Страница 1 из 13
Глава 31. Осуждённые
Под сводами зала суда повисла гробовая тишина. Вердикт прозвучал ударом тяжелого молота. Эдван чувствовал себя так, словно его только что окунули в ледяную воду. Он был просто обескуражен вынесенным ему приговором. Вся злоба и желание бороться с проклятыми благородными, что горели в нём буквально несколько мгновений назад, вдруг потухли, словно старые свечи, оставляя после себя лишь тлеющие огоньки недовольства.
— У… уважаемый глава, вы уверены в своём решении? — тихо переспросил главный Хранитель знаний с краю стола. Агар Линн прикрыл глаза, а Ли Джоу, наоборот, позволил себе оскалиться в довольной ухмылке за спиной главы города.
Мастер Ганн, который в это время сидел на скамье свидетелей, заметил эту ухмылку и нахмурился, после чего на мгновение встретился взглядом с Гораном и, не увидев там и тени сомнения, вздохнул. Не такого исхода событий он ожидал, надеясь посмотреть, на что способен его ученик. Увы, ничего сделать уже было нельзя. Решение главы города было окончательным и не подлежало обжалованию. Единственный, кто может его отменить — следующий глава города, но когда он придёт к власти, Эдван уже будет месяц, как изгнан. Между тем, патриарх семьи Морето ответил на вопрос.
— Я не люблю повторяться. Тем, кто не чтит наши законы и не нуждается в нашей защите, нет места внутри этих стен, — проговорил мужчина и поднялся с кресла, тем самым объявляя заседание оконченным.
Уходя, он бросил короткий взгляд на простолюдина, и еле заметно усмехнулся, про себя одобряя поведение этого мальчишки. Начни он сейчас молить о пощаде и плакать, прося отменить приговор, то глава мгновенно потерял бы к нему всё уважение. Однако, юноша обошёлся без глупых сцен, так свойственных юнцам его возраста. Лицо Эдвана застыло непроницаемой маской, словно он был холодной ледяной статуей. И Горана совершенно не волновало, что такое поведение вызвано лишь сильным шоком, а не внутренним стержнем и твёрдостью характера. Самым главным для него было то, что подсудимый принял вердикт достойно, хотя бы внешне.
Эдван ещё долго глазел на пустующее место главного судьи, не в силах поверить, что все его планы в одночасье рухнули, словно старое сухое дерево под ударом умелого дровосека. Его изгнали, оставили один на один с суровым миром за городской стеной. И на что он вообще рассчитывал, препираясь с главой города? Сейчас все мысли, что кружили в голове буквально несколько минут назад, казались странными, глупыми… но увы, сделанного не воротишь.
Тяжелая рука солдата рухнула на плечо юноши, отрывая его от дум. Пришло время покинуть зал. Бросив короткий взгляд на понурую спину Мариса, леди Джину, на хмурое задумчивое лицо мастера Ганна и довольные ухмылки других учителей, Эдван сделал глубокий вдох и поспешил уйти прочь, сохраняя на лице маску полнейшего безразличия. Он не мог позволить этим старым уродам увидеть его настоящие чувства, увидеть его слабость, которой они так ждали.
Оказавшись снаружи, юноша сразу же поспешил в академию. Ему хотелось как можно скорее оказаться там, где его никто не увидит, чтобы наконец-то дать волю чувствам, раздирающим его изнутри. Отчаяние и апатия, охватившее его в первые минуты после приговора медленно отступали, а пламя гнева, потухшее буквально несколькими минутами ранее, начало разгораться с новой силой.
Проклятые благородные! Проклятый город, проклятые законы! Выругавшись, Эдван захотел изо всех сил ударить что-нибудь, но так и не смог найти ничего и никого подходящего, чтобы выместить злобу. О, с каким бы удовольствием он сейчас открутил голову проклятому Чэню Джоу, уродам братьям Алана, их отцам и вообще всем, кто был хоть как-то причастен к его приговору. Если бы не было этих дурацких благородных с их идиотскими правилами и непомерным чувством собственного превосходства, он бы никогда не попал в такую ситуацию! Все, абсолютно все проблемы этого глупого города были в замашках кланов!
— Да и катитесь все к Первому… — прошипел Эдван, искренне желая всем им подохнуть самой страшной смертью в лапах этого самого Первого.
Встряхнувшись, он прибавил шагу, надеясь, что его комнату ещё не успели обнести после суда. В конце концов, там в сундуке лежал подарок для Лизы, который он до сих пор не мог ей отдать. Пусть эти твари и изгнали его, но он сделает всё, чтобы ей не пришлось страдать от произвола мразей, вроде Чэня, который совершенно её не достоин. Да что там! По мнению Эдвана этот каменный урод не был достоин даже смотреть в её сторону, не то, что жениться…
До академии юноша добрался примерно за двадцать минут. Он не обращал внимания на взгляды других учеников, что встречались ему на улице, быстро преодолел расстояние от ворот до главного корпуса и, ворвавшись в холл, поднялся по лестнице на второй этаж и направился в свою комнату.
Эдван распахнул дверь и замер, напряженно оглядывая помещение. Парень пытался понять, не пошарил ли кто-то в его вещах во время его отсутствия, но сундук и циновка казались нетронутыми. Вздохнув, он шагнул внутрь и уже намеревался проверить, действительно ли это так, как вдруг позади раздался странный шорох. В следующее мгновение чья-то могучая рука зажала его рот дурно пахнущей тряпкой, а затылок пронзило тупой болью. Он успел лишь несколько раз нелепо дёрнуться прежде, чем сознание окончательно померкло, оставляя безвольное тело на руках незваного гостя.
В это же время, в поместье семьи Морето проходила казнь. Казнь не физическая, а моральная. Вести о судьбе наследника разлетелись по клану со скоростью лесного пожара. Об этом узнали ещё вчера, вот только до суда никто не показывал отпрыску главы своего истинного отношения, но сейчас, когда он был официально изгнан из города и лишился своего статуса… родственники не стеснялись в выражениях.
Никогда ещё в жизни Марис не чувствовал себя настолько жалким, никогда не испытывал такого давления. Юноше, который плёлся позади леди Джины вначале через двор, а потом и по длинным коридорам главного поместья казалось, будто бы на него обрушилась настоящая кара небес. Его путешествие от ворот до покоев отца превратилось в дорогу позора. Каждый, над кем он когда-либо издевался пришёл сегодня, чтобы плюнуть ему в лицо и высказать всё, что о нём думает. Каждый, кто возлагал на него большие надежды пришёл показать, насколько он в нём разочаровался. Каждый, кто был к нему безразличен или нейтрален, сейчас пришёл высказать своё неодобрение тем, как он запятнал честь семьи. Пусть не словом, так красноречивым взглядом и молчаливым порицанием, но каждый член многочисленного клана основателя в этот день хотел, чтобы он кожей прочувствовал этот несмываемый позор, ощутил себя жалким, беспомощным муравьём, недостойным находиться под одной с ними крышей.
Мир, который юноша знал, в который он верил, разлетелся на десятки тысяч мелких осколков. И тот Марис Морето, наследник великого клана, талантливый благородный юноша, не понимающий глупых законов, сковывающих истинный потенциал одарённых, умер сегодня. Разбился вместе с миром, в котором он жил. Вместо него осталась лишь жалкая тень, ныне погребённая под презрением, которое он получил от тех, кто ещё вчера был готов превозносить его.
Джина доставила его в покои главы клана и, не удостоив парня даже взглядом, захлопнула двери с другой стороны. Он остался один в огромной, богато обставленной гостиной. С тяжелым вздохом подошёл к небольшому возвышению с мягкими подушками, упал на него и, закрыв рукой глаза, позволил выйти всему, что накопилось в его душе. Солёные дорожки покатились по лицу Мариса. Он плакал в полной тишине, сокрушаясь над собственной глупостью и идиотизмом. Все его надежды на то, что хоть кто-нибудь из семьи сжалится над ним и спрячет до тех пор, пока не будет выбран новый глава города, который сумеет изменить его приговор, рухнули после этого пути позора. Клан отвернулся от того, кто предал его.
Так он пролежал несколько часов, глотая слёзы и пытаясь прийти в себя. До тех пор, пока дверь в соседнюю комнату не скрипнула, и оттуда не появился слуга.