Страница 14 из 79
Свою любовь я осознала лишь тогда, когда в нашем доме однажды внезапно появились родители лорда Гиерно. Мне тогда было двенадцать. И дело было вовсе не в них, а в парочке леди, которых старый герцог и его супруга, притащили с собой. Эти манерные дамочки то и дело стреляли кокетливыми взглядами в моего лорда, смотрели так, словно он лакомство какое-то, постоянно норовя повиснуть на его локтях, как перезрелые груши, ещё и свои убогие декольте пытались демонстрировать. Фу-у, как они меня выбесили, в общем. Я, впрочем, тоже на гостий хорошего впечатления не произвела. С родителями Севастьена мы уже были знакомы, они не то чтобы одобряли его решение об опекунстве, скорее не считали нужным вмешиваться со своим мнением по столь незначительному вопросу. А вот эти девицы мной очень даже заинтересовались. И в глаза лорду улыбались, какой он благородный, какое у него доброе сердце, что он бродяжку приютил, и мне пели, как бедной девочке повезло, а между собой шушукались и поглядывали на меня с плохо скрытым пренебрежением и даже брезгливостью. Надо ли говорить, что желание сбить спесь с надменных куриц, росло во мне с каждой секундой. Только, я же умная. А герцог мне не раз говорил, что умный человек на глупостях не палится. Так что, сидела я, скалилась в доброжелательной улыбке, а сама искала, чем бы им насолить. Идея возникла спонтанно во время обеда, когда та, что поблондинестей, Росана, кажется, словно невзначай приподняла грудь, подавшись к Севастьену с очередным бессмысленным вопросом. Оп-па. А что это за любопытное заклинание, искусно спрятанное в кружеве лифа? Я настолько увлеклась рассматриванием этого самого лифа, что мой интерес заметил сам герцог. Мужчина с недоумением вскинул брови, заставив меня срочно отводить глаза. Но я уже уцепилась своим даром за тонкие, ажурные ниточки, ведь умение воздействовать на чужую магию, без тактильного контакта, это было чуть ли не самое первое, чему начал меня учить Севастьен.
Как же все удивились, когда бюст девицы начал прямо тут за столом жить своей собственной жизнью. Сначала грудь у неё стала вздыматься и расти, потом колыхаться и подпрыгивать, и в конце концов сдулась под ошарашенными взглядами присутствующих приняв свой естественный вид. Леди пискнула, попыталась прикрыть руками своё богатство и как-то так неловко тряхнула головой, что причёска у неё совсем развалилась, и в тарелку с супом упала огромная часть этой самой причёски, забрызгав и саму леди и сидящую рядом с ней подругу, или соперницу, тут уж как посмотреть. Та, конечно же вскочила с возмущённым визгом и принялась вытирать лицо. И вот тут-то оказалось, что её пушистые и длинные, как опахала, ресницы совершенно не настоящие, ещё и губы, внезапно меньше стали. Хм, а ей так даже лучше.
Честно говоря, я сама не ожидала, что мои действия приведут к таким феерическим последствиям, поэтому совершенно искренне удивлялась вместе со всеми. Родители герцога от возмущения даже дар речи потеряли, но слава Праматери, о моей причастности они, кажется, даже не заподозрили, как и ку… в смысле девицы, да и не до меня им было. Опозорились они знатно, ещё и перед потенциальным женихом и его семьёй. Чувствовала, ли я себя виноватой? Ни капельки. Если бы не вели себя, как обитательницы Алого Квартала, да не смотрели на меня, как на мусор, я бы их и пальцем не тронула. А так мой Севастьен слишком хорош для них. Не отдам. Чем больше я об этом думала, тем больше злилась. Вот ещё. Будут тут всякие жеманные красотки ему свои липовые прелести показывать. Он мой. Мой. Я его люблю. И буду любить, как никто не сможет. Всегда. Тогда это осознание стало для меня целым откровением. Я была настолько ошарашена им, что даже не заметила, как собрались и уехали несчастные леди, а потом и герцог с герцогиней укатили в свой столичный дом.
Очнулась, когда объект моих дум позвал меня в гостиную поговорить. И вот тут я занервничала. Севастьен редко меня наказывал, и наказания его, если уж случались, всегда состояли из того, что я жутко не любила делать. Например, за лягушек в постели зарвавшейся горничной, он заставил меня вышивать гладью целых два дня. А за то, что подлила единственному злобному учителю в школе, который любил лупить нерадивых учеников линейкой по пальцам, слабительное зелье в его любимый виски, спрятанный в ящике рабочего стола, мне на неделю запретили появляться на кухне и заставили вызубрить весь учебник по придворному этикету. Учителя, кстати, потом уволили, потому что прежде чем наказывать, мой опекун устроил мне целый допрос, зачем да почему я это сделала, а потом устроил проверку уже школе.
И вот я снова отличилась, и хоть никто больше не понял, что причиной прыгающего бюста была одна маленькая незаметная я, Севастьена мне было не провести. Уж он то всегда каким-то безошибочным образом знал, если его подопечная умудрялась нашкодничать.
— Заходи, Скар, садись, — кивнул он на диванчик у камина, а сам уселся напротив в кресло.
Я, конечно же, послушно заняла указанное место, пытаясь просчитать, насколько серьёзным можно считать мой проступок. То, что меня не выдали и не заставили извиняться перед мерзкими ку… леди, в общем, можно считать хорошим знаком?
— Итак, Зайчишка. Наш традиционный вопрос, — вздохнул он, — почему ты это сделала?
— Они смотрели на тебя, как на кусок торта. А на меня, как на мусор, — абсолютно честно ответила я.
Губы мужчины дрогнули, но я не успела понять в улыбке ли, или в нервном тике. Севастьен особо нервным никогда не был, так что…
— Тебя больше задело первое, или второе? Или второе в сравнении с первым?
Никогда мой опекун не разговаривал со мной, как с глупым ребёнком, и такие каверзные вопросы задавать очень даже любил, заставляя думать и понимать.
— Первое. Они тебе не подходят, — выпалила я, привыкшая быть с ним честной.
Мужчина удивлённо вскинул брови. Потом всё-таки улыбнулся.
— Ты права, не подходят. Сам бы я ни одну из них не выбрал. Но твой метод это продемонстрировать был излишне… радикален и… впечатляющ. И я надеюсь, что когда в этом доме появится та, что будет моим личным выбором, ты ничего подобного делать не будешь. Да, Скарлетт?
И вот тогда ко мне пришло ещё одно озарение, уже второе за тот день. Мужчина, которого я всем своим детским сердцем беззаветно любила, меня, как свою будущую пару не воспринимал совершенно. Больше того, он планировал привести в этот дом невесту. Другую. Не меня. Не знаю, как я тогда сдержалась и не выплеснула на него всю боль и обиду, что вспыхнули в моей влюблённой душе. Как так? Я же люблю тебя, а ты!!!
Меня спасло моё собственное отражение. Я сначала лишь мельком зацепилась за него взглядом, а потом уставилась на саму себя. На обиженного насупленного ребёнка, несуразную мелкую девчушку. А потом посмотрела на него. Молодой мужчина. Такой красивый, сильный, уверенный в себе. Самый завидный жених королевства, как говорит Ниота. Конечно, он не видит во мне свою невесту. Но это пока что. Я вырасту, и всё изменится. Главное, чтобы его до этого никто не присвоил.
С тех пор прошло уже почти три года. И да я выросла. А Севастьен никого в дом не приводил. Немаловажную роль в этом сыграла война. С юными леди он не общался, мотаясь между домом и приграничными городами, где происходили сражения. А я всегда ждала его, училась, как проклятая, пытаясь стать, как можно лучше и достойней, и с затаённой радостью наблюдала за переменами, что происходили во мне. Ещё немножко, ещё совсем чуть-чуть и мой лорд заметит, что я идеально ему подхожу. Своё родное королевство я любила. Иначе и быть не может, когда растёшь в доме того, кто своим долгом считает хранить в нём мир и безопасность, но нет-нет да и закрадывалась в мою голову малодушная мысль, что эта война даёт мне такое необходимое время, чтобы стать для моего лорда той, которую он захочет видеть рядом всегда.
С этой мыслью я и уснула. А утром, за завтраком, Севастьен сообщил нам с леди Витторией и Кориной последние новости. Армия Сэйнара во главе с королём Яргардом почти оттеснила врага к границам королевства и скоро перейдёт в наступление. Наш правитель спускать произвол Босварии не намеревался и планировал отхватить стратегически важный кусок вражеского королевства, пока те не запросили пощады. А потом, возможно, окажет военную поддержку Кранде, которую Босвария давно пытается подмять под себя.