Сандро, не плачь!

Юлия МОНАКОВА

САНДРО, НЕ ПЛАЧЬ!

ПРОЛОГ

 Этот сон до сих пор иногда приходил к нему.

Нет, уже давно не терзал сердце в клочья и не бередил душу — осторожно и вкрадчиво, как кот, ступал бархатными лапками по полу, садился в изголовье кровати, нежно гладил по волосам, чтобы не напугать, целовал в лоб, деликатно напоминая о себе… И отрезок жизни длиною в пару десятков лет точно стирали ластиком.

Вновь наступал май девяносто седьмого. Он опять был влюблённым до безумия молокососом, получившим записку, и снова мчался на Казанский вокзал, чтобы успеть попрощаться с той, жизнь без которой на полном серьёзе казалась тогда немыслимой. Теряя рассудок от отчаяния, он летел на собственную казнь — и не мог остановиться. До смерти боялся отпустить её без последнего "прости"…

Во сне он видел, слышал и ощущал всё так, будто это происходило буквально вчера: и панический страх опоздать, и характерный запах шпал, пропитанных креозотом, и гудки прибывающих поездов, и безликая равнодушная толпа, толкающая его плечами и локтями, пока он лихорадочным взглядом выискивал на перроне единственное нужное и важное для него в целом мире лицо.

— Кети! — закричал он, заметив у вагона знакомый стройный силуэт и гриву чёрных волос, вольно рассыпавшуюся по спине. Девушка порывисто обернулась и расцвела улыбкой. Глаза у неё были совершенно шальные от счастья. Вот же ирония судьбы: он оставался здесь подыхать без неё — а она была дико, возмутительно счастлива…

— Сандро! — воскликнула Кетеван и тут же обвила его гибкими, как лианы, руками, прижалась изо всех сил. — Господи, как же хорошо, что ты пришёл… Я так ждала! Как я тебе рада! Я бы с ума сошла, если бы не удалось с тобой проститься, честное слово…

— А как же я? — глухо выговорил он, уткнувшись лицом куда-то ей в волосы и вдыхая их тонкий, любимый, ни с чем не сравнимый аромат. — Ты вот так уедешь и… — он что-то жалко мямлил и заикался, не в силах подобрать нужных, ёмких и понятных слов. Ему сейчас просто хотелось схватить её за плечи, потрясти от души, чтобы выбить из головы эту дурь, и заорать на весь вокзал: "Не смей меня бросать, слышишь?!"

Она отстранилась, чуть-чуть нахмурилась, тревожным быстрым движением провела ладонью по его щеке… словно нашкодившего котёнка приласкала. Ей, конечно же, не понравился его настрой. Сердце Кетеван в данный момент ликовало, и она не желала сейчас впускать в него неприятное, липкое, давящее чувство вины.

— Разве ты не хочешь, чтобы у меня всё было хорошо? — тихо спросила она. — Ты что, не рад за меня?

Вопрос был провокационным, и они оба знали это. Как знали и то, что на него возможен один-единственный правильный ответ.

— Я… рад, рад, Кети, — сбивчиво бормотал он, хватая её за руки, уже смиряясь с неизбежным и пытаясь запомнить, навсегда запечатлеть в памяти это тонкое красивое лицо, эти изумлённо распахнутые глаза, словно до сих пор не верящие в реальность происходящего. Одного взгляда на Кетеван было достаточно, чтобы понять — никакая это не блажь. У неё всё по-настоящему, всё всерьёз…

— Ты правда не сердишься? — проверила она, переводя дыхание. Что и говорить, уезжать из Москвы с таким грузом на сердце ей было бы неуютно.

— Я тебя люблю, — выдохнул он безнадёжно. — Кети, я тебя люблю и всегда буду любить! — занятно, но тогда он и в самом деле верил в то, что говорил — всем сердцем…

Она потянулась к нему, нашла его губы своими — алыми, влажными, требовательно-бесстыжими, и он задохнулся, едва устояв на подкашивающих ногах, он чуть не умер на этом самом месте, а она жадно пила его, целовала так горячо и отчаянно, словно это был её прощальный подарок напоследок.

— Не плачь, Сандро, — отстранившись и тяжело дыша, она всматривалась в его ошалевшее, потерянное, потрясённое лицо. Он хотел было возразить: "Я не плачу", когда вдруг почувствовал, что щекам стало горячо и мокро. Глаза невыносимо жгло.

— Не плачь, — повторила она, мягкими и плавными движениями узких ладоней стирая влажные дорожки с его лица. — Ну что ты, глупый… Милый мой, славный Сандро… Я тебя никогда не забуду. Слышишь? Никогда!

Май 2019 года, Москва

Обычно каждое пробуждение сопровождалось ощущением давящей тоски в сердце. Требовалось время, чтобы восстановить сбившееся дыхание, вынырнуть на поверхность сна и осознать, что всё, увиденное там, — давно в прошлом. Спустя несколько минут высасывающая душу смутная печаль начинала слабеть и постепенно рассеивалась.

Но на этот раз он, видимо, слишком уж разволновался или сделал какое-то неловкое движение — Галинка тоже проснулась.

— Что случилось? — спросила она встревоженным голосом, приподнимаясь. — Тебе плохо?

— Спи, — Белецкий ласково прикоснулся к её плечу, успокаивая. — Просто кошмар приснился. Извини, что разбудил.

— Ничего себе "кошмар", — она села на постели и зябко поёжилась. — Ты как-то вскрикнул жутко… Я сама испугалась. Что тебе снилось?

— Как будто стою у доски на уроке химии, а в голове — пустота, — он попробовал отшутиться. — В школе у меня всегда были проблемы с таблицей Менделеева, знаешь ли…

— Ну вот зачем ты мне врёшь сейчас? — Галинка обхватила руками согнутые колени и взглянула на мужа укоризненно. — Я же серьёзно спрашиваю. Саша, ты настолько мне не доверяешь?

В её надломленном голосе он смутно уловил тревожное, невысказанное… то, чем она никогда не делилась с ним вслух, но он всегда чувствовал этот её тщательно подавляемый страх. Что и говорить, выйдя замуж за знаменитого на всю страну артиста с многотысячной армией поклонниц, который, к тому же, был намного старше её, простая крымская девчонка Галя Тесленко обрекла себя на весьма и весьма непростую жизнь. Да, она любила его до беспамятства и ни секунды не жалела о своём выборе, даже в моменты редких ссор — за это Белецкий мог ручаться. И всё же он понимал, как ненавистна ей втайне его сумасшедшая популярность, как она беспокоится о его самочувствии и душевном покое, как — практически по-матерински — стремится оберечь и защитить мужа.

— Что ты… — виновато выдохнул он и тут же притянул её к себе, прижал к груди. — Прости, маленькая моя. Просто не хотел тебя беспокоить понапрасну. Ну, знаешь, какие кошмары бывают — и не опишешь толком, а просыпаешься и ещё некоторое время не можешь прийти в себя…

Галинка обмякла в его объятиях, оттаяла, обняла в ответ.

— У тебя… всё нормально? — нерешительно спросила она, уткнувшись носом ему в плечо. — Ты какой-то взвинченный в последнее время. Будто чужой. И напряжённый, аж искришь. Или это перед премьерой?

Через несколько дней Белецкому предстояло дебютировать в спектакле "Анна плюс Алексей", посвящённом драме семьи Карениных. Классическая история, описанная Львом Толстым, на сцене должна была заиграть новыми красками, поскольку главным действующим лицом в спектакле являлась вовсе не неверная жена Анна, а её опозоренный муж — Алексей Каренин. Его-то роль и исполнял Белецкий, прикладывая все усилия к тому, чтобы перетянуть симпатии публики на свою сторону, заставить зрителей взглянуть на проблему с точки зрения своего героя и вызвать к нему искреннее сочувствие.

— Всё хорошо, Галюша, — он легонько поцеловал жену в макушку. Её волосы, как всегда, пахли солнцем, морем и степными травами, словно пропитались этими ароматами с самого рождения. Удивительно, но запах не исчезал даже тогда, когда Галинка находилась вдали от родного Крыма… Он отстранился и некоторое время всматривался вблизи в её лицо — доверчиво распахнутые глаза, чуть приоткрытые розовые губы…

— Что? — смутилась Галинка.

— Да ничего, — он подцепил пальцем тонкую бретельку её ночной сорочки и спустил с плеча, а затем нежно провёл ладонью по смуглой шелковистой коже. — Любуюсь своей женой-красавицей. Это ведь не запрещено?