За флажки

Размышляя над задачей, Андрей закурил очередную сигарету. Можно было попытаться попасть домой через лоджию квартиры соседнего подъезда. Он немного знал этого неблизкого соседа и изредка здоровался с ним, случайно встречаясь за общим занятием мужчин, предпочитающих курить на свежем воздухе, а не в квартирах. Соседа, кажется, звали Виталием или Виктором, и Андрей в принципе мог бы обратиться к нему с такой просьбой, сославшись на то, например, что забыл ключи, но, во–первых, его помятый и небритый вид мог вызвать подозрения, а, во–вторых, нельзя исключать, что этот добродушный малый уже наслышан о его проблемах. К тому же, соседа могло и не оказаться дома. Нет, этот вариант не годился. Оставался ещё один бредовый способ: попасть на крышу, а оттуда спуститься по тросу на свою лоджию. Хотя Андрей никогда не был ни верхолазом, ни альпинистом, но высоты не боялся. Прикинув свои возможности, он решил оставить этот вариант на крайний случай, если не придумает что–нибудь получше. Засиживаться во дворе больше не было причин, и становилось небезопасно.

Он мог намозолить глаза какой–нибудь подозрительной пенсионерке своей праздностью и неприкаянностью, да и костюмчик, наверняка, фигурирует в приметах. «Господи! – Испуганно подумал Андрей. – Какой болван! Конечно же, прежде всего надо сменить одежду. Первый встречный патруль остановит меня в этом чёртовом костюме». Он поспешно встал со скамьи и зашагал прочь, не имея никакой определённой цели.

Плотный высокий мужчина в тёмно–синем форменном кителе и накинутом на плечи белом халате размашисто шагал по длинному коридору хирургического отделения, и волевое лицо его выражало озабоченность. Рядом, едва поспевая за посетителем, семенила молоденькая медсестра.

–– Сюда, пожалуйста, – сказала девушка, указывая не дверь палаты. – Только недолго. Сами понимаете, после операции…

–– Знаю, знаю. Говорить–то он может?

–– Да, конечно. Состояние пациента средней тяжести…

–– Средней, значит? Что это значит? Он долго у вас проваляется?

–– Недели две, наверное. Вам, товарищ прокурор, лучше спросить об этом доктора.

–– Непременно спрошу. Спасибо, – сказал прокурор и открыл дверь палаты.

Войдя, он окинул быстрым взглядом небольшую комнату, и его глаза остановились на человеке с повязкой на голове, лежащем на кровати у окна. Человек этот, казалось, спал, но, заслышав шаги вошедшего, приоткрыл веки. Прокурор сдержано улыбнулся, придвинул к кровати стул и сел.

–– Ну, здорово, Валерий, – поприветствовал он и положил на тумбочку пакет с фруктами. – Как ты?

–– Спасибо, Николай Степанович. Жив, как видите, – тихо ответил тот.

–– Вижу… Дёшево ты отделался. Просто чудо. Антонов с Волковым тоже, к счастью, целы. Сотрясение мозга, ушибы, сломанные рёбра, а в остальном – терпимо… Через два–три дня грозятся выйти на работу.

–– А что с Коробковым?

–– Василий погиб, – помрачнев, ответил прокурор. Взглянув на побледневшее лицо следователя, он помолчал немного и продолжил: – Похороны завтра. Жаль парня. Нелепая случайность. Мы того пьяного мерзавца задержали. Он своё получит. Но я пришёл поговорить об обстоятельствах происшедшего. Извини, но долг есть долг.

–– Понимаю, – тихо ответил Липатов. – Значит, Макарова ещё не нашли?

–– Нет, он всё ещё в бегах. Ты что же, знаешь об этом? Что он сбежал? Тебя же нашли в бессознанке…– Спросил прокурор, удивлённо вскинув брови. Липатов утвердительно ответил глазами. – Невероятно, как ему удалось вылезти из машины, да ещё и освободиться от наручников? Я говорил с ребятами, но они не помнят момента аварии…

–– Николай Степанович, это ведь он вытащил нас оттуда.

–– Точно, он?.. Знаешь, я тоже так подумал. Больше некому. И «скорую» тоже вызвал Макаров. На твоём телефоне отпечатки его пальчиков. Но вот что странно: почему он ничего не взял? Ни оружие, ни телефон, ни удостоверения? И вообще мне не понятен его поступок. Как–то нелогично. Сплошные противоречия. Что ты–то думаешь об этом?

–– Перед тем, как уйти, Макаров сказал мне, что хочет сам разобраться во всём и найти настоящего виновника.

–– Он всё ещё настаивает на своей невиновности?

–– Да. И, честно говоря, я начинаю сомневаться в своей правоте.

–– Почему? Разве у тебя недостаточно доказательств его вины?

–– Доказательств слишком много. Это и настораживает. И ещё… Если бы человек совершил убийство в состоянии аффекта или наркотического опьянения, зачем ему совершать побег? Он же должен понимать, что тем самым отягощает свою вину и убеждает следствие в своей виновности. Убийство может быть переквалифицировано в умышленное. Значит, что–то или кто–то вынудили его пойти на это.

–– Это страх. Страх перед неминуемой расплатой.

–– Не очень убедительно, Николай Степанович. Он достаточно умён, чтобы не понимать, что рано или поздно его всё равно найдут. Со страха люди драпают без оглядки, а этот потерял, бог знает, сколько времени, спасая нас. Нет, он явно не кривил душой перед тем, как уйти.

–– Ну, это ещё не факт, что он не виновен. Что ему ещё оставалось, кроме как продолжать играть свою роль? Ты же сам знаешь, большинство до самого конца корчат из себя мучеников и невинно пострадавших. Конечно, Макаров – не закоренелый преступник, но ведь против фактов не попрёшь.

–– А он всё же решился… Вот я и думаю, а что, если его, действительно, подставили? Чувствую, что–то не так в этом деле.

–– У тебя есть что–нибудь более существенное, кроме твоих ощущений, говорящее в пользу этой версии?

–– Нет.

–– Тогда не терзайся сомнениями. Поправляйся поскорее, а дело Макарова я передам Войнову.

–– Николай Степанович, не забирайте у меня это дело. Я вас очень прошу. Там не всё так просто. Нужно ещё поработать.

–– Ну, не знаю… – Засомневался прокурор. – Ладно, Валера, если ты настаиваешь, будь, по–твоему. Войнова пока попрошу помочь тебе. Но не забывай о сроках. Если ничего нового не откроется, заканчивай с этим делом быстрее. У нас и без него – по горло.

–– Спасибо.

–– Не за что. Ну, пока…

Весь день Андрей провёл, блуждая по городу и нигде не задерживаясь подолгу. Скромно пообедав в летнем кафе, он пару часов бродил по детскому парку, беспрестанно размышляя над всем происшедшим и пытаясь понять, кому было выгодно так подставить его. Явных врагов у него не было, но, как и у всякого удачливого бизнесмена, завистливых конкурентов набралось бы, пожалуй, немало. Перебрав в памяти всех, кого он знал, Андрей так и не смог выделить хотя бы одного, кто в принципе был бы способен пойти на такой беспредел. Да и сам способ его устранения казался ему более чем странным. Обычно, чтобы убрать конкурента с рынка, применяют экономические методы, пусть не всегда законные, но всё же сохраняя хотя бы видимость цивилизованности. Если же это не срабатывет, прибегают к шантажу и угрозам. Убийство всегда было крайней мерой, и даже во времена разгула «дикого капитализма» бандитские группировки, контролирующие едва ли не все фирмы, расправлялись, таким образом, только с самыми несговорчивыми и упрямыми. Конечно, многие гибли тогда и сейчас от рук отморозков, но во время обычных налётов с целью ограбления. Заказных убийств тоже происходило немало, но он никогда не слышал, чтобы действовали так изощрённо. Если хотели избавиться именно от него, то проще и эффективнее было бы нанять киллера. От снайпера или мины никакая охрана не спасёт, а у него никогда не было телохранителей.

«Но зачем понадобилось убивать Эллу и обставлять всё так, будто это сделал я? Значит, либо кому–то было выгодно не убивать меня, а держать за решёткой, либо целью была именно Элла, а я – всего лишь козёл отпущения, на которого легко свалить чужое преступление, – размышлял Андрей, прогуливаясь по дорожкам парка, не забывая при этом держать под контролем всё происходящее вокруг. – Да, но кто–то же послал в СИЗО убийцу. Зачем?.. Этот кто–то испугался, что я смогу догадаться, кто стоит за её убийством? Абсурд! Тогда лучше было бы сразу покончить и со мной. Если уж они смогли свалить на меня убийство Эллы, то что бы им помешало обставить и моё убийство как самоубийство? Это было бы правдоподобно».