Страница 4 из 30
- К чорту! - крикнул Фланго. - Поезжайте туда, куда эти негодяи уволокли свои таблицы. И без них не смейте мне показываться на глаза!
Фланго швырнул трубку и с ненавистью взглянул на Кордато.
- Так вот оно что?... Пока вы здесь меня морочили, ваши помощники грузили все ваши таблицы в машину, профессор?..
- Для меня это так же неожиданно, как и для вас, господин генерал, - ответил Кордато. Он уже был совершенно спокоен. Что бы ни случилось теперь с ним самим, Орли и Вери не отдадут в руки атомщиков его драгоценного мегония, который он добыл с величайшим трудом после четырех лет неустанной работы...
- Ловко! - сказал Штук. - Оказывается, коммунистам незачем и выкрадывать ваши научные секреты, господин профессор. Ваши помощники сами все им доставят.
Кордато взглянул на него с презрением:
- Если бы они и доверили тайну моего открытия коммунистам, я был бы спокоен. Это означало бы, что мое открытие не будет использовано для войны. Но они ничего никуда не доставят.
- Вы в этом уверены? - насмешливо спросил Штук.
- Я не желаю разговаривать с вами. Вы достойны только презрения. Вы позорите звание ученого! Вы хотели стать гитлеровским атомщиком, но не успели и попали в услужение к атомному концерну. Ваш концерн, вы и вот этот опереточный диктатор хотели бы всю мировую науку выстроить в одну шеренгу перед новым Гитлером. Этому не бывать!... - гневно сказал Кордато и встал, отодвинув кресло.
- Ар-рестовать! - истерически завопил Фланго.
Обыск в квартире профессора Кордато длился три часа. Агенты полиции, во главе с самим начальником государственной полиции Танголико, в присутствии Штука перевернули вверх дном все, что было в квартире, но не нашли ни "одной записи, которая дала бы хоть какую-нибудь путеводную нить для раскрытия научной тайны профессора Кордато.
Около двадцати полицейских в штатской одежде незаметно дежурили вокруг дома Кордато и дома, где жил Орли. Но ожидания их оказались напрасными, Орли и Вери не вернулись. Лишь на другой день, когда Танголико наводнил всю столину сыщиками, Орли, выйдя из помещения вокзала, где он приобрел три билета для проезда в один из южных портов, был опознан агентом Шептуном. Сыщик увидел Орли и пошел за ним. Подле вокзала, покуривая, стояли еще два сыщика. Шептун сделал им знак. Пропустив Орли, они мгновенно схватили его за руки. Орли тряхнул ими как двумя пустыми мешками, но Шептун упер ему дуло револьвера в спину и крикнул:
- Руки назад!.. Стреляю!...
Вмиг на Орли были надеты наручники...
II. ПЛАН, РОЖДЕННЫЙ В ТЮРЬМЕ
- Раз! Два! Три! Четыре!.. Восемь... Раз! Два! Три! Четыре!.. Двенадцать... Раз! Два! Три! Четыре!... Шестнадцать...
Орли перестал шагать и остановился посреди камеры.
"Я шагаю уже четыреста дней, - подумал он. - Я прохожу не меньше пятидесяти километров в день. Я прошел уже всю Европу и Азию. Я добрался до Чукотки и повернул обратно...".
Он заставлял себя не думать о том, что случилось с ним больше года назад. У него ныло сердце от тоски по Вери, от воспоминаний о погибшем в этой тюрьме профессоре Кордато. Месяца два подряд его, Орли, терзали здесь, били, пытали на допросах, но он не сказал им ни слова. Потом узника оставили в покое, и он стал строить планы бегства. От жгучих мыслей о свободе жестокая мигрень пластом укладывала его на койку... Понемногу он приучил себя ни о чем не думать и только шагать, шагать, шагать: четыре шага от окна к двери, четыре шага обратно. Много тысяч километров прошел он так, не выходя из камеры. Сколько еще придется ему шагать?..
Орли опустился на койку. Невольно вновь возникли перед ним картины прошлого: Университет... Лаборатория... Там Кордато в течение нескольких лет неустанно изучал поведение атомных частиц: электронов, протонов, нейтронов. Он знал, что в 1937 году были открыты новые атомные частицы, массой своей превосходящие обычные электроны в двести раз. Открыв в космических лучах эти тяжелые электроны, ученые назвали их "мезонами", т. е. "средними", очевидно, предполагая существование еще более крупных частиц. Предположение это подтвердилось. Опыты советских физиков, проведенные после войны на большой высоте, обнаружили в космических лучах неизвестные до сих пор частицы с массой, превышающей массу обычного электрона в тысячу и более раз. Советские физики установили, что эти электроны не долетают из космического пространства до поверхности земли и распадаются в самых верхних слоях атмосферы.
Профессор Кордато не сомневался, что в советских лабораториях сверхтяжелые электроны получены искусственным путем. Он решил собственными силами получить эти удивительные гиганты атомного мира. Ему не легко было работать, его никто не субсидировал, он не имел той совершенной аппаратуры, которой располагали лучшие лаборатории мира, приходилось тратить на опыты весь заработок свой и его, Орли; все свои деньги отдавал и друг Орли, Алонзо Спиро.
Помогала этим труженикам науки необычайная изобретательность Орли и большие технические познания молодого инженера Спиро. Облучая множество элементов, Кордато, наконец, на третьем году своей работы получил в высшей степени радиоактивный изотоп одного устойчивого элемента. В процессе естественного полураспада этот элемент давал поток сверхтяжелых положительно заряженных электронов, Кордато назвал их "мегонами", т. е. гигантами, а новый изотоп, излучавший эти частицы, - "мегонием".
Однако мегоны были очень недолговечны. Появляясь в излучении мегония, они тут же в одно мгновение распадались. Чтобы продлить их жизнь, нужно было придать их движению очень большую скорость. Эту задачу и взял на себя Орли. Он знал, что в лучших лабораториях мира существуют самые различные ускорители частиц, начиная с портативных бетатронов, способных поместиться на лабораторном столе, и кончая огромными (величиной с одноэтажный дом) фазотронами и космотронами. Он хотел создать ускоритель, обладающий мощностью космотрона и объемом известного миниатюрного бетатрона Керста. Это была труднейшая задача. Он, ведь, был молодым физиком, он не располагал совершенной, дорогой аппаратурой, которой обладали советские ученые, но упорный труд, познания профессора Кордато и техническая помощь Алонзо Спиро принесли ему победу; он создал этот необыкновенный аппарат и назвал его "Энергоном", позаимстовав это название из любимой им фантастической повести Джека Лондона "Голиаф".