Назначьте ведьме адвоката

— Ситуация сложилась таким образом, что… — примостив себя на краешке предложенного кресла, начал инспектор.

— Ты плохо слышишь? — перебил его Великий. — Так пойди, прочисть уши, подожду, мне спешить некуда. Я спросил, ради чего слил трёхмесячную разработку, которой занималась твоя же группа.

Нет, ясновидящим Нартан не был, даже и притворяться не пытался. Зато опыта и мозгов у него хватало. Конечно, Тейлор рассчитывал, что истинное положение дел вскроется чуть позже. Но и к такому обороту был вполне готов.

— Я считаю: при инквизиции необходимо создать группу, курирующую деятельность ведьм.

— С ума сошёл? — инвалидное кресло раздражённо скрипнуло колёсиками под начальственным задом. — Карьерные амбиции глаза застят? Или вдруг забыл, что весь Отдел только этим и занимается?

— Ну, положим, не только этим, — Тейлор уселся поудобнее, ногу на ногу положил. Раз Великий сразу вон не вышиб, то, по крайней мере, выслушать готов. А это уже полдела. — Вы знаете, что в последнее время я плотно занимался аналитикой. Так вот, по моим сведениям, влияние профсоюза ведьмаков укрепляется, причём очень быстро. Рискну предположить: вскоре они станут влиятельнее, чем колдуны и некроманты вместе взятые.

— Это я тебе и без всякой аналитики напророчить могу, — хмыкнул Великий. — Так сказать, на глазок.

— Не сомневаюсь. Поэтому объяснять, чем нам грозит такое укрепление их позиций не стану, — кивнул Тейлор, чувствуя, как по виску ползёт капля пота — медленно и мерзко, оставляя холодящий след, словно мокрица. — По моему мнению, настала пора задуматься о естественном противовесе для них.

— Почему именно ведьмы, а не те же колдуны?

— Колдуны чересчур зациклены на своей кастовости и избранности, их косность тяжело сломать. Точнее, сломать легко, согнуть сложно. Некроманты — это традиционно закрытые группы, к тому же больше всего заинтересованные в прибыли, а не в политическом влиянии. Ведьмы же прогрессивны — в этом их сила и основная слабость. Кроме того, в большинстве своём они эмоциональны, поэтому легко поддаются манипулированию.

— Короче, обычные бабы!

— Вот именно, — спокойно подтвердил инспектор. — И эта командировка как нельзя лучше подтверждает мои выводы.

— Почему сразу не сказал?

— Потому что не был уверен на сто процентов. Решил проверить свои домыслы на деле, — пожал плечами инспектор. — Заодно и вам смог наглядно продемонстрировать. Сами же говорили: пример куда красноречивее любых слов и цифр.

— Ну, допустим, создадим мы такую группу, — изрядно помолчав, каркнул Нартан. — Кто её возглавит? — Тейлор скромно потупился. — Ясно. Недаром же говорили: ты наглый молокосос, выскочка, щенок с завышенной самооценкой.

— Я над этим работаю, — признался инспектор.

— Над чем?

— Над занижением самооценки. А с молодостью успешно справляется время. Да не так уж я и молод, к сожалению.

— Щенок, — повторил Великий, но вроде даже с удовольствием. Здоровое нахальство, правда, без фанатизма, в инквизиции всегда ценили. — Только не думай, что выбил тёплое местечко для ляпанья своей дальнейшей карьеры. Если, я повторяю, если такая группа будет создана, и тебя действительно поставят начальником, спрашивать тоже с тебя стану, понял? Где какой прокол, где какой скандал — лично шкуру спущу. Считай, что за всех ведьм в этой долбаной стране теперь будешь отвечать собственной головой. Согласен?

Инспектор даже не удосужился сделать вид, будто раздумывает — просто кивнул.

— Ну-ну, — недовольно проворчал инквизитор. — Надеешься высоко взлететь? Смотри, как бы вниз не утянуло. Контингент-то такой, специфический. И насколько я знаю, с бабами ты не очень-то ладить умеешь! — Великий хрипло хохотнул. — Ладно, иди. И чтоб завтра наработки по новой группе лежали у меня на столе, понял?

— Понял, — снова кивнул инспектор, вставая.

Ну а чего тут не понять? Его личная Большая Игра, наконец, началась. И Тейлор намеревался собрать все доступные призы. Впрочем, недоступные тоже, иначе дело и затевать не стоило. Ведь кто не рискует, тот не пьёт шампанского, не так ли, госпожа Рейсон?

[1] Право конфиденциальности (здесь) — профессиональные тайны, обеспечивающие неприкосновенность частной жизни, т. е. доверенные представителям определённых профессий для защиты прав и законных интересов граждан.

[2] Статут — правовой акт.

Глава 6

Осень в столице выдалась на удивление мерзкой. Как только календарь подтвердил: да, лету конец пришёл, тут же зарядили дожди. Хотя эту туманную морось, водяную взвесь и приличным-то дождём назвать стыдно. Капли оседали на оконных стёклах пылью. Медленно, словно бы и нехотя, как ртуть, стекались в мокрые дорожки, ползли вниз, собираясь ручейками в щели у карниза.

Что там снаружи творится и не разглядеть: серо, ватно, пасмурно. Сквозь марево чернели размытые акварельные столбы зданий, внизу тянулась мутная лента фонарей вдоль дороги. За горбом моста в каменной щели набережной неподвижно лежала река.

Тоска.

Тейлор отпустил штору, отгораживаясь от уличной хмари. Хлебнул, обжигаясь, кофе из кружки. Кофейные чашки у инспектора были солидные, толстостенные, большие почти бульонные. И кофе ему Джинс варил не в аристократической изящной джезве, а в небольшой кастрюльке.

Госпожу Тейлор и эти кружки, и эта кастрюлька доводили до нервного срывы. Худо-бедно, но инквизитору, в конце концов, удалось приучить себя к фарфоровым сервизам и к порциям на один глоток. «Вам с сахаром или со сливками?» — «Чёрный, если позволите. Я считаю, что нужно чувствовать настоящий вкус напитка»…

Инспектор любил горячий — чтобы язык драл — кофе из огромных кружек с четырьмя ложками сахара и сливок побольше, до светло-коричневого цвета. От утренней серой хмари и тоски лишь такой напиток и спасал, с юности проверено.

Каждый день — снег не снег, дождь не дождь, жара не жара — Мамаша Бэнкс приносила кофе. Жидкость, сладкая до приторности, очень светлая, щедро сдобренная всё теми же сливками, плескалась в огромном бидоне с толстой, плотно притёртой пробковой крышкой. Связка медных кружек позвякивала у мамаши на поясе — на старой пеньковой верёвке, продетой в дужки погнутых ручек. За собой толстуха волочила низенькую тележку на кривоватых деревянных колёсиках. А в ней, горкой, бутерброды в промасленных бумажках: огромные куски пшеничного хлеба и жареная картошка с сочащейся жиром рыбой.

Бутерброды доставались Тейлору нечасто, всё-таки стоили целый фартинг. А вот на кружку мамашиного кофе он всегда старался наскрести, хоть иногда это и было трудновато. Но лучше уж обойтись без обеда, чем без горячей кружки.

В полдень появлялась Мамаша и жизнь на пристани останавливалась. И даже всесильный начальник порта с этим ничего поделать не мог, да и не пытался. Кофе в двенадцать часов дня — это святое. Без его сладости, от которой нещадно ломит зубы, до вечера не дожить. Спина треснет под неподъёмными мешками и ящиками, колени подломятся, нога соскользнёт-таки с мокрых, трясущихся, будто в припадке сходен.

По крайней мере, именно так и казалось: не выпьешь кофе — треснет, подломятся, соскользнёт. А тут: лежишь на мягких тюках с шерстью. В стороне, дымя дешёвыми самокрученными папиросами, негромко толкуют о чём-то своём мужики. Кружка ещё почти полная, а напоследок, на дне обязательно останутся не растворившиеся крупинки сахара, которые нужно вытряхнуть в сложенную ковшиком ладошку и слизнуть языком. А перетруженные мышцы уже не так мучительно ноют. И Мамаша, может, подойдёт напоследок, неловко неумело по волосам погладит, вздохнёт о чём-то своём…

Тейлор криво усмехнулся собственному отражению. Оказывается, он перед зеркалом стоял и, наверное, уже довольно давно — кофе успело порядком остыть. Задумался, понимаешь, в воспоминания ударился. Ну что ж, все мы человеки и ничто человеческое нам не чуждо.

Инквизитор одним глотком допил тепловатую, как парное молоко, жидкость. Было совсем невкусно, но не выливать же!