Нафаня

— Готовы? — заскочил в дежурку лейтенант Виртанен, окинув хмурым взглядом уже почти полностью экипированную, только шлемы и осталось надеть, группу.

— Что случилось, Лейт? — Видя что лейтенант не в духе, только сержант Орава, как его заместитель, решился задать вопрос.

— Домовой, сука, случился! Сбежал! — И виновато, как будто это его вина, кинув взгляд на напрягшегося Халла, добавил: — Дерптский и Тарту убиты.

Халла, а убитые были его лучшими друзьями, ничего в ответ не сказал, только помертвел лицом и крепко сжал кулаки одетые в перчатки, отчего они громко скрипнули в на миг наступившей тишине.

— Он что… — после небольшой паузы снова Орава голос подал.

— Да, — перебил лейтенант сержанта, догадавшись о чем тот спросить хочет. — Ошейник, Домовой, пока еще непонятно как, но сбросил. А потом, судя по видео, неожиданно возник возле парней и в ускорении ломиком обоих завалил. Они ничего не смогли ему противопоставить. Просто не успели за ним.

— Я ему этот лом… — выдавил из себя Халла, пока остальные переваривали эту новость, бросив на того сочувствующий взгляд, сержант снова по делу вопрос задал:

— Как мы его искать–то будем, если он без ошейника? С его способностью хамелеонить…

— Майор на докладе у профессора Лёдуса! Всё же это его подопечный сбежал. Заодно хочет попросить у него четырнадцатого нам в помощь выделить. Тот хоть точного местоположения Домового и не определит, но примерное укажет. Ну а там уже за нами дело…

Майор в это время стоял в кабинете перед сидевшим за столом профессором Лёдусом и, после доклада, более развернуто отвечал на его вопросы.

— Как он ошейник сбросил?

— Неизвестно. Сопровождающая Домового группа этот момент не зафиксировала. Всё внутри квартиры произошло. Вообще, на видео с их шлемов, мы ничего нового, чего бы он раньше не умел, не заметили. Единственно что мимикрия у него еще больше эволюционировала, научился полностью невидимым становиться.

— Как это установили?

— Он в один момент, не как обычно — на фоне чего–то там, а прямо перед Дерптским и Тарту маскировку сбросил, те его до последнего не замечали. А потом сразу ушел в ускорение и за несколько секунд ломиком обоих…

— Что, прости? — За всё время доклада, только теперь у профессора на лице эмоции проступили, до этого казалось, что он только из вежливости вопросы задает. — Чем он с ними расправился? — удивленно переспросил он.

— Ломом он их убил, — хмуро повторил майор. — В ускорение он этим ломиком шлемы парням как орехи расколол. Вернее визоры шлемов. Они хоть и противоосколочные, но вот такого варварства не выдержали.

— Креативно, — хмыкнул профессор, но практически сразу же вернул на лицо свою бесстрастную маску. Пару минут подумал, потом кивнул согласно: — Хорошо, берите четырнадцатого и действуйте.

Майор кивнул в ответ, поблагодарил, но уходить не спешил, напомнил об еще одной проблеме:

— Что с оставшимся охотником делать? Двое всё же согласились перенести охоту, но один уперся. Недоволен, что ни Домового ему не досталось, ни лотерейщиков. Парни тех сами покрошили, когда его искали. Требует во что бы то ни стало взять его с собой в погоню за беглецом.

— Что ж, если он настаивает, пусть едет с вами, — тут уже профессору не нужно было изображать безразличие, ему это действительно было не интересно. — Но сначала подпишет отказ от претензий и что полностью осознает грозившуюся ему опасность. И в поиске, майор, ваша первоочередная задача не охотника охранять, а этого Домового поймать. Желательно живым. Очень мне интересно, как он ошейник скинул и выжил столкнувшись лицом к лицу с ноль вторым.

Задумчиво смотря на закрытую за майором дверь, профессор Лёдус раздумывал о побеге номера пятнадцатого и понимал, что в случившемся немало его вины. Всё же нужно было, как и предлагал знахарь перед уходом, дождаться его возвращения и только потом уже начинать очередной этап эксперимента.

«Но кто мог знать, что он так быстро освоится с новой, пока еще неизвестной для нас способностью и сумеет от ошейника избавиться. Раньше пятнадцатый такой прыти не демонстрировал в освоении даров. Но самое обидное даже не в том, что он сбежал, а в том что эта его ново приобретенная способность так и останется необследованной. Нужно группе еще раз, не через майора, а лично самому напомнить, чтоб, если живым его захватить не получится, ликвидировали только после демонстрации тем его нового дара».

— Подъем, боец! — Вошли в камеру к Сереге Котову двое охранников.

Лежавший и предававшийся совсем уж невеселым мыслям до их прихода, Серега вскочил с кровати с изумлением смотря в их непрозрачные визоры. Переводил взгляд с одного на другого и судорожно пытался понять: «Чего это они его бойцом обозвали?»

Долго гадать, впрочем, не пришлось, тот же охранник, что и подъем скомандовал, тянуть резину не стал, а принялся изумлять Серегу и дальше:

— Работа сверхурочная для тебя есть. Выполнишь, можешь рассчитывать на любую награду. Вплоть до освобождения. Отпустить не отпустим, но на нормальное место работы с комфортным жильем пристроим.

До этого момента он с каждым днем всё больше погружался в пучину отчаяния. Он боялся, до ужаса боялся! Всё дело в том, что после единственного положительного выданного им результата, сейчас ничего не получалось. И он боялся, что его снова начнут бить, а то и снова отрежут, каким–то чудом отросшие… Кхм. Снова его евнухом сделают. Поэтому особо не раздумывая…

— Что нужно делать? — охрипшим от волнения голосом выдавил он из себя.

— Дружок твой, Домовой который, сбежал! — Серега сначала оторопел от такой новости, а потом, на смену страху и отчаянию, пришла черная зависть, щедро сдобренная застарелой и уже здесь хорошо вскормленной ненавистью.

Еще до школы они с Афоней были лучшими друзьями, благо жили недалеко. И даже потом, когда родители купили квартиру и они съехали от бабушки с дедушкой, их дружба не прервалась. Мало того что в одну школу пошли, так еще и в одном классе оказались.

И всё было нормально, но во втором классе к ним новая учительница пришла, подменяющая заболевшую их классную. И вот она, не разобравшись, влепила ему двойку и за знания, и за поведение. Бумажками он плевался, видите ли, а потом на вопрос ответить не смог и задачу по арифметике неправильно решил. Вот и украсила дневник жирная двойка, хоть никому еще вообще оценок не ставили. Ну а дома батя, который пусть редко, но всё же брался его воспитывать, после жалобы матери, сразу его двойку срисовавшей, в качестве наказания отменил поход на стадион, где на выходных автородео каскадеры демонстрировали.

Потом, слушая что и как там происходило, он в первый раз Афоню Ботаном и назвал. Тот в отличие от него на шоу побывал, что вызвало дикую зависть и стало причиной первой серьезной размолвки.

А дальше пошло–поехало: Афоня учится лучше — обозвать его, а то и в лоб заехать. Но он сдачи дает, больно. Подключить нового дружка к этому развлечению. Весело было, пока Афоня им двоим не ввалил, что в первый раз и подняло в душе на поверхность что–то черное, жуткое, напугавшее его самого.

Ненависть!

Уже здесь она приобрела просто невиданные масштабы. Мало того, что Афоня пробудил такие интересные способности, в отличие от него, о которых и вспоминать не хочется, так еще и его триумф… Как он радовался когда способность ищейки пробудилась. Это невероятное счастье, когда он играючи этого домового, где бы тот не спрятался, находил.

Он украл его способность! Закольцевав на себя и сделал ее бесполезной во всех других случаях. А сейчас этот вор еще и сбежать умудрился.

Внутри снова, как и в детстве, только во много раз сильнее, полыхнуло черной завистью, щедро сдобренной ненавистью.

— Я найду тебя и убью! — помимо воли вырвалось у номера четырнадцатого.

— Ты же его чувствуешь? — дождавшись предсказанной психологами реакции, подал голос до этого молчавшии Халла. — Где он сейчас находится?