Страница 25 из 64
— Реже, чем подобает праведнику, ваша милость.
Альдор печально улыбнулся. Он взошел на мост и остановился, положив руки на древние каменные перила.
— Я молюсь каждый день. Утром, перед обедом и глубокой ночью. Я прошу у него прощения за все, что совершил. Но сколько бы я ни пытался отмолить грехи, сколько бы ни помогал беднякам, как бы ни старался уравновесить дурные дела благими, легче не становится.
— Я верю, что он, — Ганс указал на шпиль Святилища, — нас слышит. Всегда и всюду.
— Но он не отвечает мне. Возможно, я не заслужил его внимания. И это справедливая кара. Я о многом жалею, Ганс. И многое хотел бы исправить, но время ушло. Все, что я могу сейчас — попытаться жить достойно. Но мне часто кажется, что я блуждаю в темноте.
— Вы достойный человек, ваша милость. Куда порядочнее многих, хотя и служба у вас не сахар. Чем выше стоишь, тем страшнее падать, — пожал плечами слуга. — Быть может, вы просто не замечаете божьих знаков?
— Кто знает…
До ушей Альдора донесся шум — толпа горожан рассыпалась, костеря на чем свет стоит несшегося прямо к замку всадника. Альдор в очередной раз проклял ослабевшее с возрастом зрение.
— Ганс, кто это?
Молодой слуга ловко вскочил на парапет — ветер едва не сорвал с его головы голубую шапочку с пером — и прищурился. Спустя мгновение, он осенил себя священным знаменем Хранителя.
— Ваша милость…
— Ну же! Не томи! Кто это?
— Гонец из Рундкара.
— Тоже мне новость, — проворчал барон, удивившись бледности Ганса. — Гонцы от союзников прибывают каждый день.
— Не такие. Сейчас вы сами увидите.
Спустя несколько мгновений мимо них пронесся одетый в меха и кожу северянин на гнедом коне. На бедре шлепали украшенные ножны меча, за спину закинут рундский круглый щит, а к отороченной белым мехом шапке был прикреплен хвост снежной лисицы — опознавательный знак личного гонца вождя Магнуса Огнебородого. И лишь когда всадник оставил их позади, Альдор понял, что так взволновало обычно невозмутимого Ганса.
Гонец был облачен в пронзительно-алый плащ.
Знак войны.
— Надо было видеть лицо командира стражи, — тараторил Ганс, едва поспевая за Альдором. — Шварценберг чуть в штаны не наложил, едва увидел красный плащ гонца!
Эрцканцлер на миг остановился посреди длинного темного коридора, подтянул украшенный искусной вышивкой пояс и пригладил растрепавшиеся волосы. До того, как на него напала та гацонская стерва, он мог гордиться шевелюрой. Но каштановые вихры пришлось обрезать, и сейчас волосы торчали во все стороны, превращая Альдора в неряху. Пробившееся сквозь мутные стекла солнце позолотило первую седину на висках.
На этой службе Альдор начал стареть.
— Мы все испугались, чего греха таить, — проговорил он, задумчиво глядя в узенькое окошко. Отсюда можно было рассмотреть часть обширного замкового двора. Ничего интересного, впрочем, там уже не происходило: всех важных гостей собрали в тронном зале, а на улице остались разве что дружинники Магнуса.
Хорошая новость — эрцканцлера все же пригласили на эту аудиенцию. Плохая — он понятия не имел, чего от нее ожидать.
— Все готово?
— Да, милорд.
— И как они?
— Рунды? Да как всегда: мрачны, холодны, немногословны. Даже сам Огнебородый так и не сказал, зачем они прибыли.
— Где король? — нетерпеливо оборвал слугу Альдор.
— Ушел за леди Истерд. Решил лично привести ее к отцу. Все же с их последней встречи прошел почти год.
— И это означает, что Магнус задаст очередной неудобный вопрос относительно положения своей дочери. Она гостит в Эллисдоре уже очень долго, но Грегор так и не определился с намерениями.
Ганс фыркнул.
— Всем прекрасно известно, каковы они…
Альдор понимал, что слуга не решился бы обсуждать столь деликатный вопрос в легкомысленном тоне, не будь они близки. И все же эрцканцлера это отчего-то разозлило.
— Ой ли? — передразнил слугу он. — Грегор Волдхард и его мотивы для тебя что открытая книга? Если так, я сию же минуту пойду просить его величество даровать должность главы канцелярии тебе.
Ганс смущенно потупился.
— Простите, господин. Я говорил, не подумав.
— Держи язык за зубами, мой тебе совет. И не распространяйся о том, что дружен со мной, если хочешь выжить. — Поймав перепуганный взгляд слуги, Альдор пожал плечами. — Даже у эрцканцлеров бывают трудные времена.
Юноша лишь молча кивнул и поправил заломившееся перо на шапочке. К этому моменту они вышли из коридора к лестнице, что вела в тронный зал.
— Для меня будут распоряжения, господин?
Альдор коснулся шрама, оставленного гацонкой. Отметина уже не болела, но жутко чесалась, особенно когда потела под шапероном.
— Ты же изучал рундское наречие?
— Но не особенно преуспел. Говорю скверно.
— Говорить и не требуется. Ступай во двор и слушай, о чем северяне толкуют между собой. Магнус не стал бы вождем кланов, кабы всегда говорил о своих намерениях открыто даже союзникам. Сейчас нам может пригодиться любое вскользь брошенное слово.
— Сделаю, господин, — слуга поклонился. — Удачи.
Ганс ушел, а Альдор принялся спускаться по боковому пролету, внимательно разглядывая собравшихся. Солнце уже зашло, и зал погрузился в привычный для вечера полумрак. Трон пустовал, но в огромной пасти камина неистовстовал огонь, в десятке канделябров рыдали толстые свечи, и вечный замковый сквозняк трепал их слабое пламя. Безмолвные слуги внесли угощение и растаяли в темноте закоулков, словно их здесь и не было.
К негодованию Альдора, обсуждение уже началось. Рундское посольство расположилось за длинным столом: сам Магнус Огнебородый с таким же рыжеволосым младшим сыном и советник Ойвинд Долгий язык. Самый влиятельный болтун Рундкара отчего-то не пожелал сесть и его длинный крючковатый нос выглядывал из-за широкой спины вождя. Ойвинд опирался на резной посох с деланной немощностью, но Альдор отчего-то чувствовал, что этот древний старец уложит его на обе лопатки, едва представится возможность.
Несколько облаченных в дорогие одежды воинов — разумеется, безоружных — держались ближе к закрытым резным дверям и застыли, точно изваяния. У каждого из рослых северян красовался браслет с огненного цвета яшмой — символ личной преданности вождю. Собственная гвардия. Войско в войске. Ближе к Магнусу были только его многочисленные дети.
По другую сторону на устланных коврами лавках расселись хайлигландцы: сам Грегор в стальной короне, одетая уже по местной моде рыжеволосая красавица Истерд, похожий на гору командующий армией Урста и близкий друг короля Кивер ден Ланге, известный добряк. Неприятным сюрпризом для Альдора стало присутствие графа Ламонта Эккехарда. Впрочем, у дальнего родственника короля были веские причины для встречи с рундами: его младший сын Райнер все еще оставался заложником в рундском Вевельстаде. Нашлось место и для брата Аристида — человека, сподвигшего Грегора на ересь. По мнению Альдора, именно этот скромный монах с благообразным лицом представлял истинную опасность даже за пределами страны. Недаром за ним охотился весь Эклузум.
— Как принцесса, говорю, — гудел Магнус Огнебородый, глядя выцветшими узкими глазами на дочь. Толстые пальцы вождя задумчиво перебирали многочисленные косички бороды. Истерд, облаченная в платье из хорошо выкрашенной алой шерсти, молча взирала на отца с ледяным спокойствием. — А драгоценности? Что это на шее? Рубины? Не помню, чтобы дарил тебе такие! Мне-то не жаль, лишь бы толк был. А какой толк моим землям от того, что ты только и наряжаешься в разноцветные тряпки да прохлаждаешься в гостях? Год и еще половина прошли — и что?
Он говорил по-рундски, но Альдор понял большую часть его речей. Король поспешил вмешаться:
— Драгоценности — подарок Хайлигланда. Знак моей доброй воли и попытка завоевать расположение нашей гостьи. — Грегор широко улыбнулся, демонстрируя воплощенное дружелюбие. — Замечу, что леди Истерд далеко не сразу согласилась их принять.