Злоба

— Почему?

— Моя семья мертва, — голос прозвучал совсем глухо, — Племя отдало меня, потому что я им не нужен. Некуда возвращаться. Я как Карл.

— Тогда тебе нужна другая цель, — ответил я, чувствуя, как задрожал голос.

— Например? — парень вроде интересовался, но скорее вопреки апатии, чем благодаря тому внутреннему огню, что должен толкать его жить.

— Не знаю. Выбраться отсюда. Заработать денег. Устроиться на нормальную работу. Жить лучше, в конце концов.

— У меня не получится, — обреченно прошептал он.

— Почему? — повернулся я к нему и уставился на эту опущенную макушку. В полумраке он выглядел, как бледная тень от человека.

Что это за мир такой, что за место и что за город, если здесь люди теряют себя?

— Ну... — не нашелся он с ответом.

— Поэтому ты и в апатии, — неожиданно из меня вырвалось раздражение, — Жалеешь себя, не ищешь свой смысл. Некуда возвращаться, так придумай себе другую цель. Каждый день тяжел? Так радуйся этой тяжести, потому что она закаляет тебя.

Слова прозвучали, как пощечина. Майки дернулся, сжался ещё больше. Но потом распрямился, посмотрел прямо, куда-то вдаль... А я испугался, что обошелся с ним слишком резко. Да и правильны ли мои слова? И кому я говорил, ему или себе?

Если некуда возвращаться, если у тебя нет дома, так создай это место. Найди его в мире. Если нет причин жить, то создай их. Найди свой смысл.

Какой смысл у меня?

Выжить, продержаться, стать сильнее, устроиться в мире, а там посмотрим. Смыслы простые, но это лучше, чем ничего. Глобальные планы у меня тоже найдутся. Я обязан продолжить род и передать наследие родителей. Быть может именно в этом была цель матери? Придумать систему, что поможет развиваться магам? Над эти тоже стоит подумать.

Дальше разговор не задался. Я посидел ещё немного. Майки не шевелился. Через полчаса или час, я встал и ушел, отправился спать. Завтра будет ещё один тяжелый день, который надо пережить.

***

Благодаря Рику я научился падать. Главное заранее увидеть, что он хочет сделать, приготовиться и... Сгруппироваться и минимизировать последствия.

Но сейчас полетел не я. Рик насколько разошелся от того, что я продолжал смотреть на него с вызовом, что толкнул... Майки. Мы находились в шахтах, опять таскали бесконечную руду, для неизвестно каких целей. Видимо что-то случилось, потому что с нами здесь было несколько групп и ещё рабов злости нагнали. Рик прихватил с собой десяток друзей, чтобы заняться нашим отрядом.

Стоит ли говорить, что больше всего «внимания» получал именно я? Мне нельзя уйти и ответить им. Им нельзя убить или покалечить меня. Точнее можно, но за это будет штраф. Вот такая своеобразная игра, где я должен молчать, а они могут кричать на меня, оскорблять, толкать и бить. Главное — не покалечить и не шибко мешать рабочим процесса. А то один шахтер уже накричал на рабов злости, когда заметил, что те больше мешают, чем помогают.

После этого, стоило мужику уйти, Майки и попал под раздачу. Я возвращался с пустыми ведрами, когда это произошло. Парня только что нагрузили, Рик шагнул ему навстречу и... Майки бы легко увернулся, если бы не два тяжелых ведра, духота и усталость. Мы тут несколько часов, под постоянным физическим и психологическим давлением. Парень не успел среагировать и Рик, шагнув навстречу, врезался в него плечом.

Майки полетел назад, не отпустив ведра. Это и стало ошибкой. Упал на камни, он сам себя этими ведрами и приложил, закричав от боли.

Сразу стало понятно, что без последствий не обошлось. Не кричат так люди, просто упав. Я бросил ведра и подбежал к парню. Тот плакал и баюкал руку.

— Что с тобой?

— Кисть! Болит! — стонал он, захлебываясь слезами и болью.

— Что тут происходит? — подбежал старший.

— Рик толкнул его, — бросил я злой взгляд на ублюдка.

И опять эта связка. Проблеск страха, вины и... Злоба поглощает это, разжигает в нем агрессию.

— Ну уж нет! — заорал Рик, — Этот недоумок сам напоролся на меня! Надо смотреть, куда идешь, урод!

Группа собралась вокруг. Нас двадцать человек, а их десяток. Рабы злости не работают. Они — надсмотрщики. Но набросься мы сейчас все вместе на Рика — ему мало не покажется. Да хотя бы возмутиться, обвинить его и тогда эту сволочь оштрафуют! Но нет... Вижу по лицам, что ничего не будет.

Мнется старший, поглядывая то на меня, то на Рика. Мнутся остальные, молча наблюдая и фоня липким страхом. Рик это видит и усмехается всё больше. С каждой секундой отряд теряет капли веры в себя, а этот урод наоборот, чувствует превосходство.

— Ты сам напал на него! — поднимаюсь и указываю пальцем на Рика, — Все мы свидетели! Ты толкнул его, когда он работал!

— Заткнись! — Рик отреагировал мгновенно, ударив меня в челюсть.

Я падаю прямо на старшего и Майки. Тот кричит ещё больше: я задел его руку. Тихо ругается Арчи. Когда он пытается подняться, то шепчет мне зло, чтобы я заткнулся и не высовывался.

— Что тут происходит? — в шахте гулом разносится ещё более злой голос. — Рик, какого хера работы прекратились? Наведи порядок, пока я вас не оштрафовал! Сукины дети, чтоб вас!

После этих слов Рик начинает орать на всех, пинками заставляя работать. Арчи... Он помогает ему. Не бьет, но тоже покрикивает, заставляет людей отмереть и продолжить трудиться.

— И ты тоже работай! Тебе ещё надо за Майки отработать, если хочешь, чтобы ему досталась еда! — шипит мне старший.

В его голосе столько ненависти, что я замираю, как громом пораженный. Почему так? Что за несправедливость! Ловлю взгляд Рика. Он торжествует. Сделал гадость и оказался безнаказанным.

Старший уводит Майки. Я знаю, что ему помогут, зафиксируют руку, выдадут мазь и бинты... И повесят долг на парня, за который придется расплачиваться.

Никогда ещё я не чувствовал себя так погано. Во мне рождается гнев. Это несправедливо! Почему одни уроды не работают, издеваясь над другими?! Почему у них прав больше, чем у нас?! Почему все молчат, когда надо бороться за свои права?!

Я знаю ответы на вопросы. Не хочу их признавать, но знаю. Люди боятся. Они давно перестали верить, что их ждет что-то хорошее. Они просто хотят, чтобы ещё один бессмысленный день их жизни закончился. Большего они ничего не желают. Им не нужны конфликты, поэтому они застряли среди рабов страха. Страх и апатия — вот их удел. Ни капли самоуважения, ни капли веры в себя, ни капли веры в светлое будущее. Даже старший... Он не уставший... Он так плохо выглядит, потому что давно сдался, но продолжает тянуть лямку.

По щекам текут слезы. Я чувствую вину за то, что пострадал Майки. Я чувствую гнев за несправедливость. Я чувствую обиду за то, что мир так обходится с нами. И я чувствую жгучую ненависть в сторону Рика, искренне желая, чтобы он умер.

Прячу лицо, тайно вытираю слезы, заставляю прекратить себя плакать. Враг не должен видеть моей слабости.

Если остальные сдались, то я — нет.

***

На следующий день выпадает относительно легкая работа. Мы весь день драим очередной склад, выносим хлам. Майки остался в жилом блоке, его рука опухла и он не способен работать. Старший выдает ему один паёк, но второй не даст.. Бонусы мы сегодня тоже не получили, как бы я не выкладывался. Сама работа не предполагала, что можно переработать.

Свой второй паёк отдаю Майки. Тот отказывается, я настаиваю, в итоге разделяем поровну. Чувство голода мучает меня, но я затыкаю его и иду спать. Раз уж силы остались, надо заняться практикой.

Через три дня старший не выдерживает, вытаскивает меня на разговор. Смотрю на него одним глазом, второй заплыл. Моё тело покрывают синяки и ссадины. Сегодня Рик поймал и развлекся по-полной, не забыв позвать друзей. Я чувствовал, что если до этого они действовали неохотно, не особо желая играть в его игры, то сегодня вошли во вкус. Их точно так же бесит моё сопротивление.

— Зачем ты это делаешь? — старший настолько раздражен, что прижал меня к стене.