Страница 17 из 64
«Вот она, репутация!»
Демос разочарованно покачал головой и откинулся на спинку кресла. Разговор затянулся, тело начало затекать.
— Мои руки короче, чем может показаться, — пояснил он. — К сожалению, я слишком поздно понял, какую игру затеял Эклузум. Они умело скрыли беременность императрицы и хорошо отвлекли нас от неё. Ладарию требовался повод столкнуть нас лбами. Нас с тобой, — Демос указал пальцем на Грегора. — И ему это удалось лучше, чем следовало ожидать. Но вряд ли Великий наставник предполагал, к чему приведет твоя обида на церковников. Мне и моим близким здорово досталось в мясорубке, которую устроил Ладарий, и все же я вдоволь повеселился, глядя на его растерянность, просочились новости о твоей ереси.
— Реформах.
— Как угодно.
— Ты ведь тоже не жалуешь Эклузум, — заметил Грегор. — Почему же тогда продолжаешь защищать?
— Мне плевать на Эклузум, но я защищаю страну. При других обстоятельствах я бы отдал Ладария и всех причастных тебе на растерзание. Однако церковь слишком крепко вплетена в имперскую власть, и отсечь просто так я ее не могу. Эклузум находится на территории столицы. Это центр паломничества, сердце веры подданных всей империи. Символ величия бога, если тебе угодно. Я обязан его защищать, даже если искренне считаю Ладария последним сукиным сыном. Это мой народ, и я поклялся ему служить.
— И что ты предлагаешь?
— План, который может спасти твой Хайлигланд. Прошу, выслушай его и не делай поспешных выводов. Все, что меня заботит — безопасность страны. Откажись от Священного похода на империю. Оставайся дома, носи любые титулы, води дружбу хоть с варварами, хоть с вагранийцами! Продолжай реформировать церковь на своих землях, но, прошу, не угрожай нам. С Ладарием я как-нибудь решу проблему, благо он мешает и мне. Я даже буду хлопотать в Малом совете о том, чтобы Хайлигланд приняли обратно в Криасморский договор. Это снова откроет для вас торговые пути и облегчит жизнь твоему народу. Прекратится голод, вы перестанете зависеть от хлеба Гацоны и военной помощи рундов… Все, что от тебя требуется — отказаться от бессмысленного Священного похода.
Грегор внимательно слушал, и Демосу показалось, что местами молодой король даже кивал некоторым словам, очевидно, считая их здравыми.
«Если у меня получится хотя бы заставить его задуматься…»
— Нет, — отмел все надежды Волдхард. — Прости, этому не бывать.
Демос обмяк в кресле.
— Не хочешь или не можешь? — продолжал спрашивать он, уже зная, что ничего не добьется. Грегора было невозможно шантажировать, бесполезно взывать к любви и долгу. Если он решил, то пойдет до конца. — Зачем тебе проливать кровь тысяч достойных мужей и жен ради мести всего нескольким церковникам? Неужели ты не видишь смысла в моих словах?
— Твое предложение разумно, но если я соглашусь на него, Хайлигланд потеряет все, за что я сражаюсь. — Грегор сокрушенно покачал головой и сделал молодецкий глоток прямо из кувшина. — Слишком поздно, Демос. Дело даже не в борьбе за корону империи: я готов признать младенца на троне. Ты понимаешь, почему я объявил Священный поход? Понимаешь на самом деле?
— Тебя оскорбили.
— Не только меня. Мою страну. Моих людей. Сколько раз мы проливали кровь в войнах с рундами? Сколько раз Криасмор нам помог? Ни разу. Что мы получили от этого союза? Ничего хорошего, кроме новых налогов и повинностей. Вы всегда использовали Хайлигланд, но тогда, после смерти Маргия, вы все выставили нас деревенскими дурачками, использовали меня и выгнали прочь. Довольно, Демос! Хватит унижений. Мы скорее будем голодать, чем снова унижаться перед Эклузумом, — не сдержавшись, Грегор опустил кулак на стол. Кувшинчик подпрыгнул с жалобным звоном, свечные огоньки затрепетали. — Мы не пойдем на попятную. Гацонские товары дороги, рунды — кровожадны и вероломны. Но лучше они, чем вы. Я не могу быть слабым. Больше не могу позволить себе быть мягкосердечным и миролюбивым. И не могу забрать данное слово. Слишком поздно, кузен, — прошептал он. — Время упущено. Назад дороги нет.
«Не могу его винить. Грегор действительно оказался зажат в тиски. И слишком дорожит всем, чего добился».
Демос понимающе кивнул.
— Благодарю за откровенность. Я не хочу быть тебе врагом, Грегор Волдхард. И никогда им не был. Соперником — да, но не врагом. Помни об этом и знай, что если однажды ты переменишь решение, я сделаю все, чтобы достичь мира.
Грегор залпом допил остатки вина и поднялся, едва не задев макушкой низкий свод потолка.
— Я понимаю тебя, кузен, — удивительно мягко проговорил он. — Ты служишь стране всеми средствами, как это делает и мой эрцканцлер. Порой эти методы причиняют мне боль, порой вам приходится идти на обман, но я понимаю искренность ваших намерений. Вы оба пытаетесь вернуть мир, пролив как можно меньше крови. Достойная цель. Но этому не бывать, пока существует Эклузум. Ты прекрасно понимаешь, что конец этой битвы наступит только когда падет либо власть Ладария, либо моя.
— Подумай ещё.
— Я не изменю решения, — отрезал Волдхард. — Ответь, почему ты не убил меня сейчас, когда была возможность?
«Потому что Ладарий лишил меня обоих братьев. Заставил человека, которому я доверял больше всех, предать меня. Очернил мое имя. Стравил с кузеном и расшатал империю. О, я жажду дожить и увидеть своими глазами, как его церковная империя рухнет под натиском новых идей, что проникнут на наши земли, словно заморский сорняк. Проникнут, пустят корни, укрепятся и разрастутся, точно мокрица на грядке. Я хочу видеть падение власти этого старого ублюдка, его беспомощность и слабость. Я хочу станцевать на его костях и сжечь их до углей! Но пройдёт ещё много времени, прежде чем все это произойдёт. И пока ты, Грегор Волдхард, нужен мне живым. Я не хочу убивать тебя хотя бы потому, что это принесет радость Эклузуму».
— Потому что ты мне не враг, — только и ответил Демос. — Кто знает, чем все это закончится?
— Войной.
— Значит, война.
— Да, — глухо отозвался Грегор, напоследок заглянув в глаза Демосу. Что он силился там увидеть? — Я не люблю убивать, Демос. Я столько раз это делал, что от кровопролития меня тошнит больше, чем ты можешь себе представить. Но я не идиот и знаю, как можно изменить мир. Кровью и сталью. Только так. Я ценю твою попытку решить все миром.
— Дай знать, если обстоятельства изменятся.
— Не изменятся. — Грегор направился к двери, но на миг задержался и напоследок коротко кивнул Демосу. — Прощай, кузен. Да смилуется над тобой Хранитель.
«Время покажет».
2.2 Сифарес
Артанну окружало мутное небытие.
Эннийский дурман оказался на редкость забористой дрянью. Густой дым курящихся кристаллов обволакивал сознание, путал мысли, туманил взор плотной пеленой. Малейшая попытка пошевелиться отдавалась тяжестью, словно ко всем членам приковали по гире. Мысли ворочались медленно и рассеивались так стремительно, что Артанна мгновенно забывала, о чем думала.
Она понятия не имела, сколько времени провела в этом состоянии, но каким-то образом понимала, что рядом с ней постоянно кто-то находился. Сквозь сладкий бред она чувствовала, как ее поили, иногда кормили какой-то мерзостью, а затем снова подсовывали под нос лампу с курящимся дурманом.
Поначалу ей это даже нравилось: густой дым уносил прочь кошмары и воспоминания, погружал в благостное забытье, где стиралась грань между настоящим и грезами. В этом сладком мороке не было лиц и голосов погибших по ее вине людей. Никто не звал ее, не обвинял, не смотрел с укоризной. Никто не спрашивал, зачем она покинула ставший родным Гивой и поступила на службу к Грегору, желая исполнить старую клятву. Никто не напоминал, чего эта клятва стоила самой Артанне и всему ее отряду. В этом бесконечном тумане было спокойно и уютно, но лишь пока дурман действовал в полную силу. Ибо когда морок отступал, кошмары и воспоминания обо всем пережитом наяву наваливались скопом. Гремели упреки покойников, звенела сталь, стонали раненые… Она раз за разом слышала их всех. И никуда не могла от них деться.