Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 2 из 97

А началось всё задолго, очень задолго до того драматического утра, когда мы увидели разнесчастную плачущую АлиСанну. В тот день она впервые пришла в школу не в качестве ученицы… 

Ах, нет, не права я. Началось всё раньше. Пожалуй, тогда, когда ей позвонила бывшая одноклассница Маруся и спросила, не хочет ли АлиСанна поработать в школе. Мама этой самой одноклассницы одновременно была директором этой самой школы и искала учителя русского языка и литературы, в котором остро нуждалось вверенное ей учреждение. АлиСанна, которая тогда была просто Алисой и как раз готовилась ко второй в своей жизни сессии, удивилась: 

- Как это? Я ведь ещё даже на второй курс не перешла… 

- Ну, когда начнёшь работать, как раз перейдёшь, - подбодрила её Маруся. – С сентября начнёшь. 

- Но мне ведь и восемнадцати ещё нет, - вспомнила изумлённая Алиса. 

- Так, если я не ошибаюсь, у тебя день рождения в начале сентября. Вот восемнадцать справишь и выйдешь на работу. 

- И ты хочешь сказать, что меня возьмут? И вообще, я же на дневном учусь, как же я работать буду? Или во вторую смену? 

- Ты съезди, поговори с мамой, то есть с Марианной Дмитриевной. Кстати, она просила узнать, не захочет ли кто-нибудь из твоих однокурсников вместе с тобой прийти… 

 

Так Алиса и стала АлиСанной. Подружка Ульяна, которая поначалу вызвалась составить компанию и взахлёб мечтала о том, как они будут работать вместе, в последний момент испугалась и в школу не поехала. А Алиса рискнула. И летним днём, когда между старых домов по сухому горячему асфальту ветер увлечённо гонял тополиный пух, впервые вышла из троллейбуса на остановке в том месте, где сливаются Каширское и Варшавское шоссе. 

Одноклассница Маруся подробно объяснила, как найти школу, и Алиса, сверяясь с листочком, на котором были записаны ориентиры, решительно глядя вперёд, но при этом трясясь мелкой дрожью, пошла белыми туфельками по тополиному пуху вперёд. Туфельки были почти новые, красивые, купленные чуть больше года назад для выпускного вечера. А теперь Алиса сама была без пяти минут учителем. Она шла, смотрела на пух, серый асфальт и туфельки и не верила, что всё это происходит с ней. 

 

Школа стояла в низине. Алиса спустилась под горку и вошла в здание. Внутри было пусто и гулко, так пусто и гулко, что будущей учительнице стало ещё страшнее и захотелось сбежать, пока не поздно. Но оказалось, что сбежать она не успеет, потому что в коридор как раз вышла сама Марианна Дмитриевна, первый в её рабочей жизни директор. 





Марианну Дмитриевну сложно было назвать красавицей, но и неинтересной её тоже никто бы не счёл. С довольно широкого, излишне, на первый взгляд, скуластого лица на замершую Алису посмотрели озорные умные глаза. Вид она при этом имела такой царственный, что Алиса робко кивнула и едва не присела в книксене. Марианна Дмитриевна тоже кивнула, причём весьма благосклонно, и, вдруг что-то вспомнив, повернулась спиной и неожиданно резво скрылась за углом, на ходу крикнув: 

- Пойдём в мой кабинет! Там и поговорим. - Голос гулко отразился от стен, пометался по абсолютно пустому коридору и затих где-то на лестнице. 

И они пошли. И поговорили. И Алиса, сама толком не поняв как, стала учителем русского языка и литературы. Со всеми вытекающими из этого обстоятельства последствиями. 

Недолго побеседовав с новой своей подчинённой, Марианна Дмитриевна скомандовала: 

- Поднимись-ка на третий этаж. Зайдёшь в тридцать второй кабинет. Там увидишь Александра Алексеевича. Скажешь ему, что ты от меня. Я его предупреждала. Он тебе всё объяснит и впредь будет твоим наставником. 

И Алиса пошла. Трясясь ещё сильнее, чем до этого. Потому что окончательно поняла, что её уже взяли на работу. Всё, обратного пути нет. 

 

За положенные десять учебных школьных лет Алиса сменила три школы. Первую на вторую по причине переезда из одного спального района в другой, а вторую на третью из-за неуёмного желания мамы пристроить чадо в школу получше. И все эти три школы были новыми, с просторными коридорами, огромными окнами и широкими лестницами. 

Но первая в Алисиной жизни школа-работа была совсем другой. Почти уже учительница даже растерялась немного от увиденного. Старое пятиэтажное здание с выпуклыми портретами-барельефами главных писателей и поэтов Советского Союза на фасаде поразило её стёртыми до отчётливых углублений ступенями лестниц. Подумалось, что если прорвёт какую-нибудь трубу (а о том, что такое вполне может быть, основательно потрёпанное жизнью здание школы буквально вопило), то текущая вниз по ступеням вода будет задерживаться в этих вытоптанных ногами сотен и сотен учеников углублениях. 

И вот шла Алиса по этим стоптанным ступеням, внося и свою лепту в их истёртость, и чувствовала, как поднимается к совершенно новой жизни. Взрослой. Сложной. Страшной и интересной одновременно. Боялась, но всё же шла, поскольку решительности юной, худенькой до прозрачности и ужасно застенчивой Алисе было не занимать. 

На её стук тридцать второй кабинет отозвался глубоким баритоном, хулиганистым и жизнерадостным: