Сказка для Мальвины

Девоньки. Это я к чему. Запросы к мирозданию надо формулировать вслух и максимально четко. А мироздание уж само разберется, почему оптимальный способ доставить вам кусок шоколада — провезти его через пол-Земли.

— Я б тоже сейчас шоколада съела, соблазнитель ты, Славка! — улыбается ему Галина. А у меня самой улыбка появляется, когда смотрю на них.

— Так у меня есть. Держите, — достает из кармана две маленькие шоколадки “Алёнка”.

Мы сидели на кушетке, поедали шоколадку, а он продолжал дальше травить свои байки.

— Девоньки, а вы знаете, что детство содержит в себе, может быть, главную тайну жизни. Вспомните свое детство: день начинался рано утром, еще до школы было время и для приготовления уроков, если вчера не успел, или — в магазин для матери сходить. Потом громадный день в школе, разделенный как экватором большой переменой. Потом — еще целый день после школы, целый божий день, а еще были вечер и ночь, и, тайком от матери, удавалось продлить день, заглянуть в этот взрослый сумрак, услышать то, чего не позволяли, и лишь потом нырнуть в постель. А сейчас день, как очистка от семечки: встал — лег, встал — лег, встал — лег — с Новым годом!.. Встал — лег, встал — лег — с Новым годом! Между прочим, сказал это Ролан Быков.

Мы смеялись, как сумасшедшие, с Галей. Какой у неё красивый смех.

За вечерними посиделками, как сейчас он всегда травил анекдоты, рассказывал смешные истории из детства, и так часто в этих рассказах мелькала подружка Галя… Я пыталась спросить, почему он тут, но Вячик уходил от ответа или просто молчал, делая вид, что занят. Когда привезли Галю, его как подменили — всегда весёлый, радостный, что бы ни случилось… И всё никак не могла найти связь, почему изменился наш Вячеслав. Теперь я поняла, что и почему.

Проснулась однажды от странного сна ночью. И ещё сильно хотелось пить. В моем шалаше воды уже не было, с чашкой в руках вышла из хижины, помню, что у операционной должна быть баклажка чистой воды. Ни о чём не думая, в полусне, добрела до палатки, откинула полог. Справа должен быть бойлер с водой. Вдруг зажегся свет. Ну конечно, у нас же тут “современные” технологии. За пологом заметила тени. Страшно сначала стало, но я собралась и дернула ткань на себя. Галя и Слава, они стояли красные, как раки… Ох, уж эти влюблённые. Я молча набрала воды и потопала к себе. Уже лежа на жесткой кушетке, вспоминала их обескураженные лица. Красавчики! Никогда бы не подумала. Любовь же! При чём тут папа и мама? Это просто любовь! Одного она занесла в Конго, а другая последовала за своей любовью! Хотела бы сама такую любовь. У родителей я видела такую любовь, и в семье Артёма тоже были такие отношения (то, что я видела, было на поверхности). Мне хотелось найти такие же.

Вспомнила этот сон, что приснился, необычный такой: я гуляла по Парижу. Были сумерки. Я стояла под аркой и смотрела на Эйфелеву башню, а рядом со мной был красивый мужчина. Он должен быть таким, хоть и лицо его не видела, только силуэт, что-то говорил, а я отвечала ему… Такое чувство, что мы знаем давно друг друга и любим. Проснулась с ощущением пустоты и какой-то тоски…

Ещё у нас есть походная кухня. Там и работает тётя Света и помощники военные — “двое из ларца, одинаковых с лица”, так со смехом мы их начали называть, когда только приехали в наш лагерь. Ваня — почти всегда хмурый сероглазый брюнет, вечно побрит налысо и очень высокий, а ещё широкий, чем-то напоминает большой шкаф. Паша — балагур, вечно пытается подшутить, частенько не к месту. Его хлебом не корми, дай только над кем-нибудь посмеяться. И ещё внешность у него комичная: длинный, угловатый, уши оттопырены, похож на Чебурашку, так его и прозвали, между собой, конечно. Паша как-то решил побалагурить и назвал себя Чебурашкой, а Ваню — Геной. Иногда хочется посмеяться, вот так и называем их. Да, и конечно, тётя Света — наш повар и наша помощница, была до того как Гали не было в нашем лагере. Из того скудного набора продовольствия, что нам привозят вояки, и некоторых местных овощей, фруктов, приправ (их иногда в городе закупает Вячик). Она умудряется создавать такие кулинарные шедевры, что ресторан отдыхает. Блюда всегда разные, одно и то же не повторяется чаще, чем раз в две недели. Всегда задаюсь вопросом: как у неё так получается?

Обычно вечером, когда у меня было время, я сидела около её походной кухни. А если точнее, палатки. И мы с ней весело болтали.

— Тётя Света, а каким вас ветром сюда занесло? — как-то разговорились с ней о личном.

— Совсем ты ребенок, Марьяночка, хоть и врач. Давай договоримся, что ты выкать перестанешь. Хоть и разница у нас лет пятнадцать, начинаю чувствовать себя пенсионеркой. Так что только на ты и просто Света, ну или Светлана.

— Не смогу я так, это точно.

— Тогда не расскажу, почему я здесь, — она картинно замолчала, хитро на меня поглядывая.

— Шантаж — это называется, Светлана, — я сделала над собой усилие, любопытство взяло вверх.

— Вот, а говоришь, не можешь. Родилась в Киеве, потом с мамой переехали во Львов, тут — там — я окончила кулинарный техникум, по распределению попала в военную часть под Киевом. В это же время влюбилась, да так сильно, что аж трясло. Не поверишь, наверное, но я ходила в протестантскую церковь, пела в хоре. Тут обратил на меня внимание такой красавец, такие только моделями бывают! Смуглый, черноглазый, волосы светлые, вьющиеся. А как ухаживал: цветы, подарки, романтика! Замуж за него собиралась, дурёха молодая была. Однако оказалось, что не только меня красавчик окучивал, но и еще одну девчонку, она от него ребёнка родила, негритенка! Тогда и выяснилось, что мамашка моего возлюбленного — от негра его нагуляла! То-то он таким необыкновенно красивым казался, ещё и сказочник талантливый, наверное, весь в свою мамочку-гулену. Когда узнала об этом, всё бросила, хоть и стаж был уже пять лет, а тут предложение поступило, подфартило, скажем так, работа в походных лагерях, оплата хорошая. Я согласилась. Правда, вот смотрю на этих чернокожих каждый день, а перед глазами встаёт неудавшийся жених-мулатик. И ни на одного негра и не “екает”. Переболела. За следующие десять лет объездила почти всю Россию и страны СНГ. Получив отличные рекомендации, отправилась на “чёрный континент” в подчинение Виктора Дмитриевича. За последние шесть лет побывала в нескольких странах Африки. Личная жизнь не сложилась. Да и зачем она мне? Выйду на пенсию, буду мамой десяти кошек, — как я поняла, Свету это обстоятельство совершенно не угнетало.

— Зря ты так, Света, найдешь еще своего мужчину.

— Для чего он мне, для здоровья, что ли? Не смеши, Марьяна. Слушай, а почему Артём Львович тебя Мальвиной зовёт? Всё хотела спросить.

— Не поверишь, все дело в чёрной краске, которую я позаимствовала у мамы. И покрасила свои волосы, — подробно рассказала эту историю Свете, она долго смеялась, аж до слёз.

Вот такая у нас получилась дружная семья.

Пока наблюдала за ребятами, ухаживала за немногочисленными пациентами, вела учёт медикаментов, наши серые будни приобрели свои особенные краски.

По вечерам, если позволяла погода, подолгу засиживались у костра на улице, рассказывали истории, анекдоты, пели песни. Паша всегда в такие моменты брал гитару и обычно пел песни Виктора Цоя.