Засланец Божий 2

— Мое приветствие всем присутствующим! — стукнул знаменем об пол блестящий рыцарь. — Могу я увидеть Наирла ав Хгатта?

Я перевел взгляд на трон. Кресло правителя было пустым. Обвел взглядом загаженное помещение. Среди проснувшихся не видно. Надо смотреть среди спящих. Осмотрелся более внимательно.

— А, так вот он! — ответил я первым из присутствующих незнакомцу, указывая пальцем на стену. — Можешь увидеть! И это, потыкай в него палочкой, не сдох ли он там часом.

— Кто ты такой, что смеешь обращаться к первому послу Кельвлинской короны без разрешения? — пафосно и с презрением процедил посланец, не поднимая забрала шлема. — Ты знаешь, что за это полагается?!

— Я Денис Веселитель! — не менее пафосно вскинув голову, ответил я. — А вот как ты, смертный, смеешь так дерзко разговаривать с одним из богов?!

— За богохульство ты приговариваешь к смерти! — Стукнул рыцарь знаменем по полу, и тряпка на вершине дернулась и превратилась в два лезвия, разойдясь полумесяцами, выгнутыми наружу.

Я на всякий случай активировал способность человека-паука. А сверкающий рыцарь с места рванул размытой блестящей тенью в мою сторону. Тело под комиксовой способностью сработало быстрее мозгов, раза три дернувшись в стороны, а я офигевающим взглядом провожал необычную секиру, проносившуюся в миллиметрах от моего многострадального личика. На третий раз я схватился за древко и резко крутанулся, пытаясь вырвать орудие из рук нападающего, но вместо этого сам чуть не намотался на топор. Рыцарь поднял свое оружие в воздух вместе со мной и тряхнул им, пытаясь сбросить меня на пол. Но я был однозначно против такого развития событий, поэтому на очередном замахе, в верхней точке, отпустил руки и упал на потолок, приклеиваясь к нему питерпаркерским умением.

— Леха! Он меня обижает! — возмущенно обратился я к своему спутнику.

— И правильно делает. — невозмутимо ответил мой верный сообщник. — Я бы тебе за такой пафос тоже по шее надавал бы.

— Но не топором же! — еще сильнее возмутился я.

— А ну слезай с потолка! — попытался сбить меня с моей позиции латник, размахивая секирой, словно мухобойкой.

— Не-а. — покачал я головой. — Ты бука и дерешься. Давай ты обратно топорик в флажок превратишь, я тебя благословлю и опущу с миром. А там и с графом своим поговоришь.

— За оскорбление местного сонма богов! За оскорбление Кельвлинского посла! За отказ сдаться, я отрублю тебе голову три раза! — рявкнул рыцарь.

Вот прям уверен. Он забрало своего шлема не поднимает, чтоб окружающие не видели его багровой от злости морды. Ставлю бутыль новой Горнбрадской настойки, что на веселянке, он там щас цвета свеклы в томатной пасте!

— Это как это, три раза? — удивленно поморгал я. — У меня тока на два раза есть! Ну, голова, ну головка… А еще что?

— Он имеет ввиду, что отрубит тебе твою пустую головешку, потом сразу, пока мозг еще жив, приложит ее к шее и прирастит ее обратно целительским заклинанием, и повторит процедуру по числу казней. — спокойно пояснил Леха. — Традиционная казнь за множественные преступления.

— Ты!!! — указал секирой на Леху посол. — Ты с ним заодно?! Тоже — «БОГ»?!

— Ты Леху давай не трогай! Он недотрога! — возмутился я на этот жест и, выстрелив паутиной в секиру, рванул ее, отводя острие в свою сторону. — И вообще, дорогая, мы не закончили наши выяснения отношений, не втягивай чужаков в семейные разборки!

Тем временем Леха на всякий случай достал из-под одежды жетон жреца и продолжил попивать местный антипохмелин.

— Да как ты смеешь!!! — задыхаясь от гнева, рявкнул латник, обеими руками дергая оружие на себя, пытаясь вырвать его из паутинного плена.

— Ты глянь сначала, на кого руку поднял. — взглядом указал я ему на ерпарха.

— Ну и на кого же… — начал было отвечать посол, но тут же подавился словами и выпустил из рук оружие.

Ставлю еще одну бутылку веселящего зелья, что он там в своем шлеме из свекольного резко перекрасился в светло-белый. Ибо секиру свою он отпустил столь резко и неожиданно, что я даже не успел ослабить натяжения паутины, которой я продолжал перетягивать этот чудо-топор на себя. И оружие столь же резко полетело навстречу потолку, со звоном вонзившись в потолок аккурат сантиметрах в пяти от моей больной головы. Звучно сглотнув слюну, я одной рукой вытер резко проступившую холодную испарину, а другой аккуратно вытащил жреческий жетон из-под одежды.

— Лееех! — позвал я своего походного гугла. — А чем карается вооруженное нападение на ерпархов на территории… Ну, где вот этот кельвлинский король правит?

— Независимо от местоположения, нападение на высших жрецов карается смертью на месте. — не отвлекаясь от процесса самоопохмеливания, ответил ходячий справочник. — За удачную попытку — вечные муки в царстве смерти у того бога, которому принадлежал ерпарх. Опережая следующий вопрос, за вооруженное нападение на ХЕРПАРХА — вечные муки, или, по желанию пострадавшего истинного жреца, душа нападавшего в полное пользование на неопределенный срок.

Тем временем лыцарь-посол перевел на меня взгляд и, глухо охнув при взгляде на мой жреческий жетон, глухо булькнул и упал на пол. Судя по нелепой позе и растекающейся из-под доспешных пластин в области паха желтоватой лужи, мужик решил сходить в обморок.

— Ну, молодец, что уже научился предугадывать мои вопросы. Буду стараться быть более непредсказуемым. — ответил я своему всезнающему спутнику, от чего он вздрогнул и даже перестал швыркать кипяточком, с подозрительным прищуром уставившись на меня. — И не надо так на меня зыркать, тем более что угадал не весь спектр моего уголовного любопытства.

— И что еще тебя интересует? — склонил Леха голову.

— А за нападение на младших богов положена какая-нибудь порка?

— А тебе мало? — усмехнулся жрец. — Ну, за нападение, как таковое, ничего нет. Тут у Мардукора была логика, как у бога воинов. Не сумел сам постоять за себя — значит, и убили тебя за дело. А вот богохульство карается смертной казнью, но тут есть промашка. Он тебя не оскорблял даже как личность, не то что как божественную сущность.

И продолжил швыркать своим чайком. А я же почесал затылок и, как таракан, пополз по потолку в сторону дрыхнувшего на стене молодого графа. Подобравшись по стенке до позиции, где дрыхло это недоразумение, я разглядел, каким же таким макаром он умудрился уснуть на вертикальной поверхности. Он, оказывается, был приклеен к стене чем-то белым. Буду надеяться, что это моя паутина. Очень буду на это надеяться, тем более, что и рот у него был так же залит этой белой субстанцией! Наверное, храпел. Я попробовал повспоминать и смутно разобрал этот момент в своей памяти. Ага. Храпел. И попинывания по заднице и почкам результата не приносили. Храп прекращался исключительно в вертикальном положении. Поэтому я психанул и прилепил его паутиной на стену, залепив тому рот, потому что он сквозь сон возражал и ругался. Я растворил всю эту шелковую хренотень с помощью творящей ульты, и граф мешком рухнул на пол.

— А? Что? Кого? Куда? — завертел головой по сторонам щегол, хватаясь за голову. — Ох, блохи хвостатые! Почему замок вертится?

— Потому что пить надо уметь! — поднял я палец вверх, но ввиду того, что я сидел на стене, получилось, что понял я его вдоль пола. — В первый раз в морковку, да?

— Ага. — виновато потупил взгляд в пол графеныш.

— Ну кто ж в высшую лигу без подготовки то лезет? — с укоризной сказал я ему. — Ну, ничего! Я тебя научу! И в морковку, и в стельку, и даже в драбадан будешь нырять, как хуй в пизду по вазелину!

На этих словах Наирл опять позвал Эдуарда.

— Ну, придется хорошенечко над этим, конечно, поработать… — Задумчиво потер я подбородок. — А! Я ж тебя зачем разбудил! Тут к тебе посол с утра засол. Тьфу, пошол с утра зашел. Да что такое то! Короче, вон, та вот блестящая вонючая куча к тебе. Принимай гостей. И опохмелись что-ли, пока он там в отключке.

И пока Леха похмелял нашего графа, я подошел к этому блестящему задире и посмотрел, как открывается лицо на его шлеме. Узорчатое забрало словно было единым целым со всем остальным шлемом, и лишь по едва заметным линиям можно было предположить, что шлем все-же открывался, а не снимался целиком. В целом, шлем по форме был как у мандалорца, ну, у того, который с маленьким Йодой бегал, только отличия у головного убора были в том, что глазная щель была пустой, безо всякого стекла и пластика, а вертикальной полоски не было. Вместо этого была едва заметная, тонюууууууусенькая линия от самой глазной прорези до подбородочного края. И примерно по тому месту, где у нормального человека начинаются уши, шла круговая линия по всему шлему. И от края глазной щели к вискам такая же едва заметная линия. Получалось три сегмента, лобный, и два боковых, по сторонам щек.