Наглец

Это была ещё одна причина потери уважения к девушкам: как можно уважать тех, кто сам себя не уважает? Я не пуританин, но мне казалось не правильным подобное женское поведение, которое они прикрывали «современностью» — трахаться со всеми подряд просто потому, что «мы живём в двадцать первом веке», по меньшей мере признак умственной деградации. Кстати, если быть до конца честным, я и сам под эту категорию попадаю — полный придурок.

Хотя нет, всё же была одна влюблённость, но очень давнишняя и такая поверхностная, что сейчас, восемь лет спустя, я не мог даже вспомнить её имени. Помню только, что она училась в параллельном классе и носила эти бесящие меня жёлтые резинки, которые были слишком велики для её кос.

А ещё помню, что ею же увлёкся и Макс, из-за чего у нас были постоянные контры до тех пор, пока мы оба не узнали, что эта маленькая двуличная зараза каждому из нас давала ложные обещания, издали наблюдая, как мы между собой скубёмся. Думаю, уже тогда, будучи ещё ветреным пятнадцатилетним пацаном, я уже усвоил этот жизненный урок: все девушки одинаково коварны и лицемерны в любом возрасте. Впитывают ли они это с молоком матери, или вся эта херня просто заложена в их генах — не знаю, но итог всегда один: ты остаёшься в дураках.

Я всегда хотел видеть рядом с собой добрую, открытую и честную девушку, которая смягчала бы острые углы моей отстойной жизни, а докатился до того, что вообще разочаровался в чувствах и пользовался девушками как общественным транспортом.

Потирая сбитые костяшки, бреду по пустой улице, освещаемой тускло горящими фонарями. Это прозвучит смешно, но я умудрился заблудиться — в городе, который в принципе знаю неплохо и даже в темноте без навигатора могу ориентироваться. Мне было плевать, куда именно несут меня ноги; пытался ли я сбежать от чего-то или кого-то или просто брёл вперёд — самым главным для меня было не останавливаться. Мой телефон трезвонил без умолку последние двадцать минут, но я его практически не слышал, потому что сейчас мне хотелось побыть одному — на парней всё это вываливать довольно эгоистично, им и так досталось, но они упорно желают быть в курсе всего, что происходит в моей жизни, и по возможности помочь, как обычно и поступают друзья.

Пытаюсь представить себя на их месте — пропади так внезапно кто-то из моих друзей, и я бы тоже обрывал их телефон.

Торможу на тротуаре и вытаскиваю гаджет, который оповещает меня о восьмидесяти трёх пропущенных звонках и ста двадцати трёх сообщениях в общем чате.

«Говорю вам, его спёрли инопланетяне, — пишет Лёха — наш кладезь «оригинальных» идей и бредовых предложений. — Я слышал, они там опыты проводят, и на утро ты нихуя не помнишь».

«Наверно, ты тоже был среди похищенных:), — ржёт Макс. — Они над тобой похимичили, и поэтому ты такой дебил!»

«Неее, его спецслужбы завербовали, — размышляет Ёжик. — У них там вообще уровень секретности похлеще, чем у бойцовского клуба:)».

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌«Мне кажется, всё гораздо прозаичнее — его на органы забрали:)»

Ооо, а это Кир, которому тоже весело.

«Чё вы тут за кипишь устроили? — пишу недовольно. — Я ещё не умер».

«Да? А мы как раз твоё имущество делим:)» — ржёт Шастинский, и я устало вздыхаю его неуместным шуткам.

Хотя, наверно, я единственный из всей компании знаю его настоящего — не шута, которым его все привыкли видеть, а его вторую сторону, которую он прячет за семью замками, хоть я и не понимал, почему. О его истинной личности я узнал чисто случайно, и Лёха буквально вытряс из меня обещание никому о ней не рассказывать; правда, после порадовался, что хоть при ком-то кроме родителей ему можно быть самим собой.

«Ты время видел?» — пишет лаконичное Макс, и я машинально смотрю на часы в углу дисплея.

Половина третьего утра, а я таскаюсь где-то на окраине города после того, как ушатал водителя такси за то, что он содрал с меня двойной тариф; не то, что бы я был жмотом — я всегда оставляю щедрые чаевые — просто ненавижу человеческую наглость. Поднимаю голову и устремляю взгляд вперёд — туда, где заканчивается полоса фонарей, и повисает беспросветная темень; именно в эту дыру несут меня ноги, а я даже не думаю сопротивляться.

«Видел. И что?»

«Ну и где тебя носит?»

«Я сплю», — вру в ответ.

«Твоя чёртова кровать пуста, — злится Макс, но за его показной злостью я различаю скрытое беспокойство. — Так что если ты не невидимка — тащи свою задницу в свою квартиру!»

Когда-то давно — в свой восемнадцатый день рождения, когда мне подарили квартиру, если быть точным — я дал Соколовскому запасной комплект ключей «на всякий пожарный»: был период в моей жизни, когда я терял всё на свете — от ключей до собственной головы из-за очередной красотки. Остальным я бы такое не доверил — такие же разгильдяи — а вот Макс с детства отличался повышенным уровнем надёжности. И если в один прекрасный день возникнет необходимость просить кого-то спасти мою задницу от сковородки, то этим кем-то — да простят меня парни — будет именно Макс.

Но конкретно сейчас я искренне жалел о том, что доверил ему ключи.

В последний раз вглядываюсь в манящую темноту и вздыхаю.

«Через полчаса буду», — пишу в чат и тут же набираю номер такси.

Надо что-то менять в этой чёртовой жизни.

* * *

Входная дверь квартиры оказывается слегка приоткрыта, когда я почти через час вместо ожидаемых тридцати минут оказываюсь у себя дома; в коридоре под вешалкой — гора кроссовок, сваленных в кучу, на вешалке — три куртки и пальто; пока я залипаю на этот срач, из гостиной доносится шебуршение. Заворачиваю в комнату и натыкаюсь на четыре пары абсолютно серьёзных глаз.

И мне это нихрена не нравится.

— Это что за инфаркт для перфекциониста вы устроили в коридоре?

Нет, перфекционистом я не был, но любовь к порядку в моей крови иногда доходила до маниакальности, что тоже не единожды становилось предметом для споров, а пару раз даже доходило до драки.

— Хорошая попытка, бро, — фыркает Лёха. — Где ты был?

— Какая разница?

— Если твой друган в три часа ночи где-то колобродит, да ещё один — что-то не так, — встревает Макс.

Неопределённо хмыкаю.

— Хочешь сказать, у тебя никогда не было желания побыть одному?

— О котором я заранее не предупредил никого из вас? — хмурится друг. — Дай-ка подумать: не-а.

— Ну и чего вы от меня хотите? Сеанс психотерапии?

На плечо опускается тяжёлая ладонь Кира.

— Мы просто хотим быть уверены в том, что с одним из нас всё в порядке.

Устало потираю руками лицо.

— Я в порядке. Довольны?

Парни ещё раз внимательно сканируют меня, а после кивают.

Ну да, у меня же все эмоции обычно на лице написаны.

Ловлю взгляд Лёхи, в котором на мгновение мелькает предупреждение, а после появляется привычный огонёк балагурства.

— Так, раз мы всё выяснили, может, рванём в клуб? — потирает он в предвкушении руки.

— А может хватит? — спрашиваю.

Брови парней коллективно ползут вверх.

— Ты же сказал, что всё нормально! — Ёжик.

— Мне кажется, или он нас только что послал куда подальше? — Кир.

— А ещё друг называется… — Лёха.

— Или клуб, или сеанс психотерапии, — ухмыляется Макс.

И тут я сдаюсь, потому что если кто-то из них меня ещё и жалеть начнёт — точно взорвусь.

Сегодня мы впервые за последние полгода изменили своей привычке торчать по вечерам в Конусе и поехали в «Империю», который, если не считать «Золотую клетку», был единственным нормальным клубом на весь город. Здесь не было неона и бьющей по ушам херни, которую все называют музыкой; здешний ди-джей вообще был парень что надо и в музыке шарил, как никто.

Ну и, кроме всего прочего, был нарушен ещё один обычай — Кир припёрся с Ксюхой.

Ставим машины на парковке практически у самого входа, и ждём, пока Лёха, присев перед задним левым колесом, придирчиво его осматривал.