Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 11 из 18



– Слушай, Дронд, а почему ты ничего не записываешь? Я ведь очень много тебе рассказываю. Ты, наверное, и десятой части не запоминаешь. – При нем никогда не было ни блокнота, ни тетради, ни ручки.

– Ошибаешься. Я запоминаю каждое твое слово. Могу воспроизвести любой наш диалог, – спокойно ответил он.

– Но это невероятно! – удивилась я. – Человеческая память не способна на такое. Ты вундеркинд?

– Нет, я просто человек, – все так же спокойно ответил он. – Это ваша память не способна. А для моей не составляет труда запомнить все сказанное тобой,– медленно произнес он и, немного подумав, добавил: – Я вижу, что замучил тебя загадками. Наверное, пришло время рассказать тебе кое-что о себе? Как считаешь?

Я только молча кивнула. А сердце забилось, как бешеное. Неужели сейчас приподнимется завеса тайны? И я узнаю кто он? Дронд коснулся моей руки и подождал, пока я успокоюсь, а потом заговорил:

– Как уже говорил – я человек. Такой же, как и ты с физиологической точки зрения. Физически я устроен так же, как и все ваши мужчины. Но на этом наше сходство и заканчивается. Наш внутренний мир совсем другой, не такой, как ваш. В отличие от вашего мозга, который активен только на пять процентов, наш задействован на девяносто пять. Улавливаешь разницу? Вы запоминаете только пять процентов из услышанного или увиденного. А мы всего лишь столько же забываем, что является незначительным. Все, что ты видела или слышала в жизни, хранится в ячейках твоего мозга, но ты никогда не сможешь этим воспользоваться, потому что это пассивные ячейки, они как мертвые. Еще, что удивительно, у вас большая часть мозга отвечает за эмоциональное восприятие окружающего мира, а у нас это отсутствует вообще. Эмоции нам не свойственны. Мы живем разумом, ничего не чувствуя. Мы окружающее продумываем, а вы ощущаете. Понимаешь? У вас все болезни от нервов. А нервы – это наивысший пик эмоций. Пик, после которого обязательно следует нервный срыв разной степени тяжести. А если отрицательные эмоции скрывать, накапливать в себе, то, как следствие, тяжелое заболевание, такое, как рак или диабет и еще много других. Их ты знаешь не хуже меня.

Меня интересует проблема вашей эмоциональности. Ее я и изучаю. Пишу научный труд о человеческих эмоциях. Для исследований я выбрал тебя. Ты наиболее эмоциональный экземпляр. Но твои эмоции в основном положительные. Ты переживаешь по пустякам и занимаешься самокопанием. И еще твоя душа открыта, ты очень добрая, как у вас это говорят.

Он замолчал и посмотрел на меня. А я очнулась от оцепенения и прикрыла рот.

– Вот почему ты никогда не улыбаешься, не хмуришься, не раздражаешься, не сердишься. Ты просто не умеешь этого делать? – Моему удивлению не было предела.

– Совершенно верно. В процессе эволюции, длившейся тысячелетиями, мы искореняли из себя эмоции. Пока их не осталось совсем. Так жить гораздо легче. Все понимаешь разумом.

– Но это же ужасно – ничего не чувствовать! – Я опять разволновалась, и ему пришлось меня успокаивать.

– Скука – это тоже чувство, – произнес он, – оно нам не известно.

– Получается, вы как машины? – спросила я, глядя на абсолютно нормального с виду человека.

– Мы полноценные люди. Так же чувствуем физическую боль. Мы женимся и размножаемся, как и вы. Все сопровождающие процессы у нас схожи с вашими. Только мы при этом ничего не чувствуем. Постарайся понять.

Как я могла понять, если в голове не укладывалось даже то, что об этом можно так спокойно рассуждать?

– Стараюсь, – медленно ответила я. – Знаешь, мне становится страшно, когда я представляю, как пуста твоя жизнь. Мне жаль тебя. Ты живешь в эмоциональном вакууме. Ты никогда не познаешь настоящей любви? Любви к женщине, к детям, любви к родителям. Это просто ужас!

– Любовь – это наихудшее из бед. Любовь – абсолютное зло. Из-за нее вы сходите с ума, прибегаете к суициду, становитесь несчастными до конца своих дней. Зачем нужно это чувство?

Но это же неправда! Это самое большое заблуждение, какое только может быть!

– Любовь – это самое прекрасное чувство на земле. Оно многократно воспевается поэтами. У каждого свое представление о любви, но у всех оно прекрасное. Любовь делает нашу жизнь богаче. Это то чувство, которое мы вспоминаем в старости. Это прекрасно! – Мне до слез было жаль его. Как можно вот так жить?

– За время нашего общения, я стал лучше понимать, что ты чувствуешь и чем продиктованы твои поступки. Я почти привык к уровню твоих эмоций. Но и тебе то чувство, что ты испытываешь к Тарасу, приносит только страдания. Ты живешь ожиданием, а не настоящим. Разве это хорошо? Разве это тебя устраивает? Разум отвергает любовь, а эмоции ее порождают. Мы никогда не придем к согласию. Мы слишком разные.

Я поняла, что ничто не способно поколебать его уверенность.



– Скажи мне, ты счастлив? – задала я вопрос, который считала самым главным в жизни.

– Думаю, да, – как-то не очень уверено произнес Дронд.

– И ты ничего не хотел бы изменить в своей жизни? – допытывалась я.

– Моя жизнь такая, какая она есть, какой она должна быть. Я таким родился и другой жизни не знаю. Я многое умею и постоянно самосовершенствуюсь. Живу среди себе подобных. Чего еще можно желать?

– Ты говоришь вы и мы. А кто это вы? И где вы живете? – спросила я.

– Ты еще не готова это узнать. Как-нибудь потом я тебе все расскажу. Но только не сейчас. А сейчас я кое-что проверю, если ты не против. Собираюсь прочитать твои мысли и проанализировать, насколько изменилось у тебя отношение ко мне. Это не займет много времени.

Он посмотрел на меня своими удивительными глазами, которые постепенно начали разгораться. Тут же почувствовала, как тело мое становится безвольным, чужим. В этот момент Дронд был нереально красив. Какая жуткая несправедливость лишать такого человека возможности любить и быть любимым. Он мог бы быть счастлив и сделать еще одного человека счастливым. Сеанс закончился быстро. Дронд как-то очень поспешно отвернулся от меня. От его резкости я пошатнулась и чуть не упала с дивана. Он схватил меня и посадил обратно.

– Извини, я слишком быстро оборвал связь. Это нужно делать постепенно.

– Ничего. Ну и как? Что говорят мои мысли? – поинтересовалась я.

– Все хорошо, как я и думал, – уклончиво ответил он.

– Не хочешь поделиться?

– Как-нибудь в другой раз. Не сейчас. Мне пора. Мама твоя уже скоро придет. Кстати, в ближайшем будущем тебя ожидает сюрприз.

– Ты и это можешь? Заглядывать в будущее? – удивилась я.

– Только в твое. Я научился его теоретически программировать. Пока. Увидимся вскоре, – и он скрылся за дверью.

Глава 7

Весна постепенно отвоевывала право наступить, вытесняя зиму. Робко таял снег под весенним ласковым солнышком. Рано утром в приоткрытое окно врывался неистовый птичий щебет. Уже намного раньше светало, и я не по темноте шагала на работу. Таяли сосульки на карнизах домов, создавая угрозу для неаккуратных пешеходов. Солнце грело, а не просто светило. И было так приятно нежиться в его лучах. Хотелось все время подставлять ему лицо, чтобы кожа получила долгожданную порцию витамина Д, которого была лишена на такой длительный и суровый период.

Если раньше я с работы скорее бежала домой, то в эти дни ходила не спеша, наслаждаясь запахом весны, разлитым во все еще холодном воздухе.

Но иногда налетали метели – зима из последних сил сражалась за право еще повластвовать. И тогда казалось, что ничего не изменилось, не будет конца холодам, и весна никогда не наступит. А потом опять выходило из-за туч солнышко, и я понимала, что это уже настоящая весна, перед которой зима бессильна.

Как-то Машка прибежала на работу возбужденная и прямиком залетела в кабинет Светланы Викторовны, не дав той даже раздеться с улицы. Она пробыла там минут десять и вышла, победно улыбаясь.

– Я иду в отпуск. Наша золотая Светланочка Викторовна разрешила мне взять две недели. В пятницу мы с Олежкой уезжаем в Новосибирск – знакомиться с его родителями, – не стесняясь своей радости, заявила она сразу для всех. – Я так счастлива, так счастлива! Пусть плачут те, кому мы не достались, плевать на тех, кто нас не захотел, – и стала напевать какой-то незамысловатый мотивчик.