Страница 19 из 22
Словно под гипнозом рассматриваю лицо истязателя. Крылья прямого носа нервно подрагивают, пасмурные глаза завораживают откровенным, нескрываемым желанием. Тону в серой бездне похоти.
– Игнат, – ёрзаю, охваченная огнём, испепеляющим изнутри. – Прошу, – голос надламывается.
Не понимаю, о чём именно прошу. То ли, чтобы прекратил, то ли, чтобы был более решительным.
И он делает ещё шаг – его губы опаляют мои. Коротко, жадно, будто пробуя, можно ли?.. Не против ли я? Не этого ли хочу?..
Срывает стон и отстраняется, чтобы увидеть мою реакцию. Непроизвольно подаюсь следом, ведь этого прикосновения пылающему рту катастрофически… жутко мало! А я ещё хочу… не раскусила, не напилась… не поняла…
И Игнат вновь припадает – напористей, жарче, влáстней. Поглощает мои губы своими уверенней, наглее, со смаком и пылом.
Стону от новой мощной волны, расползающейся по телу, точно цунами – она опаляет грудь, мощно бьёт в голову. Другой горящий узел пульсирует внизу живота – томно, требовательно, настойчиво.
Эйфорию дурмана сбивает очередное острое ощущение – Игнат пальцами хозяйничает в моих трусиках, беззастенчиво лаская сокровенное.
Даже не успеваю извернуться, возразить или просто возмутиться – он мягко вторгается, куда раньше никого не пускала, заставив ахнуть и прогнуться дугой. Неприятные кратковременно болезненные ощущения сменяются новыми – приятными и тягучими. А Селивёрстов голодными поцелуями продолжает усугублять падение в омут сладкой истомы, лишь ненадолго отрываясь и позволяя глотнуть кислорода. Наглые движения прогоняют по телу щекотливые волны удовольствия.
Ласки становятся более грубыми, но не менее восхитительными.
О, чёрт! Я и не знала, что такое можно испытывать! Лианг не позволял себе вытворять подобное с моим телом. Он хотел, но не…
Мой очередной вскрик Игнат заглушает губами. Жуёт мои, а я разрываюсь между «притянуть ближе» и «найти силы и немедленно прекратить пытку» – оттолкнуть соседа прочь.
Меня потряхивает от наслаждения, теряюсь в чувствах, но упираюсь руками в грудь парня и, занимаясь самоистязанием, всё же неуверенно пихаю.
– Ир, – мычит с мýкой Игнат, – не надо, – бормочет, опаляя кожу дыханием и прикосновением губ. – Не мучай нас, – мягко сопротивляется. Лёгкими поцелуями прокладывает дорожку по шее, языком скользит по ключице, чуть дольше припадает к выемке между грудей.
Полный швах мозгам! Вместо того, чтобы отталкивать – обвиваю ногой торс, подставляясь под ласки Игната. И он хватается за мою капитуляцию – стискивает бедра так сильно, что опять ахаю, прогибаясь навстречу жалящим губам и зубам.
Реальный ураган! Ударной волной, да с мощью цунами. Блин, сейчас буду стонать так громко, что сбегутся все родственники!
От удовольствия закрываю глаза и закусываю губу, чтобы хоть как-то себя заткнуть.
Нужно его остановить…
Боже!
Что творит Селивёрстов?!
Его губы на груди. Жадно втягивают со…
О-о-о, нежно прикусывает.
Распахиваю глаза. Одновременно вцепляюсь в волосы парня и тяну выше. Меня надо заткнуть! Не хочу орать на весь дом!
Сама требую поцелуя. Даже хуже – впиваюсь в Селивёрстова с таким постыдным пылом, что презираю себя и в то же время благодарю – хоть так не смогу заголосить.
Игнату это нравится. С надрывом хмыкает в рот, углубляя поцелуй – дрожу сильнее, подставляясь под беспредельно, в конец оборзевшие пальцы, толчками меня подводящими к чему-то новому, почти разрывающему на части.
Мне так хорошо. Задыхаюсь от чувств. Почти в Раю…
– Ир, – отрывается от меня сосед, коротко обжигает губы своими, и опять уставляется глаза в глаза, чаруя пасмурной серостью. Его руки продолжают истязать мою плоть сладкой пыткой, доводя до какого-то сумасшествия. – Только скажи, и я…
Какой же у него чарующий бархатный голос! Мощнее любой известной дури. Сейчас кончу только от его шуршания, хрипоты.
Но я не в силах говорить, меня пожирает огонь, лишь мечусь по подушке, остатками не перегоревших мозгов понимая – ни за что не скажу, что он хочет услышать. А я знаю, чего этот гад желает.
Нет уж… не получит!
– Ир, – с болью взывает к состраданию Игнат, – ну, хоть коснись меня, – носом утыкается в висок, пыхтит яростно, натянутый, точно струна.
Совсем одурел?
Чуть не давлюсь негодованием, но вместо язвительной реплики рукой сильнее зажимаю его волосы, не позволяя отстраниться, а другой касаюсь мощного плеча. Скольжу, описывая рельефы шикарного тела, проникаю под резинку боксёров. Готова сгореть от стыда, но уверенно провожу ладонью по твёрдому, упругому возбуждению. Боже! Никогда не трогала чего-то более… восхитительного! Это так приятно. Горячее, пульсирующее… оно живое…
– М-м-м, – стонет протяжно Игнат. – Обхвати его! – командует тихо, и как только выполняю поручение, жадно припадает к моим губам. Отвечаю, но на миг торопею, когда сосед вторгается языком, едва не засадив его по гланды, и в этот же момент качает бёдрами.
Зачем-то отвечаю на вызов. Языком сражаюсь за свободу и в то же время плавлюсь от напора и умелой игры пальцев Игната.
Мой хват слабеет.
Боже! Что мы делаем?
Пустая мысль улетает в никуда, интимный шёпот на грани рыка заставляет вновь подчиниться:
– Ирка, держи крепче, дай хоть так кончить, – умоляет надрывно.
Держу, не отпускаю…
Игнат опять двигает бёдрами, пальцами продолжая подстёгивать меня к вершине, где смогу забыться. Я в этом уверена… Где-то там… буду, как небожитель. Так ощущения подсказывают. И я хочу…
В бога не верю, но, блин, сейчас хочу стать чертовым небожителем! Парить в нирване…
Меня укачивает волной, чувственной, горячей. Стискиваю хозяйство парня сильнее. Движения становятся резкими, частыми. Дышим жарче, тяжелее, голоднее. Да, я вот-вот причалю к берегу, правда, сама не знаю, какому.
Меня штормит навстречу пальцам. Тело изнывает, губы дрожат. Мне плохо, одиноко, но в то же время я на подходе к… восхитительной эйфории.
Игнат качается ко мне с протяжным стоном через боль: «М-м-м!!!».
Его хозяйство напрягается, чуть вибрирует. Не выпускаю, но ощущаю, что по пальцам стекает нечто тёплое.
Мысль вновь улетучивается. Под бархатный рык Игната поспеваю и я – рвано всхлипываю, прогибаюсь навстречу. Меня прошибает разрядом так сильно, что тело начинает мелко потряхивать, словно в лихорадке.
Зубами вонзаюсь в плечо соседа, проглатывая ещё более громкий, постыдный стон блаженства.
Я в Раю… парю… лечу… словно снежника, лениво падающая с неба. Как хорошо… томительно сладко.
Сердце скачет так рьяно, что эхо отдаётся в голове, даже уши закладывает…
Эйфория, что б её…
Эйфория как-то быстро отступает. Закрадывается гнусная мыслишка, что я натворила нечто омерзительно-неправильное, но такое… приятное, что впору краснеть, да глаза отводить.
Озноб тихонько отпускает, а с ним подкатывает жгучее чувство стыда. Едкое, проказливое…
– Да, малыш, – со смешком выдыхает Игнат, всё ещё пыхтя, как паровоз, и смачно целуя в висок. – Мы как школьники…
Вот так, в объятиях Селивёрстова, медленно прихожу в себя.
Лежим, сопим… Потные, горячие… развратные…
Рассудок, ты где?!
Меня колотит, сердце всё ещё готово выскочить из груди, но по телу бегают тёплые волны удовольствия.
– Ты что, кончил мне в ладонь? – понимаю, что не самая умная фраза после случившегося. Возможно, глупо, но уточнить нужно.
– Ах-ах, – с непонятным надрывом кивает Игнат, – ты мне, кстати, тоже…
– Ужас! – признаюсь, еле совладав с осипшим голосом.
– Не, малыш, спасибо хоть так, а то если сам… без помощи… в боксёры – жуткий стрём!
– Блин, – закрываю на миг глаза, – да по мне вся эта ситуация в целом – стрём!
– Думаешь, я часто занимаюсь петтингом? – мутно-серые глаза дотошно изучают мою физиономию.
– С твоей бурной сексуальной жизнью… – начинаю робко.