Синтез

— Я друг, — только и сказал Максим. — Я… плохо понял то, о чём вы говорили… я… Вы сказали, что всё поправимо, но в то же время… нет шансов… как так?

— Всё, что мог сказать, я вам сказал, — проговорил Гаспарян.

— Могу я взглянуть на Жанну?

— Зрелище не для слабонервных. К тому же это запрещено.

— В рамках нашего общего знакомства.

— Пойдемте.

Максим шёл и чувствовал, как подкашиваются его колени. Он шёл, и ему становилось плохо. Гаспарян словно услышав его призыв, тут же выдал пакетик. Максим не успел его открыть, как его вырвало. Он старался глубоко дышать.

— Ещё пакет? — заботливо спросил Гаспарян

— Нет, спасибо.

Они дошли до палаты. Она была почти пуста. Только дежурная сиделка ждала чуда от приборов, да отец с потухшим взглядом. Максим взглянул на тело Жанны и не смог сдержать слез. Тело было накрыто простыней, из-под которой выходили разные трубочки, да провода. Лицо её было полностью забинтовано. Было понятно, что на всём теле не осталось живого места.

— Я вас помню, молодой человек, — сказал Филипп Роллан, протягивая Максиму руку. Максим пожал её и присел на корточки около Жанны.

— Молодой человек, здесь нельзя находиться, — заметила сиделка.

Максим не обратил внимания и прикоснулся к руке Жанны.

— Молодой человек, что вы делаете? — снова сказала сиделка.

— Ему можно, он друг. Скажите, молодой человек, кто такое мог сотворить? — спросил Филипп Роллан.

Слезы застелили глаза Максима.

— Я столько видел в жизни, но не понимаю, как… — у Филиппа Роллан не было слез, но его лицо дрожало.

Максим держал руку Жанны.

Максим не видел ничего перед собой, слезы застилали его глаза сплошной пеленой. Он продолжал держать руку Жанны. Филипп Роллан не унимался:

— Кто, кто, скажите, это сделал?

Максим сделал над собой усилие и поднялся, вытер слезы и медленно направился к выходу из палаты. Дойдя до двери, он развернулся и кинул в сторону Филиппа Роллана:

— Это сделал я…

Максим вышел, бросив последний взгляд на Жанну.

— Что, простите, сказал этот молодой человек? — обратился Филипп Роллан к сиделке, которая, не слушая его, указывала на монитор.

Прямая линия, та самая, что объясняет жизнеспособность всей системы человеческого организма, перестала быть таковой, а принялась извиваться, строя различные кривые.

Выходя в коридор, Максим услышал радостные возгласы. Он остановился, прислушался и, улыбаясь, пошёл дальше. Встретив Гаспаряна, он сказал ему, показывая на палату, где лежала Жанна:

— Вот, а вы говорили…

Как только Максим вышел из больницы он, не обращая внимания на Акиру, бросился к телефонному автомату.

— Алло! Маргариту Титову можно к телефону? Жду.

— Дорогая, ты ещё не выехала? Не уезжай, пожалуйста. Как? Я не знаю. Со мной всё хорошо, всё замечательно, но можно ты никуда сегодня не поедешь, и на бал мы не пойдем? Давай проведем весь вечер вдвоём. Я не могу объяснить. Я не хочу тебя отпускать. Не глупости. Хорошо. Двадцать минут. Дождись, пожалуйста. Пожалуйста, дождись!

— Акира, лови такси. Да, потом разберемся!

«Скорая помощь» уже стояла, готовая отправиться на дежурство, запуская внутрь медсестер и медбратьев, как к больнице подлетел автомобиль, из которого на ходу выпрыгнул Максим и кинулся к Рите, ещё не успевшей забраться внутрь.

— Риточка! — Максим принялся обнимать её на глазах у всего персонала.

— Да что случилось, милый? У меня три минуты, — удивлённо спрашивала Рита.

— Я тебя так люблю, ты даже ещё не знаешь, как я любил, когда говорил, но сейчас я до безумия тебя люблю!

— Не до того безумия, о котором ты говорил? — улыбаясь, спросила Рита.

— Нет, Да. Неважно сейчас. Не уезжай! — Максим держал её за плечи и всё норовил обнять и прижать к себе.

— Да что случилось, дорогой?

— Я хочу, чтобы мы всегда были вместе. Всегда! Всегда! Ни на минуту не расставаясь! Я тебя умоляю! — Максим упал на колени.

— Дорогой, ты же знаешь, что это невозможно, — не понимая, шутит Максим или нет, говорила Рита.

Улыбалась и смеялась вся больница.

— Я вернусь, и ты мне всё объяснишь. Хорошо, милый?

— Я не смогу столько ждать! Счастье моё!

— Идите с Акирой на бал. Сейчас, заметь, я разрешаю вот что — можете заскочить к Джону и пропустить столько, сколько вы там обычно пропускаете.

— Милая, ты не хочешь меня понять. Я боюсь тебя потерять. — Максим уткнулся в плечо Риты и повторял: — Я боюсь тебя потерять. Я боюсь тебя потерять. Я не могу тебя потерять. Я не могу тебя оставить…

— Я не потеряюсь, — шепотом произнесла Рита, гладя Максима по голове. Рита обернулась к «скорой помощи». Там все дружно махали руками «мол, продолжайте».

— Ну, объясни мне в двух словах, что произошло? — Рита строго посмотрела в глаза Максима.

— Я не могу в двух словах. Мне нужно, чтобы ты осталась со мной.

Рита потрогала лоб Максима. Она улыбалась.

— Я хочу быть с тобой, только это мне поможет спасти тебя. Спасти нас! Мы должны быть всегда вместе. Всегда. С этого самого момента, Риточка.

Маргарита продолжала улыбаться. Она повернулась к машине, давая понять, что уже идет, и обняла Максима.

— Рыцарь ты мой. Как же мне будет с тобой интересно жить! И не забывай, что мы со всем разберемся и всех победим. Помни! Мне пора. Акира! — Рита рассмеялась. — Забирай этого эмоционально неуравновешенного пациента, и езжайте на бал, а я подъеду туда, как смогу.

— Ты меня не поняла, — грустно произнес Максим и поцеловал Риту в губы.

— Я тебя люблю, — Рита также чмокнула Максима в губы и побежала к машине.

«Моя музыка в лоне волшебства твоей королевской крови…»

Часть XII. Глава 18

Акира отвёз Максима домой и решил не оставлять его, пока тот не приведёт себя в порядок и не будет готов к выходу.

— Новый год у нас, значит? — безучастно спросил Максим.

— Он самый, Макс, кончай хандрить. Прими душ, оденься во всё самое модное, чтоб все упали, как только ты войдешь в зал, или куда-нибудь. Мы в «Бомбу» заглянем? Рита разрешила.

— Почему бы и нет, — холодно ответил Максим. — Значит, так, чтобы все упали, а Маргарита, когда пришла, сразу бы меня узнала? Тогда, я должен одеться в то, в чём я был в наш первый бал.

— Ты помнишь это?

— Учитывая, что он был единственный, за исключением того, где её похитили, помню. Вроде все костюмы из «Рапсодии», и не только костюмы, прошли химчистку. Беспокоится не о чем. Ты будешь домой заходить?

— Да ну, в «Бомбу», встречаю Лалу и в эту великосветскую яму утех и развлечений. Представляю, что там устроят по случаю выборов и прочих… Ладно. Время тянем. Ты в душ?

— Да, пойду в душ и постараюсь не свалиться с ванны.

— Кончай, Макс. Ты же сказал, что какие-то приборы там заработали и всё будет хорошо. Ведь, будет?

— Все у нас будет замечательно. Я скоро.

Но скоро Максим не вышел. Акире пришлось постоянно стучать в дверь, прежде, чем Максим соизволил выйти. Он ушёл куда-то внутрь себя, куда-то глубоко… Долго принимал душ, усердно мылся, тщательно брился, долго причёсывался. Выйдя, он торжественно спросил:

— Где мой костюм цвета благородной мыши, черная рубашка и лайковые туфли?

Акира закатил глаза.

— А может, лучше, чёрный костюм, чуть официальней, тебе не кажется?

— Макс, лично мне всё равно, что ты оденешь.

— Тогда так: черный костюм, черная рубашка и серый галстук. Стильно? Или как?

— Одевайся!

— И лайковые туфли! О, и белое короткое пальто! А шляпы у вас носят, всё забываю… заметить?

— Носят, пойдем!

— И белая шляпа. Сейчас. И шарф!

Акира ещё минут десять закатив глаза, наблюдал, как Максим облачался во всё перечисленное, после чего тот объявил:

— Как денди лондонский одет, и, наконец, увидел свет. — Максим надвинул шляпу на глаза. — Я похож на Есенина? Или на Байрона? Или… Ладно, сколько тебя ждать? Пойдем уже!