Страница 4 из 110
Прошло уже два дня с моего визита в поликлинику. После той прогулки у реки я пришла к неожиданному наблюдению, что мне странным образом немного полегчало. Знала бы, что так будет ещё раньше пошла бы в лес. Собственно, вчера пошла снова. Под ворчание увязавшейся за мной Васьки, утверждающей, что гулять на выходных не обязательно в такую рань. Может и сегодня получится выкроить хотя бы полчасика вечером после работы?
– На пары не опоздаешь? – сажусь напротив сестры. Запах её кофе приятно щекочет мне ноздри, но я утыкаюсь в свою чашку с фруктовым чаем, чтобы не травить душу заядлого кофемана.
– Неа, мне на вторую. У тебя смена, когда начнётся? – вскидывает она на меня свои сонные светло-серые глазищи.
– Через три часа, – отвечаю, бросив взгляд на старенькие настенные часы.
– Ты до этой Марины своей не дозвонилась вчера? – делая большой глоток и блаженно щурясь, как сытая кошка, интересуется Василина.
Задумчиво, разглаживая пальцем складку на скатерти, вспоминаю разговор с приятельницей. Второй после нашего похода в клуб. Первый состоялся на следующий вечер, когда я, преодолевая внутреннее сопротивление, пыталась восстановить в памяти выпавшие из неё события. Тогда Марина взяла трубку, глупо хихикая, протараторила, что очень-очень занята, что обязательно перезвонит, и, не дав мне даже слово вставить, бросила трубку. И пропала. Я бы даже забила панику, если бы не её счастливая моська выложенная в инстаграме через пару дней на фоне экзотического пейзажа и обнимающего её здоровенного амбала.
– Да. Она извинилась, что бросила меня в том клубе. И, что не перезвонила мне. Они с её Вадиком, оказывается, в Таиланде всё это время были. Устроили себе медовый месяц. Точнее полтора, – интересно, это нормально, если я по этому поводу не чувствую ничего, кроме апатичного оттенка возмущения?
– Да хоть полгода. Тебя она почему бросила? С кем? Что говорит? – со злостью в голосе высыпает на меня ворох вопросов сестра, кипя за нас двоих. Даже кофе отставляет, чтобы ближе ко мне податься.
– Говорит, что я хотела ещё остаться. Сидела и пила свой сок, – на собственных губах чувствую недоверчивую гримасу. А в эмоциях полный штиль.
– Сок?
– Да, Марина клятвенно утверждает, что я была трезва и вполне вменяема, когда её Вадик из клуба уволакивал, – это, конечно, замечательно и на меня действительно похоже, но совершенно не объясняет, что случилось дальше. – Мол, она предлагала, что они отвезут меня домой, а я сказала, что допью и вызову такси, – хмуро разглядываю свои бледные и снова дрожащие руки. Опять эта слабость. И навязчивое нежелание копаться в произошедшем. – Сама я этого уже не помню.
– Ёпт. Тогда пойдём в клуб. И поговорим с барменом, – деловито составляет новый план Васька, но я её уже не дослушиваю, потому что, зажав рот и едва сдерживая внезапно накатившую тошноту, мчусь в санузел.
М-да. Кислое яблоко натощак не помогло. Что там у нас ещё в списке советов бывалых мамочек из форумов? Печенька? Бе-е-е.
На кухню возвращаюсь, чувствуя себя усталой и выжатой, как лимон. Ещё только утро, а я уже едва ноги переставляю, хочется лечь буквально тут на полу и не шевелиться. А перед мысленным взором почему-то проплывает картинка соснового леса. Там хорошо. Очень хорошо. Там может оказаться то, что мне нужно. Так сильно нужно... Достаточно лишь перейти через мост, на другую сторону реки, и идти, идти… идти… пока не найду...
– Соль, ты куда в таком виде? – выдёргивает меня из воображаемого леса с его завораживающим шелестом удивлённый голос Васьки.
Я ошарашенно оглядываюсь. И в полном шоке обнаруживаю себя в нашей прихожей. В наброшенном на пижаму не застёгнутом пальто и домашних тапочках на ногах. Вижу открытую дверь… Словно от ядовитой змеи, отдергиваю пальцы от дверной ручки. Это что… это как… это я сама?
– Ты меня пугаешь, Соля. Что с тобой творится?! – сестра хмурится, выглядя донельзя взволнованной. Скрещивает руки на груди, поджимает губы. – Ты стала сама на себя не похожа, чудишь постоянно. В облаках витаешь. Я, конечно, читала, что беременные странный народ, но не думала, что настолько. А ещё умалчиваешь что-то!
Знала бы она, насколько на самом деле я сама себя ощущаю странной. Настолько, что порой, кажется, будто схожу с ума. И рассказывать о том, что творится у меня внутри, я не хочу даже ей. Не хочу, чтобы моя младшая, такая сильная, но ранимая в глубине обросшей колючками души, опять сталкивалась с проблемой неадекватности родного человека. Я буду сильной для неё. Потому что мы обе слишком хорошо помним мамины бредни, её затяжные депрессии, сопровождаемые истериками, а иногда даже запоями. И её болезнь, с которой наша родительница даже не пыталась бороться, мы тоже помним...
– Извини, – улыбаюсь я, пытаясь притвориться, что всё в порядке. И ляпаю первое, что приходит в голову. – Мне просто та-а-ак малины захотелось.
Лицо Васьки ошарашенно вытягивается. Ну да. Звучит странно. Но малины мне действительно хочется. Есть ведь такие сорта, что до поздней осени плодоносят? Я очень надеюсь, что есть.
– Вот прям так срочно? – она бросает выразительный взгляд на мои ноги.
– Ага. Но, наверное, потерпеть, пока оденусь и дойду до рынка, смогу, – уже намеренно сбиваю бедную Васю с толку. Снимаю пальто, обнимаю её порывисто и убегаю в свою комнату одеваться. Надо уносить ноги, пока малая не пришла в себя.
Идея сходить на поиски кисло-сладкой ягоды мне нравится всё больше. У тёти Лиды на лотке она точно должна быть. А если не найдётся малины, то может мне чего-то другого захочется. А главное, не надо будет думать, что отвечать на неудобные вопросы сестры, как отмазываться от поездки в клуб, про который даже думать тошно – нет, к белому другу бежать не буду – и объяснять своё поведение тоже не нужно будет. Я даже успею вернуться к началу моей смены в кафе. Идеально просто.
Быстро стянув с себя пижаму, на миг замираю у зеркала на дверце шкафа. Руки непроизвольно ложатся на пока плоский живот, накрывая в защитном жесте. Так странно осознавать, что там растёт пока ещё совсем маленький, как ягодка, мой малыш. Я не знаю, можно ли назвать то чувство, которое дрожит в моём сердце сейчас, материнской любовью, но нашу принадлежность друг другу я прекрасно ощущаю. И как я могла даже мысль допустить про аборт? В эту минуту она кажется кощунственной и страшной, в эту минуту я готова бороться за него против всего мира, если понадобится. И уж точно найти эту позднюю малину.