Служанка

Утиный клювик обиженно оттопырился.

— Ти-и-им! — томно — капризно протянула она. — Ты совершенно не знаешь, как разговаривать с прислугой. Это большой минус.

— Я тебе не батарейка, чтобы искать во мне плюс — минус. Покажи лучше девушке комнату, пусть обустроится и познакомь с обязанностями, — сказал, как отрезал.

Фьюх! Кажется, в стане врагов нет единения. Уже большой плюс. Как он сказал? Не батарейка? Настоящая батарейка. Минус — он враг. Плюс — похоже, не церемонится с мачехой, ставит на место, не моргнув глазом. А вот к плюсу или минусу отнести то, что он невозможно привлекательный?

Мамочки родные! Разве можно быть таким красивым?! Несмотря на то, что я не распределила еще степень «гадства» между ним и Никой, он непроизвольно умудрился заработать в моих глазах некоторое смягчение приговора. Все-таки обращение с прислугой — это лакмусовая бумажка, показывающая уровень культуры.

Едва не спотыкаясь, иду за Никой, старательно буравя глазами дорогой паркет. Однако не могу удержаться и украдкой бросаю еще один взгляд на Барковского. Слава Богу, он уже потерял интерес к нам и достал телефон.

На время я забыла, что предо мной враг номер…(тут я еще не знаю номер какой) и просто позволила чувству прекрасного завладеть собой. В движениях этого породистого самца, в его внешности сквозила какая — то небрежная аристократичность. Эдакий наследник трона, игнорирующий придворные правила. Отросшие, слегка взлохмаченные темные волосы, недельная щетина, выделяющиеся скулы казались мне олицетворением мужественности. Классический греческий нос. Твердо очерченные губы. Почему то подумалось, что я такие люблю. Ага, особенно если учесть мой опыт из двух товарищей, с которыми пробовала целоваться. Тут же одернула себя — где тема поцелуев и где этот привлекательный враг?! Вот как же он мог принять участие в таком мерзком деле? Или внешность обманчива? Ну сразу видно, что он не привык кому-то кланяться и угождать.

На мгновение поймав взгляд его серых глаз, едва не забыла как дышать… Твердый, уверенный, цепкий, сразу дающий понять, что у обладателя несгибаемая воля и неслабый интеллект. А интеллект для меня — это мощнейший афродизиак.

Правда, надо признать, если этот афродизиак вложен в тщедушное тело очкастого ботана, то никакого возбуждающего эффекта не наблюдается. И наоборот — Тарзан с интеллектом рыбки-гуппи меня тоже не заинтересует.

Наверно поэтому у меня нет парня, а мои итальянские приятели и приятельницы, отличающиеся свободными взглядами на любовь, снисходительно обо мне говорят: «Странная русская». Но меня это не напрягает. Не хочу спать с пустоголовыми красавчиками. И пусть идут года… А если уж говорить положа руку на сердце — я должна полюбить.

— Вот твоя комната. Оставляй чемодан и пойдем, я покажу, что ты должна делать, — черт, как удается людям так носить корону на голове? Или это от комплекса неполноценности? Когда человек не уверен, что достоин уважения и начинает всячески подчеркивать важность своей персоны?!

Плетусь за ней хвостиком, обходя дом. С той поры, как я здесь была последний раз, он почти не изменился. Во всяком случае, узнавала закутки, где я пряталась, когда общество мне надоедало. Не думала, что когда-то попаду сюда не в качестве гостьи. А самое больное — это то, что гостеприимный дом превратился для меня в дом врага.

Однако болезненно — ностальгическая нотка очень быстро сменяется офигеванием. Я представила, сколько придется здесь махать тряпкой, особенно учитывая, что несколько дней за ним никто не следил. Мамочки! Да я ж тут загнусь раньше, чем смогу что-то сделать!

Несколько спален, две гостевых, бильярдная, столовая, холл. Цокольный этаж со стиралками, комната для инструментов, шкафчики для моющих — чистящих.

— И да, пока у нас нет помощника по хозяйству, дорожки подметать тоже будет входить в твои обязанности, — похоже, эта зараза хочет превратить меня в Золушку. И внутренне подбираюсь, готовясь услышать про знаменитые семь розовых кустов. Очевидно, то, что я не в восторге от перспективы, отразилось на моем лице, но «мачеха» истолковала по-своему.

— Метла тоже где-то есть, на заднем дворе, наверно.

«Что, не помните, где и припарковались?» — едва удерживаюсь от ехидства.

— Это кабинет Матвея Тимофеевича, — чуть задрав подбородок и захлебываясь в собственной важности, прокурлыкала Главгадша.

Оставив меня на пороге, она порхнула к Барковскому и, обняв его за шею,

поцеловала в висок.

— Мой Лев! Это наша новая домработница. Как там тебя?

— Анна, — отвечаю бодро, как и положено здоровой рабочей силе. Вот же ж сучка! Понятно, что я у нее первая в жизни прислуга и покомандовать хочется всласть. Конечно, я бы сейчас зачитала ей права и обязанности, но сто процентов, после этого она потребует покинуть дом. А мне этого никак нельзя допустить.

— Можешь приступать в своим обязанностям, — царственно разрешает шмакодявка, нагло, как кошка сосиску, стащившая чужую корону.

— А можно сначала ознакомлюсь с инвентарем и составлю список необходимых средств для уборки? — растягиваю рот в вежливой улыбке.

— Конечно, иди осваивайся. Потихоньку начинай, но завтра, будь добра, наведи здесь порядок, а то запустение полное у нас, — Барковский — старший милостиво разрешил отложить убийственное мероприятие до завтра. И надо же, как в насмешку, ободряюще улыбнулся!

Едва не пятясь, я шмыгнула за дверь и пулей понеслась в свою комнату. Горькие слезы обиды душили, грозя выпотрошить и растерзать мою душу. Как же он мог! Как он мог!!! Когда я была маленькой, он со мной даже играл в «Агу-гу-шу — агу-гу-сики!», подбрасывая меня на коленях! И говорил, черт, что когда я вырасту, выйду замуж за его оболтуса и стану его дочкой!

И вот, я выросла и стала его служанкой! Хотелось завыть прямо в голос. До этого момента я все равно еще не осознавала в полной мере истинные масштабы катастрофы. Мне казалось, что я легко неприятности разрулю, и все вернется на свои места. Как в игре — помашу пластмассовым мечом, и злодеи будут повержены, а справедливость восстановлена. Сейчас же я остро прочувствовала, что ни взятая напрокат волшебная палочка, ни сказочные мамки — няньки, как у Василисы Премудрой, мне не помогут. Их просто нет. А есть настоящая, высшей очистки, человеческая подлость. И мерзкое лицемерие.

Господи, как же мне плохо! Хватит ли у меня терпения выносить глупые придирки этой гусыни?! Что — что, а это качество в списке моих сильных сторон не значилось! Отчаяние накинуло на меня непроницаемую сеть и принялось душить мои надежды, мой энтузиазм и уверенность в своих силах. И невольно слезы, одна за одной, обжигающими дорожками потекли по щекам, норовя завернуть в нос, попасть в рот, превращая меня в маленькую беспомощную грусть-тоску — печальку. Вся моя беспечная жизнь пролетела перед глазами. Италия, юность, детство, бабушкино абрикосовое варенье с теплым хлебом из хлебопечки. И словно тонкая соломинка, ухватившись за которую можно выползти из сплошного огорчения, почти забытый волшебный дух свежей выпечки меня взбодрил. И ниточку за ниточкой я начала распутывать комок, в который сбился мой авантюрный план. Бабушка меня называла Агушка — Огневушка. И потому что я рыжая, и потому что не могла усидеть на месте ни минуты, и потому в принципе не знала, что такое плохое настроение.

«Агушка- Огневушка, ну что же ты нос повесила?» — Задаю себе я вопрос. Сейчас не время нюни распускать! И в мою голову приходит идея, правда, уже давно запатентованная. Что сделал Том Сойер, когда его заставили красить неимоверно длинный и высокий забор? Сначала, как и я, впал в тоску глубокую, а затем … использовал чужой труд!

Осталось дождаться отъезда молодоженов в офис, а у Барковского — младшего вежливо поинтересоваться, не собирается ли он тоже свалить из дома. Естественно, наглый вопрос обернуть в сладкую обложку заботы о нем — ведь сейчас будет по дому отвратительно вонять чистящими, моющими, рычать пылесос, отодвигаться все, что может отодвигаться, я, как фея, буду носиться из комнаты в комнату. В общем, никакого покоя.