Метка Проклятого

Иногда ему казалось что он движется, иногда, что остается на месте. Случалось, Михаил пытался «плыть» — делал те же движения что и пловец брассом. В такие моменты возникало ощущение движения, но серый туман вокруг оставался без изменений.

Обычно, через пару минут, он прекращал трепыхаться, и снова парил в невесомости. Но сегодня что-то изменилось. В какой-то момент ему показалось — он тут не один. Миша покрутил головой, но никого так и не увидел.

— Может быть я схожу с ума? — произнес он.

— Еще нет, привет! — голос донесся откуда-то из-за спины.

Приложив некие усилия он развернулся всем телом, но при этом вновь не увидел ничего кроме серого тумана.

— Кто, ты? — крикнул он. И добавил задумчиво, — точно крыша едет. Слышу голоса, скоро и миражи увижу.

— Погоди, ты что, не видишь меня? — В голосе скользнуло удивление. — Тогда давай попробуем так.

Неожиданно туман немного рассеялся, и изумленный Михаил увидел мальчишескую фигуру. Паренек парил на расстоянии вытянутой руки. Его уши были забавно оттопырены, а голова побрита налысо. Одет он был во что-то похожее на больничную пижаму.

— Теперь вижу. Ты тоже заблудился тут?

— Нет, я тут гуляю. А вот ты, действительно заблудился, Проклятый.

— Откуда ты знаешь меня? — от удивления Миша задал совсем не тот вопрос, который вертелся на языке.

— Ты косвенная причина того, что я оказался тут. — Паренек говорил совсем не так как обычно говорят подростки. Но сейчас Михаила интересовало не это.

— Ты знаешь где мы сейчас?

— Сложный вопрос. Меня сбила машина, но я пока еще не умер. Хотя это вопрос времени.

— Значит мы между жизнью и смертью? В этой, как ее, нирване?

Пацан улыбнулся.

— Нет, это не нирвана. Это межмирье, ну или распутье, если угодно. А между жизнью и смертью тут только я.

— Извини, но я не понимаю тебя. Кстати, а как тебя зовут?

— Я постараюсь объяснить. Насчет имени, пусть будет Виталик, так меня назвали в последнем воплощении.

— А я Миша.

— Знаю, мы ведь некоторым образом связаны.

— Связаны? Чем? — удивился он.

— Извини, сейчас я начну говорить нормально. Так как ты привык. Когда ты взорвал дом ведьмы, рукоять «Норспеерамонуса» отбросило взрывной волной, ее нашел соседский паренек, как он выглядит, ты видишь перед собой.

— И как это связывает нас?

— Не думаю что тебя интересует именно это, — усмехнулся Виталик.

— Ты говоришь не как пятнадцатилетний пацан.

— Тринадцати. А тут я не пацан, считай что ты разговариваешь с душой, которая вечна.

— Вечная душа, межмирье, — пробормотал Проклятый, — зря, наверное, я никогда не был религиозен.

— Не переживай, — усмехнулся парень, — Все равно ни одна религия не учит тому, что надо. Однако мы заболтались, — он улыбнулся, — мне пора, а тебе еще искать свою дорогу.

— Тут я не вижу дорог. Невесомость вокруг, серый туман.

— Проклятый, тебе надо приложить сверхусилия. Это единственный шанс.

— Я по-прежнему не понимаю тебя.

— Представь, что тебя несет быстрое течение. Ты пытаешься прибиться к берегу, но у тебя не получается. Плыть тяжело, ты периодически ложишься на спину, отдыхаешь, и тебя снова выносит на середину реки. И скоро ты утонешь. Так вот, выплыть ты можешь, только не прекращая плыть. Не отдыхая. Даже когда это покажется совершенно невозможным.

— Плыть, как в воде?

— Вода это лишь образ. Важно само усилие. Но вот какое оно, ты должен понять сам. Плыви, беги, долби стену как узник.

— Но тут нет берегов, нет ориентиров, мне кажется, я кружусь на месте.

— Так придумай берег сам.

— Придумать? Что значит придумать?

— Представь берег, приложи усилия чтобы добраться до него. Тут у тебя нет ничего кроме воображения, используй его. Это твой единственный шанс. А сейчас извини, наши пути расходятся.

— Жаль. Спасибо, за помощь. — Ему очень не хотелось снова остаться одному, но он понимал, сейчас подросток исчезнет, а он будет барахтаться в сером мареве и дальше.

— Не стоит. Знал бы ты как тут красиво.

И паренек исчез. А Михаил проснулся через несколько минут, и разговор запомнил слово в слово.

В этот день он казалось ожил. До изнеможения бегал, старался забраться на стол по канату, двигал мышку, шутил с Ирой. Он был охвачен неким лихорадочным возбуждением, и ждал ночь.

И снова окунулся в серую муть. И еще раз. И еще. Видимо он чего-то не понял, или вообще весь разговор ему померещился. А может он был не способен сверхусилие, и на пятый день, его снова охватило черное отчаяние. И именно в этот день, они впервые после его уменьшения, поругались с Ирой.

— Слушай, кот, ну сколько ты будешь пить?

Голос жены, возвышающийся над ним, не вызвал ничего кроме раздражения. Он нехотя поднял голову, рассматривая исполинскую фигуру его супруги.

— А какая разница? Чем мне еще заниматься? И зачем?

— Нельзя разрушать себя.

В ответ он только лишь рассмеялся:

— Нельзя разрушать? Так уже. Зачем мне теперь здоровье?

Ира глубоко вздохнула, пытаясь успокоиться. Нормально поругаться они не могли. Сильно плохо это закончилось бы для ее мужа. Теперь даже накричать на него, приравнивалось к покалечить, или, как минимум, хорошо оглушить. Она прошлась по комнате, и вновь присела перед любимым.

— Пожалуйста, перестань. Мы что-нибудь придумаем.

— Вот когда придумаешь, обязательно сообщи мне. Обещаю, сразу прекращу пить и даже спортом займусь.

— Спортом ты и сейчас можешь заняться, конечно…

— Угу, могу, блин! И даже занимаюсь извращенным скалолазанием и спортивной ходьбой. Ах да, еще бегом по пересеченной местности. Ты в курсе, что у нас в квартире, ну очень много пересеченной местности?

— Не ерничай! Понимаю что тебе нечем заняться, ты не привык, и вообще. Все плохо. А с другой стороны, у тебя много времени, ну начни его тратить с пользой.

— Угу — давай я начну заниматься легкой атлетикой. И мы с тобой даже аттракцион заделаем? Внимание! Только в нашем цирке, ручной муж делает стойку на руках, на ладони жены! Тебе как?

— Кот, ну перестань, я знаю ты можешь перекрутить все что я скажу. Но зачем?

— А зачем ты мне это все говоришь? — он вновь поднял наперсток, и тут она не выдержав, аккуратно выхватила его. Точнее ей показалось что аккуратно, а муж от неожиданности не удержался на ногах.

— Ой, Кот, прости пожалуйста!

— Уйди. Оставь коньяк и уйди! — он заорал срывая голос, все равно для Иры это был писк.

И тогда она решилась. До сих пор, по молчаливому соглашению, Ира не брала мужа на руки. Иногда поднимала его на стол или раковину, но всегда он держался за что-то, обычно висел на полотенце. Она подхватила его ладонью, и очень аккуратно накрыла второй.

— Пусти! — он бился в ее руку, но это было все-равно, что сражаться с обшитой войлоком стеной.

— Кот, пожалуйста, не злись, — она шептала ему что-то нежное, успокаивающее.

Он затих, просто устал. И жена опустила его в коробку.

— Прости меня, но сегодня тебе хватит, завтра поговорим.

Она на всякий случай загородила выход, чтобы не вздумал спрыгнуть со стола.

Возмущение и ярость. Он побродил по своему новому жилищу, постучал в картонные стены, просто чтобы сбросить пар, потом лег и неожиданно быстро уснул.

Ярость. Оказалось он способен испытывать ее в этом тумане. И в воображении нарисовал ведьму. Ведь не жена виновата в том, что он стал никем, а эта тварь. В своих фантазиях он рвал ее на куски, жег, вытягивал жилы.

Его тело невольно реагировало на бешенные эмоции, и казалось он начал двигаться. И вдруг, туман начал рассеиваться, отступать.

Начались изменения. Во-первых, невесомость начала уменьшаться, появилось ощущение падения. Во-вторых, ему показалось — он видит вдали человеческий силуэт.

В этот момент Михаил ощутил удар. Не ударился, как при падении, а ощутил как-то иначе. Непривычно. Словно мозг был уверен в том, что хозяин ударился, а тело не могло с этим согласиться.