Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 4 из 73

***

— Ну, как тебе?

— Красивое...

Глажу ладонями струящийся по бёдрам чёрный шелк и откровенно любуюсь своим отражением.

Вот сейчас, в этом платье, я себе нравлюсь. Не замученная, стройная, даже спина будто стала ровнее и грудь выше... Хотя с последней у меня и так проблем никогда не было, вернее, были, но не из-за её отсутствия. Когда мои одноклассницы в пятнадцать лет надевали бюстгальтеры с огромным пуш-апом, я наоборот: как могла, скрывала свою уверенную "тройку" под широкими балахонами. Да и мама строго следила на моим "облико морале" – чтобы никаких мини-юбок и "развратных" кофточек с "вульгарными" вырезами. Никаких каблуков, а чтобы волосы покрасить – Боже упаси! Хотя сейчас я ей за это даже благодарна – натуральная пшеничная копна, моя гордость, которую, к сожалению, вечно приходится прятать под чепчиком горничной...

— ... а волосы вот так, по-модному на бок уложим, давай? Как в рекламе той, помнишь, ну с этой, из "Домохозяек", — щебечет Светка, а я всё никак не могу оторвать взгляд от своего отражения.

Шикарное платье, по фигуре, чуть ниже колен, а плечи красиво открыты. Но целых десять тысяч! Это же несколько моих смен в "Адмирале"!

Не испортить бы, не облить чем... Не расплачу́сь потом.

— ...а бирки, девчонки, просто вон туда, за молнию на спине перекиньте, и всё. Не отрывайте только! Поняли? Мне эти платья потом ещё продать надо! — предупреждает Ирка, наша с Немоляевой одногруппница. Мы все вместе учимся на четвёртом курсе педагогического и подрабатываем кто где – жильё на что-то же снимать надо, еду покупать.

Новость о том, что я уезжаю из нашего крошечного ПГТ в большой город, мама приняла как обычно – не разжимая губ. Она уже давно поставила на мне крест, с тех самых пор, когда увидела, что Андрей Колесов, одноклассник, провожая меня после школы до дома, поцеловал у калитки. Просто в щёку, но мама уже записала меня в падшие женщины.

И это в одиннадцатом классе!

"Мужчинам от женщин надо только одно! Во все времена так было! Обесчестят и бросят, а потом принесёшь в подоле. И кому? Маме, конечно! Кому же ещё!"

Я не стала ей тогда напоминать, что если когда-то такое произошло с ней, это совсем не означает, что подобная участь ждёт и меня.

Мой отец, по рассказам бабушки, был военным. "Высоким, статным блондином-красавцем". Приехал в наш посёлок в командировку, познакомился с мамой – она тогда только аспирантуру закончила с красным дипломом...

— ...слова красивые говорил, обещал, что увезёт с собой в Санкт-Петербург, женится... Райка уши и развесила, а потом вот – ты родилась, только командировочного уже и след простыл, — сокрушалась бабушка, сминая руками пышное тесто.

Мама тогда жутко переживала, рыдала белугой. Потом на весь мир озлобилась, потом "черти её в свой омут чуть не затянули" — еле живую из реки нашей – Усманки – рыбаки вытащили, а после всего мама в религию подалась, грехи до сих пор замаливает. И, судя по тому, в какой строгости и холодности она меня воспитывала, именно я её самый страшный, непростительный грех.

В общем, уехала я в город с чистой совестью, а если говорить прямо – просто убежала, потому что жить под гнётом вечного недовольства было просто невозможно. У меня своя голова на плечах есть: вот, как-то до двадцати лет в мире "полного разврата" нетронутой дожила, никто не обманул и не растлил.





— Завидую я вам, девки, я бы тоже с вами сходила, — подперев щеку кулаком, вздыхает Ирка, пристально рассматривая меня сквозь линзы толстых очков. — Об открытии этого ресторана весь интернет трубит, журналисты приедут. Слышала, Егор Крид даже выступать будет.

— А не Стас Михайлов? — вклинивается Светка, силясь застегнуть молнию платья, которое ей явно прилично мало.

— Может, и Михайлов, но, если выбирать, лучше Крид – он моложе.

— Зато Михайлов опытнее. И богаче! — подмечает Немоляева, справившись наконец с несчастной молнией. — Ну, и как я вам? — оборачивается, являя нашим глазам закованную в тесный лоскуток ткани тощую девочку-подростка, зачем-то нацепившую наряд тайского трансвестита.

И вот что я должна сейчас ей сказать? Что в этом золоте, стразах и пайетках она выглядит как новогодняя ёлка? Не умею я врать, совсем...

— Ну... так. Ярко.

— Я бы на твоём месте, Злат, вон то, малиновое до пят выбрала. Ты высокая, тебе подойдёт... — советует Ирка, но я любезно отказываюсь.

Две ёлки на одну майскую вечеринку – это уже перебор.

— Чёрное какое-то… Вообще ни о чём, — резюмирует Немоляева, оценивая выбранный мной наряд.

— А мне нравится.

И мне действительно нравится. Строго, элегантно, очень стильно. И грудь сильно не торчит.

Спасибо, мама, твоё пуританское воспитание не прошло для меня даром.

— Короче, берите, но аккуратнее там, чтоб без затяжек и пятен. Если испортите, придётся покупать, без обид, — предупреждает Попова, поднимаясь. — Это хозяйка магазина ещё не знает, что я её тряпки направо и налево раздаю, по шапке получу, если что.

— Ничего... Иринка... — кряхтит Светка, теперь уже пытаясь расстегнуть многострадальную молнию. — Вот выйду замуж за миллионера... я тебе этот... магазин в благодарность куплю... Уф, слушайте, помогите снять, а?