Страница 47 из 56
У окна раздался скрип. Хоть сознание мое и было сонным, я среагировала мгновенно. Резко повернула голову, не обращая внимания на резкую боль в затылке. Посмотрела в окно, и мое сердце ухнуло в пятки. Сюда, на третий этаж роддома, взобрался крупный мужчина в темной одежде, полностью скрывающей его тело и лицо. Раздался лязг металла, и в следующую секунду меня пробрала дрожь: окно открылось, и в комнату с новорожденным младенцем проник морозный воздух.
Хотелось закричать. Я должна закричать! Позвать на помощь, ведь у палаты наверняка дежурят Манкуловы. Не могли же они меня бросить одну? Что могу сделать я, слабая девушка после операции, против этого бугая? Да он меня один раз в живот ударит, и все кишки наружу вылезут. Но страха за себя не было и в помине. Я боялась за своего сына. Малыш мирно спал в своей кроватке, а акушерка опять куда-то вышла. В конце концов, ей тоже нужно поспать, но здесь мой ребенок остался абсолютно беззащитным! Тем временем, мужчина в маске спрыгнул с подоконника в палату и плотно закрыл окно. Я лежала, не шевелясь, судорожно соображая, что можно предпринять в такой ситуации.
Даже если за дверью кто-то дежурит, он не успеет вовремя. Проникшему сюда мужчине ничего не стоит перерезать горло мне и моему ребенку, а потом скрыться через окно. Нужно как-то помешать ему, преградить путь, задержать хотя бы на тридцать секунд, которые спасут меня и моего сына. Мужчина в темных одеждах остановился в трех шагах от меня и ребенка. Хорошо, что кувез с малышом стоит так близко ко мне. Я могу видеть своего малыша, который спит крепким младенческим сном и даже не подозревает о том, что ему и маме угрожает опасность.
К моему носу подкрался запах. Это удивительно, но почти сразу после пробуждения я начала ощущать оттенки запахов. Заложенность носа не исчезла полностью, но я ощущала ароматы. И сейчас я точно могла сказать, кто стоит в трех шагах от меня. Я узнала его. Не по фигуре, не по злобному сопению, не по сверкающим в ночи волчьим зрачкам, а именно по запаху. По тому самому, который я учуяла еще в пещере, будучи в заточении, сходя с ума от страха и безызвестности.
Глава 41
Борис. Это он. Фигура, показавшаяся мне в полумраке мощной, на самом деле была просто жирной. Прежде я старалась не думать об этом человеке плохо, но сейчас всерьез задалась вопросом: насколько же нужно было запустить себя и подавить волчью ипостась, чтобы так располнеть? Что-то подсказывает мне, что тут не обошлось без каких-то препаратов. Просто так невозможно растерять свою волчью природу, в основе которой — сила.
Я старалась дышать ровно, чтобы подлец принял меня за спящую, но нахлынувшее осознание заставило дыхание сбиться. Это ведь он, склизкий червяк, похитил меня! Он держал меня в пещере, вливал в мое тело какую-то дрянь и едва не убил. Подлый, мерзкий, никчемный пес! И сейчас явился в роддом явно не для того, чтобы поздравить с рождением сына. Если поначалу мной завладел липкий страх, то сейчас кровь разогрела ярость. Нет, я не позволю этому уроду вредить себе и ребенку! Будто услышав мои мысли, эта вшивая собака бросилась на меня. Тело не парализовало от страха, а, напротив, оно будто получило прилив энергии.
Я ощутила, как Борис своей огромной тушей навалился на меня, сжав на горле крупные пальцы. Сама не понимаю, откуда у меня взялись силы, чтобы противостоять этому бугаю. Одно я понимала точно: убив меня, этот урод разделается и с моим сыном. Он сделает все, чтобы причинить Роману как можно боли и страданий. Странно, но именно в это мгновение я как никогда отчетливо поняла: я и Рома-младший — это самые дорогие люди в жизни альфы Манкуловых.
Моя волчица пришла в неописуемую ярость. Несмотря на боль и слабость, она нашла в себе силы на частичную трансформацию. Мои ногти превратились в острые, как бритва, волчьи когти. Одно движение — и мне на лицо закапала теплая кровь Бориса. Похоже, рана получилась достаточно глубокой, и этот шакал ослабил хватку. У меня были доли секунды, чтобы вырваться. Короткие мгновения, которых должно было хватить, чтобы хоть кто-то за дверью услышал шум. Не могут же меня бросить?! Роман, хоть и ушел, не мог оставить сына без защиты.
Будто отзываясь на мою немую молитву, дверь с палату с грохотом распахнулась. Уличив момент, я от души пнула Бориса в живот — благо, он не догадался блокировать мои ноги, навалившись лишь на шею. Мой похититель согнулся, злобно пыхтя, как огромный еж. Я сама от себя не ожидала такой прыти! Как обезумевшая, била его изо всех сил везде, куда могла попасть, до тех пор, пока пальцы на моей шее не разжались окончательно. Кто-то оттащил Бориса от меня и ребенка. Будто в замедленной съемке я видела, как его красное, тучное, перекошенное злобой лицо удаляется от меня, а пальцы-сосиски тянутся, не желая расставаться со своей жертвой. Эта картина еще долго будет сниться мне в кошмарах.
Все смешалось в какой-то сумбур. Я ощущала запахи Манкуловых, звуки борьбы с другой части палаты. Кто-то кричал, матерился. Кажется, раздался даже хруст костей. Встав с кровати, я трясущимися руками взяла из кроватки спящего Рому и быстро выбежала вместе с ним. Перед глазами мелькали синие стены коридоров роддома. Я слышала какие-то голоса, но не слышала, что они мне кричат. Лишь когда мои плечи обхватили сильные руки, уверенным движением заставив стоять на месте. Я крепко прижимала к себе сына, который, на удивление, все еще спал на моих руках.
— Всё, — голос Романа обжег мое ухо. — Всё, успокойся, — прошептал он, бережно прижимая нас с сыном к себе. — Он больше тебя не тронет. Ты больше никогда его не увидишь, обещаю.
Объятия Романа дарили потрясающее чувство защищенности. Его руки буквально прогоняли из души страх, давали возможность почувствовать себя в безопасности. Его запах — родной, терпкий, пробирал меня до костей. Войдя через нос, он вызвал мурашки по всему телу, которые перекрыли дрожь от пережитого страха. В тот момент я даже не думала о страшной обиде на него. Просто доверилась сильным рукам, всей душой веря, что он защитит своего сына и его мать.
Роман подхватил меня на руки прямо вместе с ребенком. Он держал меня, а я держал нашего сына. Только теперь заметила, что мои босые ноги подрагивают, будто по ним пропустили электрический ток. Я плохо соображала, не могла сориентироваться в пространстве. Если бы не Роман, то, наверное, бегала бы по роддому как умалишенная. Муж занес меня в одну из палат и крикнул, чтобы позвали медперсонал. Он уложил нас с сыном на кровать, но стоило его рукам отпустить меня, как из горла вырвался испуганный стон. Нет, только не это! Он не может оставить меня! Только не сейчас, прошу, только не в эту страшную минуту!
— Не бойся, я не уйду, — будто услышав мои мысли, Роман сочувственно улыбнулся. — Дай мне его, — с каким-то затаенным стеснением попросил он, с волнением глядя на малыша. — Что сделал с тобой этот слизняк? Ты ранена? — альфа метнул в меня обеспокоенный взгляд.
Я опустила на сына растерянный взгляд. Отдать его кому-то сейчас, когда я едва не рассталась с малышом навсегда? Но ведь речь идет об его отце, о том, кто не причинит ему вреда никогда. Никто, кроме Романа, никогда не даст нашему сыну той заботы и любви, какую может дать только родной отец.
— Хорошо… — разжала руки, позволяя Роману принять из них малыша.
— Это чудо, — Манкулов не отошел от кровати, с нежной улыбкой глядя на сына. Он покачивал спящего малыша, не отрывая от него влюбленного взгляда. — Как мы его назовем? — шепнул он.
— Роман, — ответила я, хотя от волнения зуб на зуб не попадал. — Я назвала его Роман.
— Роман Романович? — Манкулов поднял на меня изумленный взгляд. Такого он точно не ожидал услышать. — Юля, ты уверена? — он метнул в меня скептический взгляд.
— Абсолютно, — нашлись силы, чтобы сверкнуть глазами на мужа. Пусть даже не думает спорить! Я этого мальчика носила, в муках рожала, а теперь мне кто-то будет указывать, как сына назвать? По традициям оборотней, это право принадлежит отцу ребенка и его старшим родственникам, но сейчас мне плевать на правила. Ни одна традиция не оградила меня от того, что я осталась одна с ребенком на руках, была вынуждена ограбить собственного отца, а отец моего малыша все это время, как оказалось, был жив! Пусть катится все к черту. Я назвала его Романом! И пусть попробуют оспорить это.