Страница 2 из 3
Дама, уверенная в себе, кокетливо:
– Виктор Михайлович! Я, знаете ли, сегодня совершенно свободна. Мы могли бы провести этот вечер вместе.
Кавалер резко:
– Нет.
Дама недоумённо:
– Что так?
– Не хотелось бы обижать вас, сударыня, но у вас не мой размер.
Дама озадаченно и капризно:
– ???… Да вы, оказывается, привереда. А как же Лера?
– Лера?… А что Лера? Лера – случай особый. Лера – красивый человек (душа), а в таких женщин настоящие мужчины влюбляются, невзирая на их возраст и внешнюю атрибутику. Их просто не замечают.
Дама возмущённо:
– Но вы же меня совсем не знаете! Может быть, я тоже красивый чел…
– Исключено.
Дама обиженно и возмущённо:
– Почему?…
– Закон сохранения энергии, теория вероятности… называйте как хотите. Богом ли, природой ли, но количество красивых людей на единицу территории ограничено. Их вообще очень мало. По моим примерным прикидкам – не более одного на сотню.
Дама, подумав и неожиданно воспрянув духом, лукаво и с надеждой:
– А ведь мы с Лерой в разных коллективах работаем.
Кавалер обречённо:
– Это ничего не меняет, потому что в вашей конторе такой человек уже есть.
Дама с иронией:
– И кто же это, если не секрет?
– Татьяна Семёновна Мемячкина.
Немая сцена, как в «Ревизоре».
Я не являюсь женоненавистником, но меня всегда удивляло, что умных женщин – единицы. Отсюда я делал вывод, что Господь наделил их красотой, но взамен обделил разумом. Это заблуждение рассеялось в тридцать три года, когда неожиданно для себя я вдруг понял, что умных мужчин не больше.
Эх, юность, юность… Есть ли в жизни что-то более ценное и достойное наших воспоминаний?
Пора надежд, жажда острых ощущений, желание самоутвердиться и почувствовать себя личностью, юношеский максимализм и непримиримость, отвращение к компромиссам, деление мира только на чёрное и белое, дружба – самая крепкая, святая и бескорыстная… и, наконец, любовь – самая первая, самая запоминающаяся, самая трепетная, самая нежная, самая подлая, отвратительная и коварная, самая гнусная, лживая и жестокая, и всё же самая прекрасная, самая-самая… Потому что первые чувства по твоей неопытности и наивности – самые чистые и светлые, самые возвышенные и благородные. А существо противоположного пола? – Это что-то божественное, которого ты ну никак не достоин. И как одолеть эту робость, как превозмочь себя? О, как ты завидуешь местным ловеласам и литературным волокитам!..
А начитавшись всего этого дерьма, где похождения бравых молодцов – не что иное, как невинные шутки, забавы и шалости, никак не можешь потом понять: почему тебя вдруг называют подлецом, и отчего тебя самого мучают угрызения совести?…
С чего же начать?…
Ах да: мне шестнадцать лет, и я весьма недурён собой. Это без всякого бахвальства. Девчонки нашего посёлка, которые постарше, на своей «сходке» определили троих самых симпатичных ребят, и я оказался в их числе. Хотя, как это ни странно, я себя таковым не считаю и вижу в себе такое количество недостатков (как физических, так и нравственных), что буквально схожу с ума и начинаю комплексовать. Это моё самоедство сослужило мне в жизни дурную службу, многое исковеркало, искромсало, изломало меня, напакостило другим… Ну, да это тема отдельного разговора. Благо, я всё равно ни о чём не жалею, моя юность была прекрасной…
Нельзя сказать, что до шестнадцати лет я вообще не жил и вдруг начал с чистого листа. Совсем нет. Интерес к особам противоположного пола возник значительно раньше. Я помню: была в нашем классе девочка по имени Марина. Наверное, в каждом классе есть свои королевы, но у нас ею стала Марина, в которую были влюблены все мальчишки.
Помню, как я писал ей анонимные записки и объяснялся в любви, а когда она меня вычислила и открыто подошла ко мне, предлагая свою дружбу, я почему-то струхнул, жутко возненавидел себя за свою слабость и оттолкнул её, отрёкся от своих записок и стал посылать ей другие – похабного содержания.
В этом переходном возрасте в мальчике, становящемся юношей, борются два начала: желание любить и боязнь показаться смешным в глазах товарищей. Ты хочешь быть ласковым и преклоняться перед своей избранницей, а среда заставляет тебя быть грубым и взращивает в тебе презрительное отношение к женщине, как к грязной самке.
Но я отвлёкся. Хотя я очень люблю философию и психологию и даже пытался читать Фрейда, мне не хочется в этом моём повествовании залезать глубоко в дебри подсознания. Я, например, до сих пор не могу понять (и даже теперь не пытаюсь), почему мне легче и совершенно не стыдно делать больно, оскорблять, унижать, иронизировать, подкалывать, острить над любимыми мною людьми, и в то же время я никогда не позволю себе таких вольностей в отношении незнакомого или неприятного мне человека.
Помню, я всё же набрался храбрости и напросился к Марине в гости, и она опять-таки пошла мне навстречу.
Господи, какая же это была пытка! Я сидел у нее в доме, пил чай и боялся не так повернуться, не то сказать. Мне казалось, что я не достоин здесь быть. Любой ничего не значащий жест либо смешок, не имевший ко мне ни малейшего отношения, я истолковывал превратно, не в свою пользу… и в то же время я был счастлив. Как я завидовал этим людям: её отцу, матери и брату, которые могут жить с нею в одном доме, могут ежечасно общаться с нею – с этим неземным, как мне казалось, существом.
Меня хватило всего на два посещения, после чего мой комплекс неполноценности одержал верх над моими чувствами, и я поставил на себе крест, сочтя себя недостойным.
В то время мне было тринадцать лет.
Её звали Наташей. Это имя так и осталось самым любимым для меня женским именем на всю оставшуюся жизнь. И этой белокурой бестии было всего четырнадцать лет.
В свои четырнадцать, не имея еще никакого любовного опыта, она уже умела стрелять глазами. О, эти блядские, завораживающие глаза, этот ни с чем несравнимый, игривый, призывный, пронизывающий тебя до дрожи в коленях, мимолётный, как бы нечаянно, вскользь брошенный на тебя взгляд… Далеко не каждая женщина может так смотреть, хотя со временем практически все они худо-бедно осваивают технику стреляния глазами и что-то похожее изображают. Но взгляды этих «технарей» – лишь жалкое подобие, всего лишь имитация взглядов тех женщин, которым это искусство дано от рождения. Именно такие особы способны околдовать, присушить, сделать мужчину своим рабом и помыкать им как тряпкой.
Я всегда чувствую этот взгляд всеми порами тела и в таких женщин влюбляюсь моментально, вне зависимости от степени их привлекательности, возраста и других факторов и обстоятельств.
Но, как правило, это очень опасные, циничные и коварные создания, они – хищницы. Хотя бывают и исключения, однако крайне редко, и исключения эти я бы назвал ангелами во плоти безо всякого преувеличения, потому что я таких женщин тоже встречал, но любим ими, к большому сожалению, не был.
Итак, вы поняли: едва увидев Наташу, я был покорён.
В тот год лето стояло жаркое. Я ненавидел день и не мог дождаться вечера, когда вновь увижу её.
Ежедневно возвращаясь домой около трёх-четырёх часов, я до позднего утра не мог заснуть, перебирая в памяти её жесты, взгляды, смех, фразы, поступки… Всё в ней казалось мне прекрасным и совершенным, а грудь мою терзало щемящее чувство, в котором сплелись воедино восторг и обожание, неясные беспокойство и опасения, страх и надежда. Мне достаточно было только находиться рядом с нею – и я уже парил в небесах. А иногда неосторожно сказанное ею слово, даже малейший оттенок интонации, могли ввергнуть меня в пучину страданий, и тогда я становился самым несчастным человеком.
С той поры моим любимым изречением стало «мне всё равно, страдать иль наслаждаться». Потому что человек по-настоящему живёт только тогда, когда любит. Если любовь взаимна, он ликует, он счастлив. Если безответна, он страдает и почти гибнет. Но только в эти мгновения, часы, недели, месяцы любви он понимает, что значит жить. Любовь – это величайшее из творений Господа. Ради того, чтобы испытать это чувство (а вернее, только ради этого), стоило рождаться на свет.