Страница 1 из 4
Владимир Даль
РУССКИЕ СКАЗКИ
для детей
казака Луганского
Дозволено цензурою. С.-Петербург. 4 октября 1902 года.
ИВАНУШКА-ДУРАЧОК
или-были три брата, два — умных, а третий — дурак; старшие братья, хоть и любили дурака, а все-таки журили, а ину пору, как досада возьмет, так, бывало, и поколотят его.
Раз пошли братья в поле работать; вот старшая невестка говорит дураку: — «Иванушка, я напекла блинов, снеси-ка их братьям, чай, им давно есть хочется». — «Ладно», — сказал дурак. Невестка наложила блинов полон горшок, отдала дураку, а дурак идет да в сторону на свою тень поглядывает; что, думает, привязался ко мне человек, знать есть хочет. Вынул дурак блин и бросил своей тени, а сам пошел далее; идет, а тень сбоку бредет. Ну, думает дурак, видно, голоден! Взял зараз три блина и бросил тени, а тень только и стояла, пока Иванушка блины доставал; Иванушка пошел, и она пошла. Поглядел дурак, поглядел, да и стал без счету тени своей блины бросать; все разбросал, а тень не отстает. «Вишь, ненасытная утроба, все переел, а не отстает!» Тут дурак с сердцев швырнул в тень свою всем горшком, а сам побежал; горшок разлетелся, дурак бежит, а за ним и тень бежит. Вот и прибежал к братьям в поле; как дурака братья завидели, так работу покинули и стали собираться обедать, а дурак стал им сказывать, вот, так и так: «Дала невестка отнести к вам горшок блинов, а привязался ко мне дорогой человек, да такой прожорливый, что все блины приел; осерчав, я в него горшком и стукнул!»
«Где же он теперь?» — спросили братья. Дурак обернулся: — «Вон, вон!» — закричал он, указывая на свою тень, — «и теперь не отстает!» Тут догадались умные братья, принялись дурака бранить, принялись его корить, да с голодухи маленько и побили.
Собрался раз старший брат на базар и велел дураку с собой ехать, «пускай», говорит, «хоть лошадь подержит». Поехали, все закупили: и ложки и плошки, и стол и соль, и чашки и всякую всячину; вот и едут домой, уж и близехонько, и церковь видна, да нагнал их кум и зовет старшего брата в свою телегу, слово перемолвить, о деле покалякать.
Старший брат сдал меньшому вожжи, да и велел за собою ехать. Вот едет дурак, шапка на затылке, по сторонам поглядывает, рукавами потряхивает, и слышит, что в столе ложки побрякивают: «бряк да бряк», а Иванушке думается, что ложки приговаривают: «дурак, дурак!» Вот он осерчал и расшвырял их по полю. Откуда ни взялось воронье, кричит: «кар, кар, кар!» «Видно, есть хотят», подумал дурак, схватил мешок с крупой да и бросил его с телеги воронам: «кушайте, тетеньки, на здоровье!» Въехал дурак в лесок, а в лесу стоят обгорелые пни. — «Эх, дяденьки, чай, студено вам без шапок стоять,» — сказал дурак и надел на них по горшку, по корчаге.
Обрядивши пни, сел на воз и ну без толку хлестать лошадь; лошадь заартачилась. — «Сивка, пить, что ль, захотела?» — спросил дурак. Сивка махнула хвостом. — «Ну, пить, так пить,» — сказал Иванушка и, подъехав к реке, стал Сивку уговаривать испить водицы. Сивка пить не хотела, стоит над водой да ушами прядет. Задумался дурак, отчего лошадь не пьет, да и вздумал: — «знать, не солоно!» Хвать всю соль, да и бух в воду, только пузыри пошли! А лошадь все воды не пьет. — «Ну, ну, ну! теперь-то я знаю, отчего она не пьет! Низко, не достанет, знать у нее ноги высоки; постой, Сивка, я те маленько ноги поокорочу!» Вот Иванушка выпряг Сивку, взял топор, подошел к ней, чтобы ноги окоротить, а та умнее его была, да как лягнет его да бросится по дороге домой, только он ее и видел. Присел малый, в силу отдохнул от сивкиного угощенья, а, посидевши, взял оглобли, впрягся в телегу и потащил ее домой. «Что это», думает, «супротив прежнего, как лошадь везла, тяжело стало ехать?» Да вспомнил, что в телеге стол стоит; выхватил дурак стол и говорит: — «У тебя, брат, четыре ноги, а у меня две, ты скорее меня домой прибежишь!» А стол, как стал на ноги, так и ни с места! Зло взяло бедного дурака, схватил он кнут и ну хлестать стол; бил, бил, из сил выбился, а стол все ни с места! — «Ладно, — говорит дурак, — захочешь есть, так, небось, и сам прибежишь!»
Скрипит телега по селу, прет ее Иванушка в гору, а пот с него так и льет! Выглянул брат в окно, приехав уже наперед с кумом домой. — «Батюшки, да это наш дурак приехал!»
— Дурак, где лошадь?
— В лес по ягоды пошла.
— Где покупки, где крупа? Где ложки, горшки да плошки?
— Ложки — всю дорогу ругались: «дурак да дурак», я их расшвырял по полю, а крупу тетенькам отдал, горшки с корчагами в лесу на дяденек повздел, а стол — захочет есть, так и сам прибежит, ведь на четырех ногах, не ужинавши не ляжет!
Тут братья с женами бросились на дорогу отыскивать покупки; лошадь сама на двор прибежала, стол нашли и горшки с пней посымали, крупу вороны наполовину расклевали, а ложки одну по одной собирали. С тех пор зареклись братья Иванушку-дурака с покупками посылать.
ЛИСИЦА И ЗАЯЦ
ил-был в поле серенький Зайчик, да жила Лисичка-сестричка; вот как пошли заморозки, стал Зайка линять, а как пришла зима студеная, со вьюгой да со снежными сугробами, Зайка с холоду и вовсе побелел, и надумал он себе избу строить: натаскал лубочков и давай городить хижину да ухичивать ее. Увидала это Лиска и говорит:
— Ты, косенький, что это делаешь?
— Видишь, от холоду угрева промышляю, избу строю.
«Вишь, какой догадливый, — подумала Лиса, — давай-ка и я построю избу — только уж не лубочный балаган, а палаты, хрустальный дворец!»
Вот и принялась она лед таскать да избу класть. Обе избы поспели разом, и зажили наши звери своими домами. Глядит Лиска в ледяное окошечко да над зайчиком подсмеивается: «Вишь, чернолапотник, какую лачугу свараксал! To ли дело моя: и чиста, и светла, ни дать, ни взять хрустальный дворец!» Лисе зимою все было хорошо, а как пришла весна по зиму да стала снег сгонять, землю пригревать, тут лискин дворец и растаял, да водою под гору и сбежал! Как Лиске без дому быть? Вот подкараулила она, когда Зайка вышел из своей избы погулять, подснежной травки, заячьей капустки пощипать, прокралась в зайкину избу и влезла на полати. Пришел Зайчик, торкнулся в дверь, заперта; подождал маленько и стал опять стучаться.
— Кто там? — закричала Лиса толстым голосом.
— Это — я, хозяин, серый Зайчик, пусти меня, Лисонька.
— Убирайся, не пущу, — отвечала Лиса.
Пообождал Зайка, да и говорит:
— Полно, Лисонька, шутить, пусти, мне уж спать хочется.
А Лиса в ответ:
— Постой, косой, вот как я выскочу да выпрыгну, да пойду тебя трясти, только клочья по ветру полетят.
Заплакал Зайчик и пошел куда глаза глядят; повстречался ему серый Волк.
— Здорово, Зайка, о чем плачешь, о чем горюешь?
— А как же мне не тужить, не горевать: была у меня изба лубяная, у Лисы ледяная, Лисья изба растаяла, водой ушла, она мою захватила, да и не пускает меня, хозяина!
— А вот постой, — сказал Волк, — мы ее выгоним!
— Навряд ли, Волченька, выгоним, она крепко засела!
— Я не я, коли не выгоню Лису, — зарычал Волк.
Вот Зайчик обрадовался и пошел с Волком гнать Лису. Пришли.
— Эй, Лиса Патрикеевна, выбирайся из чужой избы, — закричал Волк.