Забытый мир

– И зачем мы нужны? – вклинился Павел, зевая и прикрывая рот ладонью. – Я начал терять нить рассуждения. Всё это звучит, уж извините, как какой-то бред!

– Работа у нас весьма пустяковая, – явно рисуясь, продолжил он, начиная ходить по комнате, размеренно и равнодушно, словно был охранником в тюрьме. – Мы создаём миры, а также убиваем людей. Или спасаем их – тут уж на вкус и на цвет. Собираем кровавую жатву. Но, по крайней мере, в отличие от обычных людей, мы не делаем этого просто так, напрасно, хотя кого-то это веселит и даже возбуждает. Но наша высшая цель не эфемерная, а самая, что ни на есть, реальная! Понимаешь, мы не приносит жертвы богам, которых не существует. Ведь это самое глупое и бессмысленное в мире занятие: убивать людей просто так.

Кэвин помолчал, потянулся к графину на маленьком столике, накрытом вязанной крючком скатертью, которая когда-то, лет сто назад, была белой. Налил воды в пыльный стакан, с отвращением осмотрел жидкость на свет, а затем выпил несколько глотков и хрипло прокашлялся.

– Как ты уже понял, мы – бессмертные. Или условно бессмертные, если тебе так проще с этим смириться. И у каждого, как ты понял, есть особые способности. Если бы сейчас существовала Инквизиция, то нас точно бы попытались сжечь на костре. Хотя в современном мире за такое, вроде бы, расстреливают или отправляют в ссылку, как и за любое проявление инаковости. Да-да, можешь называть это магией, – усмехнулся Кэвин, сверкнув жёлтыми глазами.

– И особые способности проявляются тогда, когда мы надеваем на палец волшебное колечко, – мужчина взглядом указал ему на кольцо, о котором Павел почти забыл. – Это я его на тебя надел, точнее, на твой труп, когда застрелил тебя тогда, возле костра. Так я стал твоим наставником, и тебя ко мне притянуло.

Ты нашёл бы меня так или иначе, даже если бы я очутился, допустим, в Африке. Но мне нужно было начать твоё обучение как можно быстрее, да и обстановка вокруг не располагает к созданию мирных туристических маршрутов. Поэтому я ждал тебя поблизости.

– Угу, – вяло ответил Павел, ощущая громадную усталость, свалившуюся на него, будто груда кирпичей. Он помассировал негнущимися пальцами виски и подумал, что никогда уже не сможет стать прежним. Даже притвориться тем, кем он был ещё недавно. Но впервые он осознал целесообразность такого экстренного взросления.

Юноша уже осознал, что в этом месте наивные слабаки не выживают.

– Так что знакомься, – Кэвин схватил его руку и больно сжал запястье, будто наручник надел. – Это кольцо, – он указал взглядом на кольцо-печатку с вороном. – Может менять металл и форму, в зависимости от характера и личности носителя. Но суть его, естественно, остаётся прежней. Это наша карманная вселенная, замкнутая сама в себе, как символ бесконечности. Наш повелитель и личный джинн. Отражение нашей сущности. Усиливает наши возможности, точнее, даёт им направление. Как лук направляет стрелы в мишень или пистолет отправляет пули в цель. Не совсем корректное сравнение, конечно, так как человек без лука или пистолета не сможет выстрелить, а мы можем колдовать и так. Только с кольцом всё же гораздо, гораздо легче!

Павел едва заметно кивнул, показывая, что слушает и ещё не спит, хотя сон уже подкрадывался к нему на мягких лапах и готовился вонзить в него острые когти в любой момент. Он старательно отгонял это обычно желанное чудовище, так как не хотел проверять, что сделает с ним Кэвин, когда заметит, что он спит во время чтения, несомненно, крайней важной лекции.

– А также кольцо является проводником в один из миров, многие из которых создал я сам. Тени обычно в миры Кольца не суются, им достаточно коснуться кольца или одного из его элементов, вроде драгоценного камня, чтобы они сразу видели перед собой техническую сторону проекта: формулы, цифры, схемы, в общем, разную техническую документацию. Им доступна изнанка миров, то, из чего те состоят, а мы, наследники, видим его внутреннюю суть. Как Тени получают свои силы, я ума не приложу. Не всё в моей власти, и это даже радует, как-то бодрит, – ухмыльнулся мужчина. – Иногда чувствовать себя почти всемогущим не слишком приятно. Даже отвратительно. В общем, никогда не стремился стать божеством или сыном божества. Но кто же меня спрашивал, – пробубнил он себе под нос , но Павел услышал. – Ты ещё не заснул, малыш?

– Нет, я не сплю, – помотал тот потяжелевшей головой. Ему подумалось, что Оле Лукойе как-то перестарался со сладким молоком, заливаемом в глаза.

– И тебе не наскучило слушать весь тот бред, который я несу?

– Нет, просто я устал, – упрямо покачал головой Павел, потирая слипающиеся глаза.

– И ты мне поверил?

– А мне всё равно! – внезапно вскинул голову парень, ощущая как сонливость отступает от азарта и злости, охватившие всё его существо. – Не верь глазам своим – и так далее. Но я всё же склонен доверять тому, что вижу, и тому, что ощущаю. Пусть это и обман зрения или галлюцинации. Даже если всё то, что я вижу и ощущаю, находится исключительно внутри моей больной головы.

– Что ж, твоя позиция мне ясна. Не лучше и не хуже других, – Кэвин пожал плечами. – Тогда, пожалуй, можно немного прогуляться по внутренним мирам кольца. Пора тебе привыкать к торным дорогам, опасным монстрам и непреодолимым препятствиям.

Они и правда слегка прогулялись.

По странным местам, которых Павел никогда не видел и даже не представлял, жадно вгрызаясь в страницы книг. И адреналин шпарил во все стороны, буквально разрывая его на части, будто ему пытались споить океан.

Сначала их едва не сожрали жуткие животные, похожие и не похожие на разных тигров, львов, рысей и пум, которых он ранее видел только в зоопарке, да и на страницах приключенческой литературы, рассматривая красочные иллюстрации.

Те были злобные, прыгучие, с громадными клыками и желанием полакомиться человечиной.

Один из зверей оторвал Павлу ухо, на что Кэвин невозмутимо заявил: "Отрастёт твоё несчастное ухо! У меня всё всегда отрастало, а яблочко от яблоньки… Регенерация у тебя прекрасная, так что не дрейфь! И помни, что мы в этих мирах совершенно и стопроцентно бессмертные".

Затем они очутились в мире, где не было живых людей, но имелось множество странных высотных зданий, осколки стёкол валялись, кажется, повсюду, как и многочисленные горы мусора. А затем небеса нахмурились мрачными желтоватыми тучами и разлились дождём, обжигающим, почти как серная кислота. После, переждав выпадение опасных осадков в одном из таких зданий, где было множество помещений, странной мебели и не менее удивительных приборов, они заблудились в тумане, который по своему воздействию, как охотно заметил Кэвин, напомнил ему газовую камеру с убийцами – в США, или с жертвами нацистов – почти везде.

Павел покачнулся и ухватился за спутника, просто потому, что тот оказался ближе, чем очередной ржавый остов или чудом сохранившееся дерево. Ему казалось, что его голова вот-вот взорвётся, а глаза вылетят из орбит, как пробки из шампанского.

– Ты ещё не осознал? – голос Кэвина звучал прямо в голове, вызывая ещё большую головную боль. – И боль, и смерть для нас не имеют значения. Как и в мирах Кольца, так и на нашей родной планете. Когда ты это осознаешь, то станешь намного сильнее. Не жертвой, а мучителем. Не то, чтобы это было намного лучше, но лучше быть надзирателем в концлагере, чем заключённым в нём же.

– Я бы вообще предпочёл держаться от концлагеря как можно дальше, – злобно фыркнул Павел, чувствуя, как тело постепенно становится неживым. На какой-то ужасный миг он подумал, что превращается в статую. И что проведёт вечность в таком вот непотребном виде.

– Как и все люди, которые пытаются убежать от войны. Но это невозможно, так как от противника, заполнившего почти весь земной шар, сложно удрать. Ну, разве что попытаться научиться дышать без кислорода, обходиться без еды и летать в невесомости без космического корабля, – сыронизировал он. – А теперь пошли дальше, шевели копытами! Да нет, это я так, образно сказал, не волнуйся, никаких копыт у тебя не выросло.