Страница 15 из 30
Так много еще предстоит сделать, так много еще предстоит изменить, еще больше восстановить, но ведь начало уже положено, не так ли? Так почему у меня нет уверенности в том, что я делаю?
Я сжал руку в кулак, и очередной дворец рассыпался на кусочки у меня под ногами, остались лишь колонны, и я перевел взгляд на них. С безжизненного куска льда на меня как всегда грозно взирал предыдущий Повелитель. Хмурый, строгий, с тонкой линией плотно сжатых губ и вечным недовольством в глазах. Таким я его запомнил.
Владимир Гротери — великий и ужасный…
Я смотрел на высеченные в камне черты лица и не испытывал ни трепета перед его величием, ни страха, ни тем более ужаса. Я улыбался. Устало и зло, стараясь не чувствовать боли в позвоночнике.
Ничего у тебя не вышло, старый кретин. Ничего не получилось. Каково тебе теперь оживать по моей прихоти в стихии, пребывать в забвении и смотреть на то, что я создал, на землю, которую поднял из праха, и на мою улыбку? Не ожидал, не предусмотрел, не разглядел. Обидно должно быть?
Я улыбнулся шире, сквозь боль в позвоночнике, которая лишь усиливалась с каждым вдохом, голова была тяжелой, а мысли мутными, такими же, как вода в Крипе ранней весной. Мне снова не спалось, бессонница в последнее время стала почти постоянной спутницей, и я пришел сюда в надежде расслабиться, а в итоге лишь снова, по старой привычке, загнал себя. Была у меня такая особенность — заталкивать в себя в угол и ковыряться в старых ранах, слава Зиме, что не часто.
Я склонил голову на бок и легко пошевелили пальцами, лицо и фигура Владимира сначала пошли трещинами, а потом так же, как и замок, превратились в кусочки льда.
Совсем скоро он растает на солнце.
Я нехотя поднялся с еще холодного камня и направился на выход — если уж не сплю, то хоть займусь чем-нибудь полезным. Например, отвечу на ворох вестников, скопившихся у меня в кабинете, поговорю с Лероем, загляну к Софи. Я все-таки надеялся, что они смогут найти общий язык.
Я нетерпеливо тряхнул рукой, сбрасывая с плаща и рук остатки снежинок, и направился на выход вдоль лабиринта. Я знал его как свои пять пальцев, нередко прятался здесь в детстве, сбегая от надоевших нянек, не менее надоевших учителей и советников, падал в самом центре на нагретую солнцем траву и устраивал настоящий снегопад, так, чтобы все вокруг было в сугробах.
С тех пор мало что изменилось, я все еще иногда устраиваю настоящие снежные бураны, метели посреди лета, укрываю льдом реки и снежные пики.
Трава стелилась под ногами мягким покрывалом, взошедшее солнце слепило глаза, даже стало по-настоящему жарко, и я снял с себя камзол, закатал рукава рубашки, распахнул ворот. Шум крыльев где-то надо мной заставил поднять голову. Там в прозрачной синеве утреннего летнего неба выделывался Крыс. Иногда мне казалось, что эта птица может летать вечность.
Фарун, видимо, приметил меня еще у фонтана, поэтому сейчас летал достаточно низко, показывая шикарные крылья и золотисто-персиковое оперение.
Полезный подарок от охотницы, вот только не жрал бы еще столько.
Когда я, наконец, вышел из лабиринта пернатый прохвост, издав тонкий, визгливый писк, спикировал прямо над головой и снова взмыл в небо. Когда-то именно за этот писк он и получил от меня такое абсолютно не птичье имя. Скорее всего, любил он его не очень, но пока не жаловался.
— Балбес! — пробормотал я, стараясь незамеченным пересечь двор. Хотя особо стараться не пришлось, после бала все еще спали, даже слуги только-только начали шевелиться.
Кабинет встретил меня привычной кучей бумаг и каким-то невероятным количеством вестников: горгульи, люди, эльфы, феи, гномы, темные эльфы, дриады и даже оборотни, в частности рыси. Ладно, что-то подобного я ждал, конечно, но не так быстро.
Заключенный с Теневыми договор почти пол Мирота поставил на уши, остальная половина затаилась в ожидании, но чувствую, и это не надолго.
Вестники отняли у меня оборота четыре, я вчитывался в строчки, лишний раз убеждаясь, что паранойя обязательный атрибут любого уважающего себя правителя и диктовал дотошные, скучные, одинаковые ответы.
Вообще, обычно, я бессовестно спихивал эту работу на своих секретарей или Софи, но Заклинательница еще спала, я проверял, а секретари… им в это утро на глаза мне попадаться тоже не хотелось. Вообще Софи взяла на себя почти половину моих обязанностей и, что странно, никогда не делала ошибок, она была безукоризненна и идеальна, осторожна, почти до зубного скрежета в высказываниях, шагах, поведении.
Старалась, по крайней мере. Особенно эта ее ненормальная осторожность проявлялась в толпе.
Я отправил вестника Эллеру — королю долинных эльфов — и взялся сочинять новый, когда в дверь кабинета вошла Заклинательница.
— Ты уже встала? Я думал, ты будешь сегодня весь день отсыпаться, — не отрывая головы от послания, сказал я.
— Уже полдень Алекс, я и так провалялась в кровати больше, чем стоило, — судя по шелесту юбок, она села напротив, но вместо того, чтобы как обычно зарыться с головой в бумаги, хранила молчание.
— Ты хочешь поговорить, — тяжело вздохнул я, так все еще возясь с вестником.
— Почти, — раздалось ехидное в ответ. — Посмотри на меня, пожалуйста.
— Что? — отпустил я, так и незаконченное плетение. Я не любил заниматься бумагами, но если уж принимался за это занятие, то отвлекаться не любил еще больше. Софи выглядела как обычно: то же платье, те же перчатки, волосы убранные в пучок и тот же серьезный взгляд, только глаза казались странно глубокими, затягивающими, и кожа на лице будто светилась. — У тебя новое платье, прическа, туфли?
— Алекс, не путай меня и своих любовниц, — цыкнуа она. — Не так посмотри, — я послушно позвал стихию.
— Твою-то мать, — протянул я, разглядывая ведьму.
Она переливалась и светилась, потоки закручивались, бурлили, жили, я смотрел и не верил тому, что видел. Такой огромный, невероятный скачок, но…
— А теперь, когда ты налюбовался, — хлопнула ведьма в ладоши перед моим лицом, заставляя моргнуть, — скажи, что ты об этом думаешь.
— Я ничего не думаю, я не могу понять. Давно это?
— Понятия не имею, заметила только вчера, когда ты сказал, что я ледяная.
— Как ты себя чувствуешь?
— Плохо, мне жарко, мне не хватает энергии, а ведь общалась только с Лероем, твоим секретарем и стражниками, — отодвинув бумаги в сторону, протянул руку ладонью вверх.
Сначала сила, все остальное потом. Софи вцепилась в запястье тут же, не раздумывая и не колеблясь, я откинулся на спинку кресла, прикрыл глаза, пока она брала то, что ей нужно и продолжал рассматривать магию, циркулирующую в Заклинательнице. Ровные и сильные нити, а не те жалкие обрывки, что были еще два дня назад.
Стихия легко струилась между нами, висела в воздухе над ладонями изморозью, звенела и сверкала снежинками вокруг. Уверен, на оконном стекле за моей спиной распустился инеевый узор. Ведьма в этот раз брала гораздо больше, чем обычно, да и отдавала тоже, а вот руки у нее действительно были ненормально горячими, почти обжигающими. А виделась Софи сегодня только со стражники, Лероем и секретарем. Это при том, что на горгулье браслет? Хреново. Как бы не пришлось снова отправлять ее в горы коротать лето. Да и дроу во дворце…
— В общем, как-то так, — проговорила Софи, выпуская мое запястье. В этот раз на привычный обмен у нас ушло больше половины оборота. — И мне хотелось бы знать, что ты намерен с этим делать.
— А почему я, должен с этим что-то делать? — усмешка скользнула на губы.
— Потому что все что могла, я уже сделала: взяла кое-какие книги из твоей библиотеки, но ничего не нашла, — без зазрения совести отбила ведьма.
— А…? — начал было, но меня перебили.
— А в раскладе, мне выпало это, — Заклинательница бросила на середину стола карту бродячего менестреля. — Перемены.
— И все?
— И все, — пожала девушка плечами, я молчал, обдумывая ситуацию, Софи хмурилась. — Скажи уже хоть что-нибудь, — не выдержала она спустя несколько лучей.