Продолжение легенды

Как-то после ужина, поднимаясь к себе, Скарлетт услышала раздраженный голос Сьюлин, доносившийся из спальни родителей, в которой теперь обосновались супруги Бентин.

– Натворила чего-то и приползла сюда зализывать раны.

– Это ведь и её дом тоже, верно? – мягко возразил Уилл. – Она навсегда останется хозяйкой Тары, по крайней мере, для меня.

Уж он-то знал, чего стоило старшей сестре сохранить поместье, никто не сделал столько для них всех, сколько она.

– Бродит как привидение, скорбь изображает, – продолжала бурчать Сьюлин, а сама, небось, рада, что Мелани умерла, обдумывает теперь, как половчее подобраться к Эшли. Он один не поддавался на её уловки, хотя, как знать, ведь ездил к нам чаще, чем к своей невесте.

Уилл и сам о многом догадывался и хорошо помнил безмерное счастье в глазах Скарлетт и ярость, с какой она рвалась из его рук навстречу Эшли, когда тот вернулся из плена. Но он не осуждал её.

– Кого же было любить молодой красивой женщине, когда в округе одни калеки остались?

– Вот все вы мужчины таковы, всегда готовы оправдать эту вертихвостку, наверное, тоже не отказался бы от неё, снизойди она до тебя, – возмущалась миссис Бентин.

– Может, и не отказался бы, только на уме у нас было другое – как не умереть с голоду. И в такое время она приютила меня, выходила, оставила жить в усадьбе, стала мне сестрой. Ей я обязан жизнью и счастьем, ты ведь не забыла, кто благословил наш брак? Мистера Уилкса я тоже понимаю, – рассуждал Уилл, – он никогда не смог бы преступить законы чести, каким бы сильным не было его влечение к ней. Но теперь, когда мисс Мелани уже не вернуть, кто еще сможет заменить её как не лучшая подруга, которая столько лет заботилась о них.

– Как же подруга, притворщица, просто ей невыносимо было видеть, что кто-то влюблен не в неё.

– Что-то вы не очень добры, миссис Бентин, к своей сестре, почему бы и ей, наконец, не обрести свое счастье? – тихо увещевал жену Уилл.

– От того, что я хорошо знаю, на что способна эта хищница, она не заслуживает счастья, слишком у многих она его отбирала, даже у сестры.

– Если вы все еще страдаете по мистеру Кеннеди, дорогая, то я, пожалуй, пойду спать на сеновал, – притворно рассердился Уилл.

– Ну, Уилл, как ты мог так подумать, – всполошилась Сьюлин, – лучше обними меня крепче, я по тебе соскучилась, ты слишком много работаешь…

Далее шепот стал невнятным, и Скарлетт поспешила в свою комнату.

Обычно она ложилась на кровать и, бездумно уставившись в потолок, проводила ночь в забытьи. Сегодня случайно услышанный разговор вывел её из оцепенения, но не сочувствие Уилла, и даже не обидные слова сестры, а её отношение к мужу. Это уже была не та мисс Гордячка, любившая покрасоваться у соседей, а заботливая жена, уважающая своего мужа, да и ласки его, кажется, ей по нраву.

Они были такие разные, когда женились: Уилл всегда спокойный, рассудительный, работящий, Сьюлин – ленивая эгоистка. Вряд ли он забыл Кэррин, но научился ладить с женой, не обращая внимания на её нытье, приучая постепенно к работе, разрешая и развлекаться. Их брак, как и предсказывала бабушка Фонтейн, оказался на редкость удачным. Сьюлин уже давно не сожалела о Фрэнке, богатство его унесла война, а Уилл был намного моложе её бывшего поклонника, умный и покладистый, хоть и лишенный светского лоска, но располагавший к себе людей добротой, вниманием, умением слушать. До войны мистера Бентина нельзя было считать хорошей партией для девушки из семейства О’Хара. Простой фермер не мог похвастаться своим происхождением, зато прослыл человеком славным, с добрым сердцем, и всем пришелся по душе.

– Сьюлин повезло, у неё есть муж, который способен о ней заботиться, и она дорожит им, хоть и не может до сих пор простить мне Фрэнка, – призадумалась Скарлетт.

Не то, чтобы её снедала, как раньше, зависть к счастливым супружеским парам, нет, просто показалось, что даже Сьюлин знает о браке больше, чем она, трижды выходившая замуж. Что-то главное прошло мимо.

Ни размышлять, ни спать не хотелось, Скарлетт закуталась в теплую шаль, снова спустилась вниз и вышла посидеть на террасу, впервые за всё время. Дом спал, было очень тихо, но она не услышала грузных шагов Мамушки, которая умела подкрадываться незаметно, как дикая кошка, когда это было необходимо. Мамушка уже давно подстерегала свою овечку, чтобы застать её врасплох и начать свое расследование. Скарлетт усадила нянюшку в кресло, а сама примостилась, как в детстве, на верхней ступеньке лестницы. Узловатые пальцы несмело погладили её по голове, старушка не решалась приступить к расспросам.

– Как ты стала похожа на мать! Та же горделивая осанка, те же черты, а вот характер-то ирландский.

– Расскажи, Мамушка, что заставило ее выйти за старого чужеземца, неужели лучше женихов не нашлось у такой красавицы?

– А чем масса Джералд плох? Такого хозяина еще поискать, да и жентмун тоже, – удивилась негритянка.

– Могла ли она его любить? Утонченная аристократка-француженка и недалекий, грубоватый, ловкий в делах ирландец, более несхожих людей невозможно себе представить!

– Да кто ж его не любил?

– Как мужчину, Мамушка! Уж не так ты и глупа, чтобы не понимать, о чем я спрашиваю.

– Так откуда ж мне про то знать? Дети были, значит любила.

– Ничего это не значит, не отговаривайся, – приказала хозяйка.

– Ишь, допытывается, может, прослышала чего? – задумалась сбитая с толку нянька. – Или сама что удумала? Не завела ли шашни с кем? Ох, неужто, мистер Уилкс, опять свет застит?

Старушка совсем ушла в свои размышления, – не может же она, не исспросив разрешения своей госпожи, раскрыть тайну её любви!

– Спишь, что ли? – рассердилась Скарлетт. – Тогда иди к себе, Порк расскажет.

– Видать пришла пора, все одно дознается, упрямица, – тяжко вздохнула старушка, завела глаза к небу и поведала про любовь мисс Эллин к беспутному черноглазому кузену.

…Никому не ведомо, почему Филипп Робийяр оказался в Новом Орлеане, городе вопиющей нищеты и роскоши. Еще доживали свой век аристократические салоны французских помещиков-колонистов, недавних хозяев Луизианы, а город уже наводнили толпы авантюристов всех национальностей, успешно обстряпывающих свои темные дела. В игорных притонах орудовали шулеры, здесь можно было выиграть бешеные деньги и мгновенно все потерять. Шумные компании деловитых янки, насаждали в «американском Париже», как называли город кичливые южане, свои порядки: суд Линча, пистолетную стрельбу, громкие аферы, пьянство и разнузданные кутежи. В одном из таких кутежей и погиб красавец Филипп Робийяр…

– Дерзок был, под стать мистеру Ретту. Ничего не оставалось моей голубке, как принять предложение мистера О’Хара или уйти в монастырь. Отец согласился на брак, но не простил ее, а зря. Мистер О’Хара оказался добрым человеком и безмерно любил свою молодую жену. Семья получилась хорошая, выросли девочки-красавицы, мисс Эллин была счастлива, да и батюшку вашего полюбила, по-другому, конечно, не как Филиппа, а может еще и лучше, – с назиданием закончила свой рассказ Мамушка. – С кузеном-то могло и не быть ни семьи, ни детей.

– Теперь ясно, почему мама так противилась моей свадьбе с Чарльзом – понимала, что я его не люблю, и знала каков брак без любви, – задумалась Скарлетт, уже не слушая Мамушку.

Вспоминая, что ее заставило выйти замуж за нелюбимого, дочь догадалась, почему Эллин приняла предложение шумного ирландца, столь не подходящего ей по возрасту, происхождению, воспитанию, привычкам, образу мыслей, да и по внешности. Она хотела только одного – уехать навсегда из своего родного города, чтобы никогда не видеть ненавистных ей людей, разлучивших ее с любимым.

– Вот значит, как все было, видно сходство с матерью у нас не только в тонких чертах лица, но и в несчастной любви. Что же ей давало силы? С пятнадцати лет только семья, шестеро детей один за другим, потеря трех мальчиков, беспросветная работа по усадьбе, заботы о бедных, больных, белых и черных. Неужели ей не хотелось веселиться, танцевать, нравиться красивым мужчинам? – пыталась понять Скарлетт.