Страница 16 из 94
В честь Талины Хин-Элу? В честь отца?
Этого он тоже не знал.
11.
За этот месяц Саю получила столько новых впечатлений, сколько не набралось бы и за весь прошедший год.
Она никогда еще не чувствовала себя такой... несуразной. Было ли дело только в кошмарной стрижке или же еще и в новом цвете волос, который ей совершенно не шел, в одежде ли с чужого плеча, сидящей на Саю, как на пугале, в бровях ли, которые из-за черной краски казались слишком толстыми и густыми...
Когда наутро после их с Ланерье маленького эксперимента с ножницами и краской Саю увидела себя в зеркало, она так и застыла чуть ли не на полчаса. Ее взгляд метался по отражению туда-сюда, выхватывая все новые и новые детали нового имиджа, а ее мозг никак не мог воспринять картину полностью. Может, для нее это было чутка слишком. Перегруз.
И вообще, не стоило позволять Ланерье выбривать правый висок. Но кто знал, что на второй висок ему вдохновения уже не хватит!
"Ты уверена, что готова сходить за продуктами?" - спросил тогда Ланерье, - "Это может быть опасно, вдруг кто-то тебя увидит и узнает".
Саю тогда захихикала. Она очень долго хихикала. Было в этом хихиканье что-то истерическое. Ладно, это и была истерика.
"В таком виде? Да меня мама родная не узнает, не волнуйся".
Еще бы. Мудрая Лелле глазам бы своим не поверила. Не так она дочь воспитывала. Саю чувствовала себя какой-то ну очень обновленной версией себя.
Саю до того никогда не носила одежды, которая ничего не подчеркивала, не шла к глазам, не позволяла визуально удлинить шею или увеличить грудь. Даже школьную форму в свое время мама заботливо ушивала и стратегически укорачивала, хотя Саю ходила в школу для девочек. Она всегда должна была быть при полном параде и в лучшей форме. На всякий случай. Мало ли что.
И подготовка к этому "мало ли" всегда занимала уйму сил и времени.
И тут внезапно оказалось, что можно просто... ну... надевать одежду. Какую-нибудь. Ланерье все равно, он вообще слепой. И всем остальным тоже. Они не слепые, но им все равно.
Саю никогда раньше не умывалась водой из-под крана (до этого она придерживалась сайманской системы ухода за кожей, которая занимала где-то час с утра и полтора вечером, и включала в себя столько бутылочек и притираний, что Саю и сама точно не помнила их количества, хотя и во сне бы не перепутала порядок нанесения всего этого богатства) и не мыла волос каким-то там шампунем - она даже не была уверена, что это вообще шампунь, на найденной в ванной Ланерье бутылке не было этикетки. Но вещество пенилось.
Она с удовольствием готовила для хозяина дома здоровые блюда по рецептам прабабушки, но и это было развлечением, а не обязанностью, и блюда потихоньку упрощались - сначала они были красивыми, здоровыми и сложными, а потом потихоньку Саю перешла на простые и вкусные. Лунные дни Саю они вообще провели на растворимой лапше и сосисках - и это было замечательно, потому что в отличие от матери, которая всегда считала такое глупостью и слабостью духа, Ланерье был совершенно уверен, что если уж девушке хочется целый день валяться с книжкой вместо того, чтобы готовить ему завтрак, обед и ужин, то, наверное, на то есть причина. Даже если этот день в итоге затягивается на три дня.
Его вообще раньше, кажется, не кормили особо, никто не заплетал ему косичек и не стирал халаты (которые оказались особенным типом жреческого одеяния). Он кое-как справлялся, и никому в голову не приходило, что ему может быть нужно что-то еще. Он ведь и не просил, а предложение могло его обидеть. А забота Саю была благодарностью, а не попыткой пожалеть. Так что Ланерье был рад, что когда-то не смог отказать Жаннэй в ее странной просьбе, а Саю впервые за много-много лет с тех пор, как мама доверила ей пересадить молочай, чувствовала себя по-настоящему нужной и полезной.
Ведь если она отсюда исчезнет, пыль снова заполонит квартиру, за годы спрессуется в грязь и грязь-под-грязью; Ланерье исхудает до состояния скелета, а проклятая лапша снова захватит холодильник.
Кроме того, никогда раньше Саю не было так просто ходить по улицам одной. Ее... не замечали. Она была... неприметной. Даже мелкая шпана не видела в ней девушки, и не нужен был брат или подруга, чтобы отгонять навязчивых ухажеров. Ну, почти, пара неадекватов все-таки привязались однажды, но она вовремя шмыгнула в магазин.
С мамой она, к счастью, так ни разу и не столкнулась. Зато она освоила дорогу в местный супермаркет, научилась покупать крупу и туалетную бумагу по скидке, что вообще-то не так уж и сложно, если последний год тебя только и учили, что экономить деньги мужа, и... нашла себе школу.
Не просто школу.
Музыкальную школу.
Однажды она немного заблудилась, хотела срезать, и вошла через чуть приоткрытые ворота. Прошла по заасфальтированной дорожке мимо трехэтажного дома. Тут было полно детей, они бегали, дурачились, орали и швырялись камнями, так что она подумала, что это просто школа. Что сейчас она сможет обогнуть здание и выйти через калитку с другой стороны. Но ее привлекла золотая табличка над крыльцом.
"Музыкальная школа под покровительством Храма Живицы"
Как зачарованная, она зашла внутрь.
Она бы прошла мимо, если бы знала, что в таких местах вообще-то платят за обучение. Проблемы оплаты уроков никогда ее не касались, это ее мать, а не она, протягивала купюры домашним учителям фортепьяно.
А так она зашла, осмотрелась и спросила у первой проходившей мимо пожилой женщины: "Простите, а можно... поиграть?"
И так как она больше не выглядела, как дочь богатого рода - а скорее, как девочка-подросток из неблагополучной семьи, то добрая женщина решила, что сама Живица привела к ней дитя, дабы уберечь эту невинную душу от пути наркоты, разврата и окос-музыки. Не выгонять же? Она разрешила девочке потыкать пальчиком в расстроенное фортепьяно в дальней комнате.