Страница 30 из 57
Тут Бергсон сообразил, что Ким уже не первый раз обращается к нему. Услышав, наконец, что предлагает рулевой, Олаф сдвинул шторку донного иллюминатора, на которую до сих пор ставил ноги. И сразу весь "гипноз" выбило новым, еще более сильным ощущением. У ног астрофизика, напоминая о космосе, лежала сплошная чернота, отделенная лишь парой сантиметров стекла. Он невольно убрал ступни под кресло - не задеть, не разбить... В провале кружился рой нежно сиявших огней. Мелькали настоящие люстры, окруженные пепельным ореолом...
- Плохо, - сказал Ким, понаблюдав с минуту вместе с пассажиром.
- Что плохо? - скорее удивился, чем испугался Олаф.
- Мало света, - сказал Ким, поднимая личико серьезного ребенка с бровями-крыльями, как бы нарисованными углем.
- А что, раньше было больше?
- Раньше летом здесь прожектор зажигать не надо было. Как полнолуние! - назидательно поднял палец рулевой-механик.
Олаф еще раз посмотрел на полную мягкого мерцания феерию под ногами и вдруг защемило сердце. Сразу стало жарко, и захотелось прочь из тесного салона с розовой стеганой обивкой. Приближалось о н о. Приключение. То, чего бессознательно ждал он с детских лет, с тех пор, как в необычно знойный для его родины полдень увидел над синим хребтом моря ртутную каплю "летающей тарелки". (Так Олаф и не узнал потом, что тогда видели они с матерью.)
- Что же это такое? - невинно поинтересовался Бергсон. - Отчего вдруг планктон может уменьшить свечение?
Ким оскалился, эта гримаса у него соответствовала пожатию плечами.
- Не знаю. Вулкан. Цунами. Электрический феномен. Вон, на острове Нараинга целая деревня видела, как из воды огненные столбы поднимались и гром гремел. Это рядом тут, считайте - по нашему курсу. Может, врут. Хотя из деревни человек двадцать сбежало в глубь острова...
"Что же ты раньше молчал!" - чуть не крикнул Олаф, вцепляясь в подлокотники. "А впрочем, откуда тебе знать, что я ищу, о чем говорил с Теруатеа. Я-то для тебя просто досужий европейский экскурсант...". Сдержавшись, Бергсон спросил:
- Давно видели?
- Что?
- Да столбы эти. Огненные...
- Точно не скажу. С месяц, наверное. Недавно.
Олаф уже раскрыл было рот, чтобы попросить соединить его с Теруатеа. Бог с ней, с тайной. Ким - человек надежный. Но тут подошло расчетное время. И сработал прибор, аналогичный кухонному звонку Олафа, только с более изысканным, мелодичным звоном. Это значило, что антенны "Тритона" приняли радиолуч близнецов.
Включив по просьбе пассажира динамик, Ким с хмурым недоумением слушал отрывистую морзянку. Отныне роль рулевого сводилась к малому: вмешиваться в управление батискафом при явной опасности. "Акулу" вела электронная машина. Туда, вглубь, где скрещивались в непостижимом фокусе узконаправленные лучи антенн безликих кораблей.
И, покуда неслась ко дну одной из величайших на планете водяных "ям" бесстрашная стальная скорлупка, Олаф допрашивал Кима, как положено солидному специалисту по НЛО. Не иначе как позабыл на время запальчивый викинг, что не перед своим камином сидит он рядом с нахохленным рулевым, и не в надежных стенах обсерватории...
6700 метров глубины. 6850...
- А еще раньше, в прошлые годы, здесь никто не наблюдал подобных феноменов?
- Я не слышал, врать не буду.
- Ну, может быть, что-нибудь другое... Скажем, летающие объекты, или какое-нибудь необычное свечение...
- Тарелки, что ли?
- Необязательно. Просто что-нибудь непривычное.
- Всякое говорят. Всего не упомнишь. Мы в разных районах плаваем. Океан, он большой...
7100 метров. 7300. Намерение связаться с Теруатеа забыто. Олаф увлеченно расспрашивает, а Ким, не в силах отказать настырному пассажиру, отделывается все более скупыми, отрывистыми репликами. Батискаф вырван из рук рулевого, им командует машина, а по сути, этот рыжебородый сорокалетний мальчишка; в душу Кима, склонную к фатализму, закрадывается гнетущее предчувствие.
7800 метров. 8000. 8230...
- Ну а вам-то, Ким, лично вам, не доводилось ничего такого встречать во время плаваний? На воде или под водой?
- Ничего.
- Вы уверены в этом?
- Уверен.
- А скажем, в районе Бермудских островов...
8680 метров. 8810...
Ким уже не отрывает глаз от окошка глубиномера, где выскакивают цифры, как на счетчике такси. Несведущий наблюдатель мог бы подумать, что идет отсчет перед неким тревожным и ответственным стартом или началом опыта.
На отметке 9025 метров замигал алый глазок посреди пульта: ультразвуковой локатор предупреждал о препятствии. Олаф замолчал. Краска отлила от его щек. Луч света уперся в заглаженную скальную стену, скользнул ниже. Ким ринулся к штурвалу - разворачивать батискаф. Бергсон непонятно закричал на родном языке, вцепился в плечи рулевого. Тусклый блик бежал по дну впадины, по ребрам чего-то круглого, выпуклого, будто крышка чудовищного бака.
Не обращая внимания на крики и мольбы пассажира, Ким Дхак отшвырнул его в угол салона и дал форсированный подъем.
Вслед возносящейся "акуле" вспыхнуло кольцо хищных прожекторных глаз по ободу крышки. Олаф, упавший вниз лицом, успел увидеть в донном иллюминаторе, на фоне слепящей световой завесы, черную, непреклонно идущую на сближение сигару торпеды.
Тщетно насиловал передатчик плачущий Рене Теруатеа.
Тщетно вызывал в этот вечер Олафа Бергсона по экстренному каналу связи утомленный собственными детективными страстями Виктор Сергеевич Панин.
Сообщение о гибели известного астрофизика, решившего совершить экскурсию в глубины тропического океана, появилось в печати три дня спустя. Когда вертолет-рыборазведчик обнаружил в открытом море куски розовой обивки салона батискафа.
Дэви стояла перед ним - совсем не такая, какой он знал ее прежде. Она не изменилась внешне: та же гладкая ореховая кожа, и гордая головка на высокой шее, и тяжелые смоляные волосы, откинутые на спину. Виктор Сергеевич ожидал увидеть ее в т е м н о й одежде, а не в привычном белом комбинезоне. Но затем вспомнил где-то вычитанное: в Индии траурный цвет белый...
Что же все-таки столь неузнаваемо преобразило девушку? Настолько, что даже прежнее чувство Виктора Сергеевича к Дэви - странная тяга, родственная ощущению человека, стоящего над пропастью, - сменилось более мягким, теплым, чуть ли не отеческим?