Страница 44 из 163
В-третьих, от страха смерти. Смерть, говорит Эпикур, не имеет к нам никакого отношения. Ведь она есть отсутствие ощущений, а все хорошее и плохое заключено в ощущениях.
Душа, согласно учению Эпикура, состоит из тонких частиц и рассеяна по всему телу, она похожа на ветер с примесью тепла. Душа телесна, ибо кроме тел, состоящих из атомов, и пустоты ничего не существует. Со смертью организма душа также умирает, она рассеивается, теряет силу и чувствительность. Следовательно, волнения о том, что будет после смерти, лишены не просто разумного, но и фактического смысла.
Правда, некоторые говорят, что не сама смерть причиняет страдания, а сознание того, что она придет, ее ожидание. Но если она не страшна сама по себе, почему же должна быть страшна мысль о ее приходе? Это, по мнению философа, напрасная печаль. "Таким образом, - продолжает он, - самое страшное из зол, смерть, не имеет к нам никакого отношения, так как, когда мы существуем, смерть еще не присутствует; а когда смерть присутствует, тогда мы не существуем. Таким образом, смерть не имеет отношения ни к живущим, ни к умершим, так как для одних она не существует, а другие уже не существуют" (44, 2, 593).
Осознание того, что смерть не может стать препятствием на пути к блаженству, безмятежному счастью как высшей цели, имеет важное значение. Такое знание освобождает человека от жажды бессмертия, этого вздорного желания; оно ставит на первое место не продолжительность жизни, а ее качество, ибо мудрец как и пищу "выбирает вовсе не более обильную, но самую приятную, так и временем он наслаждается не самым долгим, но самым приятным" (там же). Не следует стремиться к смерти, словно она благо, но и не следует бояться ее, будто она зло. Избавление от страха смерти исключительно важно, ибо предопределяет спокойно-безразличное отношение ко всем прочим превратностям человеческой жизни. "И действительно, нет ничего страшного в жизни тому, кто всем сердцем постиг [вполне убежден], что в не-жизни нет ничего страшного" (44, 2, 591). Хотя философско-познавательная деятельность в эпикурейском мировоззрении призвана играть служебную роль по отношению к моральным целям человека, тем не менее фактически она приобретает самоцельное значение.
Таким образом, во всем, что касается природы, будь то природа в нас (чувственные влечения) или природа вне нас, задача состоит в уклонении, отрицании; независимость от природы, достигаемая в процессе ограничения удовольствий и философских занятий, ведет к счастью. Этот же принцип уклонения, независимости должен, по мысли Эпикура, быть руководящим началом в отношении к общественным целям и в отношении к другим людям.
Эпикур придерживается идеи договорного происхождения общества, связывая его возникновение и существование со свободным волеизъявлением человека. В этом отношении общественная среда и общественные обязанности имеют принципиально иной характер, чем природная необходимость. "Справедливость, происходящая от природы, есть договор о полезном - с целью не вредить друг другу и не терпеть вреда" (44, 2, 609). Заключенный между людьми договор является добром не сам по себе; в этом смысле не существует каких-то общих принципов, которые ведут к счастливой жизни. Ценность всякого рода законов состоит в том только, что они позволяют каждому индивиду быть независимым от других. "Величайший плод справедливости - безмятежность" (44, 2, 649). Законы, представления людей о справедливости меняются. Их необходимо соблюдать, ибо это является одним из условий душевного и телесного спокойствия. Нарушение справедливости сопряжено со страданием, а если оно остается скрытым - со страхом возможного страдания. В этом все дело. "Кто делает тайно чтонибудь из того, что люди уговорились между собой не делать, с целью не вредить и не терпеть вреда, тому нельзя быть уверенным, что он останется скрытым, хотя бы он десять тысяч раз оставался скрытым в данное время. Ведь останется ли он скрытым до смерти, - неизвестно" (44,
2, 609).
Если, с одной стороны, соблюдение законов и других принятых установлений, выполнение которых считается долгом гражданина, обязательно для эпикурейца, то с другой - он не должен идти дальше внешней лояльности, не должен активно включаться в общественно-политическую жизнь. Богатство, почести, власть, т. е. те мотивы, которые движут людьми в процессе общественной деятельности и порождаются ею, являются источником величайших душевных тревог. В иерархии удовольствий Эпикура, как мы помним, это самые суетные желания, они неестественны и по природе не могут быть удовлетворены, насыщены; поэтому наличие таких стремлений враждебно конечной цели - спокойствию души. Избегать общественно-политической деятельности, жить в тиши, незаметно - вот к чему должен стремиться мудрец; независимый от рабства перед природными влечениями, он также независим от богатства, честолюбия и других социальных ценностей.
Единственное, что ставится высоко и свидетельствует о потребности мудреца в других людях, - это дружба. Правда, и дружбу Эпикур связывает с безопасностью, пользой, выгодой, которую она приносит индивиду, рассматривая ее в качестве условия душевного спокойствия. Он говорит даже, что не следует печалиться об умершем друге, будто того постигло некое несчастье. Словом, дружбу он также стремится осмыслить в духе всей своей этической теории индивидуализма, в духе социального атомизма, смотрит на нее сквозь призму тождественного блаженству состояния, которое состоит в полном покое и независимости от всего внешнего.
Следует, однако, заметить, что отчасти ряд высказываний Эпикура, придающих самоцельное значение дружбе (так, например, одно из его изречений даже наполнено несвойственным ему пафосом: "Дружба обходит с пляской вселенную, объявляя нам всем, чтобы мы пробуждались к прославлению счастливой жизни". - 44, 2, 621), но в еще большей мере жизненный опыт самого Эпикура и организованной им школы противоречили такому истолкованию дружбы. Но и самоцельное рассмотрение дружбы укладывается в общий идейный и нормативный контекст этики Эпикура: ведь дружба есть такое отношение между людьми, которое свободно выбирается и полностью зависит от самого действующего субъекта. В этом отношении примечательно, что эпикурейское товарищество не имело такого традиционного для подобных объединений (вспомним пифагорейцев) условия, как общность имущества. "...Эпикур не считал, что добром нужно владеть сообща..." (35, 372); дружба не должна иметь внешнефиксированных, а тем самым связывающих, ограничивающих оснований, она в полной мере индивидуально-избирательна.
Итак, мы узнаем, от чего не зависит и чем не является цель человеческой жизни. Но что она такое сама по себе, в своем позитивном содержании, об этом Эпикур ничего не говорит и в принципе сказать не может, ибо эта цель тождественна покою отрешившегося от всего внешнего индивида, безмятежности, атараксии. Она не заключает в себе никаких различий, никакого содержания. Этого высшего состояния блаженного покоя, душевной невозмутимости, счастья, полнее которого не бывает, не может достигнуть даже мудрец.
В чистом виде оно свойственно только богам. Здесь боги у Эпикура выступают в особой функции - как зримое воплощение его нравственного идеала, осуществленное счастье.
"Представляй о боге все, что может сохранять его блаженство, соединенное с бессмертием"; "Блаженное и бессмертное (существо) и само не имеет хлопот (беспокойств) и другому не причиняет их, так что оно не одержимо ни гневом, ни благоволением" (44, 2, 209; 213). Боги Эпикура бездеятельны, нелюбопытны, постоянно пребывают в каком-то полусонном сладостном томлении. И живут-то они вне миров, в межмировых пространствах. Они олицетворяют цель деятельности, выставляемую Эпикуром, - покой, безмятежность.
На этот момент обратил внимание К. Маркс: "Так, целью деятельности является абстрагирование, уклонение от боли и смятения, атараксия. Так, добро есть бегство от зла, а наслаждение есть уклонение от страдания. Наконец, там, где абстрактная единичность выступает в своей высшей свободе и самостоятельности, в своей завершенности, там - вполне последовательно то наличное бытие, от которого она уклоняется, есть наличное бытие в его совокупности; и поэтому боги избегают мира, не заботятся о нем и живут вне его" (1, 40, 174).