глебка, ты как всегда, как с неба к нам сюда свалился! Не звонил тыщу лет, ничего… Дай хоть я подпрыгну, обниму тебя, охламон ты мой дорогой! Ты в этот-то раз надолго или опять проездом? Вон, синие тапочки там, внизу, возьми, они мягкие, проходи, проходи, давай быстрей!
Гость чуть неловко и смущенно расставался со своими ботинками.
– Ладно, Виталик, успокойся, я же с тобой, рядом, вот, можешь ещё раз потрогать. Никуда в ближайшее время от тебя не исчезну. Не суетись, не устраивай в твоей малогабаритной прихожей сеансов бесплатного головокружения.
Обладатель небольшой лысинки радостно хохотнул.
– Долгонько же ты с посёлка-то к нам добирался. Как сегодня утром от мамаши-то мне позвонил, так я уж и готовиться-то начал. Весь день тут тебя, понимаешь, ждал, соскучился, грустил один-то, покушал уже немножко. Пошли, пошли, давай, на кухню!
Виталик бегал от холодильника к плите, ласково посматривая на Глеба.
– Ну, говори, говори – нынче-то надолго?
Отыскав привычно удобное положение, Глеб откинулся на вышитые подушки на угловом диванчике и сча́стливо улыбался.
– Отдохну ото всего здесь пару дней, отосплюсь у матушки… Там посмотрим.
И, не вставая, рукой притормозил хозяина на невеликом кухонном пространстве.
– Виталь, как у тебя с работой в ближайшие дни? Давай на выходные куда-нибудь за пескарями махнем, а? Ну, прошу тебя, поедем, давай, не ленись! Я подремлю хоть на травке, птичек знакомых послушаю, потом ты меня своей ухой угостишь. Правда, хороший ведь план?!
Хозяин не успел ответить, задумчиво пробуя что-то вкусное с кончика ножа.
– Послушай, а чего ты бороду-то завел на склоне лет? На Новый год вроде ни одной пушинки не было на физиономии, а стоило только мне отлучиться ненадолго, как он, видите ли, начал прихорашиваться!
Виталик остановился, засмущался.
– Моя Антонина говорит, что мне так солиднее, ну, типа, сильнее я так выгляжу, мужественнее, с бородой-то. Правда, ведь, Глеб?
Нежно и одновременно торжественно трогая обеими руками небольшую чёрную бородку Виталика, капитан Глеб захохотал.
– Да брось ты, твоя солидность уже давно через брючный ремень переваливается! И никакой растительностью доказывать никому ничего не нужно. Кстати, а где твои домашние, Антонина, дочки?
Опустившись на корточки у открытой духовки, Виталик сосредоточенно сморщился, отворачиваясь от жара.
– Дак как ты утром позвонил, я Антонине и говорю, мол, завтра пятница – попроси на пару дней отгулы, съезди к маме, девчонок отвези на выходные, пусть помогут бабушке на огороде, редиски пощиплют, всё такое. Она у меня дисциплинированная, сегодня прямо с завода забежала, сумки уже приготовила с утра, девчонки-то её ждали. Они сейчас, небось, у самовара в деревне сидят, чаёвничают.