Танцующая с бурей

Кусая губы, Юкико смотрела на пепел под почерневшими колоннами, на раздавленные бумажные лепестки, трепещущие на ветру. Сердце ее бешено стучало.

Покачав головой, Акихито прошептал:

– Должно быть, Гильдия поймала еще одного.

По краям площадки собиралась толпа – смесь болезненного любопытства и искреннего фанатизма, молодежь и старики, мужчины и женщины, и дети. Все головы одновременно повернулись, услышав разнесшийся по всей Рыночной площади отчаянный, наполненный страхом крик. Юкико увидела маленькую фигурку в черном, которую тащили через площадь двое чистильщиков. Это была девочка всего на несколько лет моложе нее. Она отбивалась и дрожала, спутанные волосы падали на лицо, а глаза были полны ужаса, когда она пыталась сопротивляться этой холодной механической хватке: кулачок ребенка против горы. Она споткнулась и упала, и на булыжниках осталась кровь, когда Чистильщики снова подняли ее на ноги.

– Нечистая! – раздался крик группки фанатиков из толпы, и площадь ответила эхом: «Нечистая!»

Девушку стянули вниз по ступеням, она рыдала и всхлипывала. Гильдийцы затащили ее на кучу хвороста, прижали спиной к северной колонне Пылающих камней. Как только два чистильщика защелкнули наручники на запястьях девушки, вперед вышел третий и заговорил механическим скрежещущим голосом, который жужжал, будто рой лотосовых мух. Слова выплескивались, как если бы он знал их наизусть – это был отрывок из священной «Книги десяти тысяч дней».

Другой чистильщик шагнул вперед, поджег двойные запалы почерневших устройств на запястьях и отвел их в сторону от толпы.

– Пройди Очищения Путь и ты! – взревел он.

Над Пылающими камнями понеслись одобрительные крики смешавшихся с толпой фанатиков, заглушив взволнованный ропот остальных. Акихито сжал зубы и повернулся спиной к мрачному зрелищу.

– Давай выбираться отсюда.

Юкико попыталась убедить себя, что тошнота и сухость у нее во рту – от ярости, что ноги трясутся – от ярости.

Она пыталась убедить себя в этом, но точно знала, что это не так.

Она посмотрела на Акихито, лицо ее напоминало бескровную маску. Дрожащим голосом она произнесла:

– И вы еще спрашиваете, почему я встаю у них на пути?

5. Черные пятна

Жара изматывала.

Юкико и Акихито пробирались по узким улочкам, через забитые отходами сточные канавы, мимо дюжины хватающих за руки нищих, прокаженных, еще дальше вниз, в Доктаун. В тени неболётов жались друг к другу жалкие арендуемые лачуги и изъеденные коррозией склады. Над черными водами залива тянулся широкий настил из деревянных досок, на котором толкались сотни людей, прокладывая себе путь по выцветшей древесине. Тонкие металлические колонны дока ржавели под черным дождем. Шипели трубы, насосы закачивали на зависшие в небе корабли водород и летучее лотосовое топливо, называемое просто «чи». Колонны качались на ветру, зловеще скрипя каждый раз, когда в док заводили судно или снова выводили его в красное марево. Лотосмены роились в воздухе, словно латунные навозные мухи; трубки, свернутые у них на спинах, извергали яркие всполохи сине-белого пламени.

Вдали раздался паровой свисток, объявляя перерыв на завтрак для рабочих, нещадно эксплуатируемых на заводах по переработке чи, раскинувших свои щупальца по всему Кигену. Все знали, что большинство бедняг, потеющих в этих стенах, здесь и умрут. Если их не прикончат ядовитые пары или тяжелая техника, то наверняка добьет работа по двадцать часов в сутки за нищенскую зарплату. Рабочих называли «каросимены» – люди, которые убивают себя тяжким трудом. Многие из них были почти детьми. Им приходилось бегать между измельчающими шестеренками и дробящими механизмами, которые могли зацепить и перемолоть, не замедляя ритма, выбившуюся прядь волос или неосторожную руку. Слабая плоть иссушалась под тенью твердого металла, среди сине-черного дыма. Дети старели и слабели, не успевая повзрослеть.

– А шом жадумалась? – спросил Акихито.

Юкико отпила бульона и поняла, что полностью потеряла аппетит.

– Не разговаривайте с полным ртом, – пробормотала она.

Гигант сунул в рот последний кусок рисовой миски. Юкико указала на восточные доки, стоящие в стороне от облака смога и пепла и вонючих выхлопных газов.

– Чем это пахнет… крабом? – прозвучал слабый голос, заглушенный мышцами Акихито.

– Он жив! – Ухмыльнулся великан, сбросив друга с плеча и поставив его на ноги. Масару прищурился: опухшие глаза, длинные седые волосы грязны и спутаны, лицо покрыто запекшейся кровью.

– Черт возьми, моя голова, – вздрогнул он, потирая затылок. – Кто это меня так приложил?

Акихито пожал плечами.

– Саке.

– Столько мы не могли выпить.

– Вот, ешь.

Юкико подала отцу остатки своего завтрака. Схватив миску, Масару проглотил ее, пока вокруг них бурлила толпа. Он покачнулся на ногах и на мгновение замер, словно опасаясь, что краб может вырваться на свободу, затем похлопал себя по животу и отрыгнул.

– Что мы здесь, черт возьми, делаем? – Масару оглядел доки, прикрыв рукой глаза от палящего света, пока искал очки.

– Нас призвали, – сказала Юкико.

– Призвали куда? Позавтракать?

Акихито хихикнул.

– На охоту, – Юкико нахмурилась.

– Охоту? – спросил Масару, проверяя, не сломаны ли его ребра. – За тапочками сёгуна?

– Я думала, тебя это хоть немного обрадует, – Юкико оглядела парочку. – У вас будет шанс заняться делом, а не только курить и спускать деньги в игорных домах.

Акихито нахмурился.

– Я не курю.

– В этом мире больше не на кого охотиться, – Масару потер синяк от бутылки саке на затылке. – Сёгун должен просто послать нас куда подальше и успокоиться.

– Вот он и посылает нас за арашиторой, – пробормотал Акихито.

Масару нахмурился.

– Ты только что говорил, что не куришь. Когда ты успел начать? Чертов дурак, это мерзкая привычка, и я не…

– Прошлой ночью мы получили свиток, отец, – сказала Юкико. – Он скреплен печатью самого сёгуна. Грозового тигра видели облакоходы за горами Йиши.

– Чтоб их разорвало, – покачал головой Масару. – Они ж вечно под парами из-за выхлопов чи. Да они что угодно могут увидеть – и проклятую манду меж черных чресел Идзанами, и тысячу танцующих голых демонов в лотосовых полях – лишь бы заполучить халявной жрачки или новую шлюху.

Тут Масару спохватился и зажал рот рукой, щеки его покраснели.

– Нам приказали привезти его живым.

Юкико постаралась поскорее уйти от темы секса. До сих пор ей снились кошмары про то, как отец пытался провести с ней «беседу».

– И каким образом, хотел бы я знать? – спросил Масару. – Они вымерли!

– Вот эту чертову задачу тебе и предстоит решить. Или я что-то пропустила, и ты уже не Черный Лис Шимы и не Главный Охотник?

– Не ругайся, – нахмурился Масару.

Юкико закатила глаза за очками. Платком она протерла стекла от пепла, затем снова завязала его вокруг лица, чтобы смягчить зловоние. Она резко развернулась, взметнув длинные темные волосы, и направилась к восточным докам, сунув руки в черный оби на талии.

– Желаю тебе прожить сто лет, друг мой, и никогда не иметь дочерей, – предостерег он Акихито.

Гигант вздохнул, ободряюще похлопал Масару по спине, и друзья последовали за Юкико.

Касуми загрузила в подъемник последний пакет, выпрямилась и вздохнула. Она вытерла лоб и поправила хвост, убирая прилипшие к лицу темные пряди. По сигналу докера подъемник начал двигаться вверх по стыковочному шпилю, отчаянно скрипя колесиками и шкивами в знак протеста. Высоко над ней гремел цепями неболёт «Сын грома» и отдавали швартовы облакоходы на других судах, уплывающих вверх, словно растерянные птицы. Кигенский залив простирался далеко на юг – волнистый ковер из покачивающейся грязи и пылающего мусора. Три дня назад лотосмены подожгли черные воды залива, чтобы сжечь часть скопившихся на поверхности отложений чи, и кое-где все еще вспыхивало пламя, и темные столбы дыма ползли вверх, поднимаясь к завесе выхлопов над головой. Облезлая чайка затянула скорбную песнь на обугленных остатках опрокинутой рыбацкой лодки. Заметив движение в грязи, она приготовилась к броску.