Синтез

— Как ты…

— Я с ним знаком. Не буду рассказывать, как. Это скучная история, но, тем не менее, факт остается фактом. Я с ним знаком и виделся с ним вчера вечером. У него предложение от нашего общего друга по имени Карл. Думаю, это и есть его участие в вашей схеме. Я вот только не уверен относительно того, чья эта схема. Министерства или Дракона. Похоже, они сами друг друга запутали. Но, это лишь предположение. Наверняка, мы с тобой почти ничего не знаем.

— Но, как ты можешь быть знаком со Змеем? — не мог успокоиться Ян.

— Это ещё не всё, — Максим улыбнулся. — Наш начинающий репортер, Акира, встречается с дочерью Змея… И не знает об этом. А может и знает, но скрывает. Такие дела, Ян. Да, не спокойно в вашем королевстве.

— И не говори. — Гашек принял услышанное так, как оно есть. — А он что-то говорил…

— Нет, ты что, — прервал Максим, — ты хочешь узнать что-то о своих наркотиках? Нет, конечно. Он же не дурак. Он взял от меня то, что хотел. Я даже не знаю, что именно, но уверен, что он это получил. Я ему рассказал про Ветреный. Думаю, он также пробьет его, хотя, не уверен, что в этом есть смысл. Кстати, есть адрес самой фирмы? Фактический.

— Есть, но вряд ли по нему что-то располагается.

— Мало ли. Думаю, в субботу отчалить.

— Ты окончательно решил? Одному лучше не лезть, вдруг там действительно что-то есть.

— А ты думал, я собираюсь туда в надежде на то, что там ничего нет? Предложу Куперу, он художник вольный. Собственно, как и зять авторитета.

Гашек засмеялся.

— А что нужно было твоему «безопаснику», кстати? — спросил вдруг Максим.

— Не уверен, что ему нужно было что-то конкретное, но показалось мне, что его очень заинтересовала Белоснежка. Я намеренно обратил на это внимание. И его и Карла заинтересовало одно и то же.

— По разным причинам, скорее, — предположил Максим.

— Скорее, да, — согласился Гашек.

— Вот оно счастье! — Максим вспомнил подпись под рисунком Белоснежки. — Аманда Хаксли. Неожиданно ты стала объектом интереса такого количества мужчин, что, уверен, Холи Берри тебе бы позавидовала.

— Ты о чём? — не понял Гашек.

— Не обращай внимания. Кстати, а как с федеральным розыском? — спросил Максим и тут же поправился: — Общегородским.

— Тишина, — вздохнув, ответил Гашек, — все отделения получили запросы. Плохо, что фотографии нет. Только картинка, которую нарисовали с ваших описаний и словесный портрет.

— Во всех отделениях это во всех концах? Не только в Центре?

— Разумеется. И в западном округе тоже. Если ты о Драконе.

— Да я не только, я вообще, — медленно проговорил Максим.

— Ладно. — Гашек встал, приготовившись уходить. — Только маякни, как поедешь, а то, как бы тебя ещё в розыск не пришлось объявлять.

— Ничего, не потеряюсь.

— Знаешь, что меня совсем не удивило, когда я это понял? — философски безразличным тоном спросил Сурен Наирян, обращаясь к ГленуХайдену. — Не совру, если скажу, что я об этом думал и даже знал, но как-то никогда не сталкивался. Я и сейчас не столкнулся, но отчетливо понял.

— Отчетливо? — переспросил Глен.

— Именно отчетливо, — подтвердил Сурен.

— И что же?

— А то, что все эти бизнесмены высокого полета, эти владельцы заводов, с которыми мне пришлось встречаться в последние недели, намекая на проблемы, которые могут у них возникнуть в результате вполне вероятной смены политического курса, а именно, на переход с их капиталистических рельсов на рельсы плановые или, какие там ещё у коммунистов, не сильно этим обеспокоены. Они, конечно, обеспокоены и готовы, и уже приняли все мои пожелания, но… Они не высшая лига! Именно поэтому я не смог разглядеть в их глазах реальной озабоченности. Видел только готовность исполнить то, что им говорят. И знаешь почему, Глен?

— Потому что они не высшая лига, ты же уже сказал, — напомнил ему Хайден.

Беседа происходила в пятницу вечером, на следующий день после пробы Хайденом себя на оперативной работе, в ресторане, недалеко от здания Городского парламента. Хайден позволил себе выпить несколько рюмок коньяка, и был в крайне расслабленном состоянии — сказалась усталость и пережитый стресс: очень непривычно было выполнять поставленное ему директором задание, давая указание криминальному авторитету. Наирян поддержал приятеля и усугубил алкоголь в пределе, дозволенном им себе при встрече на не совсем деловом уровне.

— Именно так! — наклонившись ближе к Глену, шепотом произнес Сурен. — Есть кто-то, кто владеет владельцами, кто распоряжается их активами, кто покупает целые министерства, правительства, людей, нас с тобой. О них не знает никто, кроме тех, кому они дают указания. И это они дают нам деньги через этих акционеров, это они делают политику. Президент — никто, он их кукла, как и все там.

— Слишком примитивно, Сурен. Не находишь?

— Да плевать, что примитивно. Но это так. Может не совсем так, но где-то так. И поэтому ни мы с тобой, ни кто-либо ещё, ни народ в целом, никогда не сможет влиять ни на политику, ни на… что там ещё…

— На историю? — подсказал Глен.

— Да, на историю. Мы всего лишь можем делать карьеру в рамках, дозволенных этими, кому дозволено теми.

— Очень точное определение.

— А разве не так? Твой босс, я уверен, из тех, кто исполняет их указания. Да, тут без вариантов, директор Министерства Городской Безопасности не может решать, кому руководить Городом, ни генеральный прокурор, ни полиция, ни премьер-министр, они лишь проводники — слуги. И слуги далеко не народа. Мой босс, кстати, наверняка, там же. Хотя, может, даже он исполняет указание премьера, например. Фу ты, жарко аж стало. Ты никому этого не скажешь, Глен?

— Твоя фантазия, Сурен, вряд ли сможет претендовать на гриф «Совершенно секретно». Останови на улице любого, и он сможет потягаться с тобой в праве на обладание предположением того, каким образом устроена Городская власть. И поверь, ты услышишь много знакомого. И много вариантов, главным зерном которого будет наличие неизвестной силы, против которой бессильно что бы то ни было. Я аналитик, Сурен, не забывай. У власти бесконечное множество инструментов воздействия на массы. Твои подозрения, если и имеют под собой почву, не имеют практического смысла. Вообще, никакого смысла не имеют, даже, заметь, даже, если так всё и есть на самом деле. Тебя никто не услышит — это, во-первых, ты сам никому не захочешь рассказывать — это, во-вторых.

— Ты скучный, Глен. Умный, но скучный до безобразия. Так хочется порулить, а такое ощущение, что как я не рулю и не жму на педали, рядом сидит инструктор и рулит, и жмёт на свои педали так, чтобы я не дай бог ни срулил не туда или не превысил скорость, или не остановился в неположенном месте, или…

— Короче, тебя угнетает контроль, — помог Глен.

— Именно так, мой «горбезопасный» друг. Пойдем домой. Завтра суббота и мне нужно подготовить речь боссу к понедельнику. Итак, когда, говоришь, нам Роллана выпускать на арену?

— Где-то, через неделю. Ты сам поймешь.

— Мда, видимо, пойму.

— В понедельник обязательно организуй…

— «Спра-вед-ли-вость». Они на девятом месте. Никаких шансов. Будет наш Филипп Роллан Филиппом Справедливым. Я всё понял, Глен. Завтра запустим. После обеда босс заедет, вечером расскажу, как всё прошло. Всё будет как надо. Ты уверен, что недели достаточно?

— У нас выхода нет.

Глен подумал о том, что выхода нет и лично у него. Если со Змеем что-то сорвется… Об этом он старался не думать. Коста он доложил, что всё договорено и всё под контролем, что дополнительного вмешательства не требуется, что он лично отвечает за итог, что… Почему директор ему поверил? Наверняка, есть у него свои каналы для того, чтобы проверить достоверность информации. Или он действительно доверяет Глену? Глен боялся, как бы у него не сдали нервы. В воскресенье он уже будет всё знать. В воскресенье ему станет видна его дальнейшая судьба. А завтра?