На звук пушек

А Шеварди и Бомон тем временем обошли эшелон, посмотрели как идет раздача личному составу тушеной капусты со свининой, глядя на которую Жорж даже испытал нечто вроде ностальгии. За время пребывания в Париже ему как-то не встретилось в меню кафе и ресторанчиков это привычное для рейнских областей блюдо. Оставив старшим, пока лейтенант занят дамами, одного из унтер-офицеров, подполковник и сержант-майор направились в сторону вокзала, где кроме всего прочего надеялись купить свежие газеты.

— Маркиз! — окликнули Шеварди от пассажирского поезда, стоящего на соседних путях.

В окно вагона первого класса приветливо махал офицер конных егерей. Убедившись, что его заметили, он скрылся, для того, чтобы оказаться на вагонной площадке. Теперь были видны полковничьи нашивки и орден Почетного легиона на груди!

— Вот уж не ожидал тебя здесь увидеть! — заявил полковник, похлопывая Шеварди по плечу. — Мне говорили ты теперь штабной.

— Штабная работа показалась мне слишком опасной, и я попросился в войска.

— Как всегда шутишь!

— Совсем не шучу. Я командую отдельной батареей и следую во второй корпус.

— Подполковник? Батареей? Ты мог бы стать начальником штаба бригады или даже дивизии.

— Меня устраивает моя нынешняя должность.

Зазвонил колокольчик у вокзала. Паровоз издал гудок. Все посмотрели в его сторону, заметив, что сигнал семафора пополз вверх.

— Отлично! Мы отправляемся! — обрадовался полковник. — Я тоже еду в корпус Фроссара. Командую полком конных егерей в дивизии Мармиера. Увидимся еще! Рад был тебя видеть!

Полковник поспешил к своему вагону. А Шеварди и Бомон продолжили свой путь.

— Не поздновато ли он едет к своему полку? — поинтересовался Бомон.

— Посмотри вокруг! — обвел рукой перрон Шеварди.

Действительно, полковник конных егерей не был единственным военнослужащим спешащим к поезду. От здания вокзала к вагоном торопились или неспешно шествовали множество офицеров. Был даже один генерал с сопровождением. Но больше всего было рядовых солдат всех родов войск, группами и поодиночке направляющихся к своим полкам.

Среди этих военных и гражданских, спешивших к поездам, островком выделялся духовой оркестр, музыканты которого неторопливо занимали свои места чуть в стороне от главного входа в вокзал.

В ресторане на вокзальной площади Шеварди заказал себе лотарингский пирог, а Бомон шукрут[6], выслушав при этом насмешку старшего товарища, что квашеной капустой тот мог бы пообедать и у поезда.

— Зато на белой скатерти, как белый человек, — отвечал Бомон.

Выпив в завершении обеда чашечку крепчайшего кофе, отправились обратно к эшелону, надеясь, что благотворительное нашествие уже завершилось.

Когда стояли у лотка с газетами услышали, как на перроне оркестр заиграл «Когда в походе в Сирии»[7].

По вокзальному залу, торопливо, то и дело сбиваясь с быстрого шага на бег, промчалась группа чиновников и офицеров, во главе с толстяком, затянутым по талии трехцветным шарфом. По всей видимости, это мэр городка, чью супругу не так давно имели счастье видеть Шеварди с Бомоном. Через пару минут вслед за мэром залой пробежала стайка девиц с букетами в руках.

На первый путь прибывал пассажирский поезд, в каждом вагоне которого из окон выглядывали солдаты.

— Не вижу грузовых вагонов, — заметил Бомон.

— Наверно обоз следует отдельно. Меня больше интересует, чего это так всполошился мэр.

— Смотрите и его супруга с генеральшей подтянулись на звуки оркестра.

В окно было видно, как жена мэра что-то спрашивает мужа, но тот только отмахивается от нее, вертя головой вдоль поезда и что-то высматривая.

По залу вновь торопливо простучали ботинки. Молодой человек в форме служащего телеграфа промчался залой с зажатой телеграммной лентой в руке. За ним, прихрамывая и опираясь на трость, следовал железнодорожный чиновник, как минимум начальник вокзала.

Мэр выслушал телеграфиста и начал о чем-то советоваться со свитой. Все это время оркестр продолжал играть все тот же веселенький марш.

С запада послышался приближающийся паровозный гудок, требовательный и настойчивый, заставивший мэра подпрыгнуть на месте, что выглядело странно при его комплекции.

По дальнему от вокзала пути не останавливаясь и не снижая скорости, проследовал поезд всего из нескольких вагонов. Мэр, его жена, генеральша, офицеры гарнизона и городские чиновники почтительно вытянулись, провожая взглядами странный поезд.

Когда последний вагон скрылся за выпускным семафором, мэр раздраженно взмахнул рукой в сторону оркестра, и мелодия умолкла на середине такта. Мэр сказал что-то жене и генеральше, раскланялся с ними и полный достоинства удалился под сень вокзала. Вслед за ним потянулись и остальные. На перроне остались только музыканты, собирающие инструменты, и девицы с букетиками в руках.

Послышались крики офицеров, и из вагонов стали выходить солдаты, чтобы немного размяться, покурить и сбегать в буфет или по иным надобностям, с пользой используя время остановки.

— Кажется, нам повезло больше, — Бомон указал на прибывших военнослужащих. — Этим, в лучшем случае, достанутся букетики. Да и те, исключительно офицерам.

У поезда Шеварди встретили лейтенант Керон и рядовой Деруле.

— Господин подполковник, за время вашего отсутствия никаких происшествий не произошло, — доложил Керон. — По соседнему пути только что проследовал поезд императора.

Шеварди вопросительно поднял бровь.

— На вагонах были золотые монограммы с короной и буквой N в лавровом венке, — пояснил Керон.

— Наверно император хочет лично наблюдать, как французские войска переходят границу, — предположил Деруле.

Шеварди теперь приподнял и вторую бровь, заставляя подчиненных гадать, что он хотел этим выразить. В последние время слова «император» и «хочет», стоящие рядом, вызывали у подполковника скепсис. Правительственные и бонапартистские газеты постоянно печатали статьи и заметки, освещающие различные стороны деятельности императора по руководству страной и войсками. Но подполковник помнил свою встречу с Луи-Наполеоном.

Стоянка в городке длилась не три часа, как было обещано, а значительно меньше. Проезд поезда императора остановил на какое-то время движение, и железнодорожники теперь торопились протолкнуть на запад скопившиеся эшелоны.

[1] Для тех, кто посчитает описанную ниже сцену невозможной в принципе, хочется обратить внимание на описанный во многих мемуарах, воспоминаниях и исторических трудах характер Наполеона III, в котором сочетались огромное честолюбие, жажда славы, мысли о том, каким он останется в памяти потомков, с известной терпимостью к недостаткам окружающим, умение выслушивать мнение, отличное от его. В последние года, отягощенный болезнями, император был большей частью погружен в апатию, среди которой временами случались моменты активности, в которые император был способен на принятие собственных решений и даже по-своему благородные поступки. С сожалению, такие моменты с каждым годом случались реже и реже, а нерешительность и апатия императора в 1870 году стали для его империи губительными.

[2] В РИ картечницы Гатлинга под патроны 13х57, закупленные в срочном порядке, поступили на вооружение французских частей только в 1871 году. Различие в калибрах усложняло снабжение батарей этих картечниц.

[3] Эдмон Го (1822–1901), известный французский актер и сочинитель либретто для опер, признанный критикой как один из величайших актеров 19 века.

[4] Бенуа Коклен (1841–1909), французский актер, наибольшую известность получивший исполнение роли Сирано де Бержерака, написанной Ростаном специально для него.

[5] Элиза Рашель (1821–1858) — великая трагическая и драматическая актриса и светская львица. Играть на сцене начала в 16 лет и уже в 17-ть имела ошеломительный успех, выступая на сцене Комеди-Франсез. Король Пруссии Фридрих-Вильгельм IV приказал поставить ей прижизненный памятник. Николай I повелел специально к гастролям Рашель построить театр в Гатчине. Получила также скандальную известность своими романами с известными людьми, реальными или вымышленными. Умерла молодой в возрасте 36 лет.