Страница 53 из 99
Яна сердито мотнула головой и сосредоточилась на меню. К счастью, зал полностью переделали: приглушенный свет, удобные диванчики, темная поверхность стола, в котором плавало отражение низкой лампы в красном абажуре. Здесь было почти пусто: для обеда поздно, для ужина рано. Лишь в дальней кабинке, яростно перешептываясь, ковыряли одно на двоих пирожное две девочки, как нарочно подобранные: черненькая, коротко стриженая, чуть кудрявая, и беленькая, с волосами прямыми, как солома. Смотреть на них, таких одиноких, забившихся в сумрачный угол, было тревожно. Яна нервно перевернула ламинированный лист меню. Мороженое здесь больше не продавали. Зато кормили пиццей и наливали кофе, и первую чашку эспрессо только что принесли.
— Спасибо, — сказала Яна с такой сердечностью, что официантка посмотрела на нее с подозрением.
— Что-нибудь выбрали? — сухо спросила она. Филька вынырнул из-за своего листа, бросил на Яну панический взгляд.
— Нам среднюю пиццу, вот эту, — она наугад ткнула пальцем в строчку меню. Филька торопливо закивал.
— Пить что будете? Пиво?
По лицу Фильки скользнула тень ужаса; он энергично замотал головой. Потом, вдруг решившись, спросил:
— А знаете, тут такой коктейль делали, назывался «Березка»… ну, в газировку, в «Буратино», клали мороженое, и еще посыпали шоколадкой… — официантка сморщилась, и он смущенно затих. Яна, сдерживая смех, опустила голову.
— Латте, — сказала она. — Он будет латте с карамельным сиропом.
— Я, знаешь ли, не привык по ресторанам ходить, — буркнул Филька, когда официантка отошла. — Да и с кем бы…
Яна молча (что ты с ним сделала тварь) кивнула. Отхлебнула кофе, прикрыла глаза, чувствуя, как ароматная горечь проникает прямо в мозг.
— Знаешь, я много куда ездила, — задумчиво проговорила она. — Это просто: найти билет, вбить имя, номер карты, дел-то. Но мне никогда не приходило в голову, что в поле «куда» можно набрать… Не приходило в голову, что я могу просто взять и приехать сюда. Просто купить билет на самолет. Это всегда делал папа. Он…
Она замолчала, глядя, как официантка выгружает на стол доску с пиццей, тарелки, Филькин кофе. Неуютно шевельнулась какая-то мысль, очень важная мысль, связанная с отцом и почему-то с Филькиной мамой, — мелькнула и исчезла, затаилась в хаосе, царившем в голове. Яна цапнула треугольник пиццы, откусила, не чувствуя вкуса. Капнула кетчупом, чудом успев попасть на тарелку.
— С самолета толком не ела, — проговорила она с полным ртом. — Вчера вечером прилетела, а кажется, год прошел, и ничего не сделано. Так что, звоним Ольге? — она обтерла руки об салфетку и выудила из кармана мобильник. — Я так понимаю, лучше с моего…
Филька ее не слушал. Филька смотрел на белую пластиковую трубочку, торчащую из стакана. На его лбу каплями выступил пот.
— Через нее надо пить? — слабым голосом спросил он.
— Просто вынь ее, — проговорила Яна.
Филька, подергивая щекой, двумя пальцами вытащил трубочку и отбросил на стол, как мерзкое насекомое. Осторожно пригубил.
— Значит, звоним…
— Угу. Слушай, вкусная штука! Ты чего? — он поставил стакан, заметив, что Яна выжидательно смотрит на него с телефоном в руках.
— Номер диктуй!
Полное недоумение в ответ. Яна медленно отложила телефон.
— Передумала? — обрадовался Филька. — Я вот тоже считаю: надо по-другому…
— Нет, — Яна решительно отодвинула тарелку. Одним глотком допила кофе. — Хватит тянуть. Раз мы не можем связаться с Ольгой… потому что для этого номер надо знать, балда! Значит, мы просто пойдем в полицию. Вдвоем. Прямо сейчас. И расскажем все, что знаем. Мы еще тогда должны были так сделать, а не морочить головы…
…Наутро морось превращается в полноценный дождь, который очередями грохочет по окну, пока Яна моет посуду после завтрака. Папа с теть Светой ушли на работу, не сказав ни слова, и облегчение в ее душе борется с беспокойством. Весь завтрак над столом висела черная вулканическая туча, пронизанная молниями. Может, все обойдется, а может, скоро полетят раскаленные камни. До вечера не узнать.
Протерев стол от крошек, Яна критически осматривает кухню — вроде бы все в порядке — и, двигаясь медленно и неловко, как в кукольном мультике, идет одеваться. Ольга с Филькой, наверное, уже ждут. В голове пусто и звонко, как кастрюльке. Во рту до сих пор держится привкус крови, хотя Яна чистила зубы, пока теть Света не выгнала ее из ванной.
Сапог изнутри отвратительно мокрый и такой холодный, что Яна, тихо взвизгнув, выдергивает ногу. Потеряв равновесие, она задевает бедром оружейный сейф, и синяк, оставленный ногой Егорова, взрывается болью. Яна в ярости хлещет ладонью по металлу и, снова взвизгнув, зажимает кисть между коленями. Боль взрывается короткими вспышками света, начисто выжигая утреннюю муть. Сейф. Ружье. Он расскажет… Решение приходит мгновенно, и от изумления Яна перестает замечать и ушибы, и хлюпающую в сапоге болотную воду.
До Ольги она добирается бегом, не обращая внимания ни на раскисшую глину, норовящую сорвать с ног сапоги, ни на хлещущий в лицо мокрый ветер, оставляющий на губах привкус морской капусты. Она слишком сосредоточена на том, как лучше провернуть задуманное. Идея появилась в голове уже готовой, целой и крепкой, как свежее яблоко, но, чтобы рассказать о ней, Яне нужно словами продумать отдельные шаги.
Нечесаные с утра волосы Ольги свисают на глаза; она кутается в цветастый халат до пят — наверное, мамин, — и кажется ужасно взрослой.
— Придумала что-нибудь? — спрашивает она, впуская Яну.
— Да! — выдыхает Яна, снимая мокрую куртку, и одновременно сдирает сапоги, упираясь носком в пятку. На вешалке из волглой мешанины старых курток, пальто в крапинку, каких-то ватников торчит посеревший рукав белого халата. Он похож на мертвую руку, и Яне не хочется к нему приближаться. «Капает», — бормочет она и пристраивает куртку на дверную ручку. Идет на кухню, шлепая сползшими мокрыми носками и оставляя на крашеных досках влажные следы. Филька уже там: залез коленками на табуретку, зажатую между столом и холодильником, и жамкает сплетенную из капельниц красно-желтую рыбку.
— Ты ей так хвост оторвешь, — недовольно говорит Ольга, и Филька быстрым движением откладывает рыбку в сторону.
— Янка, скажи ей, — говорит он. — Я говорю, надо все рассказать взрослым. Надо пойти милиции сказать, вот и все. Чего она на меня обзывается?
— Потому что ты дурак, — огрызается Ольга и, дернув кончиком носа, поворачивается к Яне. — Смотри, Ян: нас оттуда просто выгонят, правильно я говорю? Скажут, чтоб не мешались. А если даже дадут сказать — не поверят, скажут, мы все выдумали.
— А вдруг поверят? — упрямо спрашивает Филька. — Попробовать-то можно! А если не получится — придумаем еще что-нибудь.
— А если получится? — тихо спрашивает Яна. Филька моргает, порывается что-то сказать, и Ольга припечатывает:
— Вот да! А если поверят и спросят, откуда мы знаем?
— Ой, — Филька косится на оцепеневшую Яну и краснеет. — Я как-то не подумал… Но мы же не можем просто ничего не делать? — с тихим отчаянием спрашивает он. — А если его не поймают?
— Говорю тебе, поймают! — взрывается Ольга. — Думаешь, самый умный?
— Сама ты…
Яна почти не слушает. Она пытается вспомнить, откуда они знают, что это он, и не может. Не получается. Ольга с Филькой ругаются, пока Яна погружается все глубже в серую муть неуверенности. Радость озарения растаяла без следа.
— И вообще, пусть Янка скажет, что придумала, — говорит Ольга. — Ян? Ты же сказала, что придумала!
Яна пожимает плечами.
— Мы можем не ходить в милицию, а ему сказать, что пойдем. Что все расскажем, если он не перестанет, — говорит она без всякой убежденности, уже не зная, хочется ли ей, чтобы они согласились. — Только, конечно, надо, чтобы он не узнал, что это мы.
В глазах Ольги загораются огоньки лихого азарта. Филька же мрачнеет.