Притворись моим

***

То ли день сам по себе сегодня был какой-то тяжёлый, то ли бессонная ночь повлияла, то ли магнитные бури – но всё буквально валилось из рук и вылетало из головы, даже не успев влететь.

Сидя на лекциях, я только и делала, что прокручивала в памяти прошедшую ночь, и мысли эти не приносили мне никакого облегчения, скорее наоборот. И вот что я натворила? Как я вообще могла решиться на подобное безрассудство?

Да, можно было бы свалить всё только на алкоголь, но это кому-то другому я могла соврать, себя же не обманешь. Светка права: я как последняя дурочка развесила уши, подставив их для лапши, которую мне навесил этот Шелест.

И тут же что-то глубоко внутри, быть может, внутренний голос или женская интуиция робко скребутся сквозь ворох сомнений и самобичевания: а может, он сказал правду?

Ну неужели я настолько страшная, что не могла понравиться такому парню, как Марк? К тому же он говорил всё так убедительно. Я видела его глаза, ну не может человек так искусно врать! Он же не оскароносный актёр! А хотя что я о нём знаю? Совсем ничего.

Впрочем, какая теперь разница, кто он и что, наши дороги разошлись. Главное теперь – не столкнуться ненароком в коридорах "Адмирала". Хотя если я уж за целый год ни разу с ним не столкнулась, вероятность встретиться теперь сводится практически к нулю. Да даже если вдруг я случайно увижу его где-то в холле, то однозначно сделаю всё, чтобы он меня не увидел и не узнал.

— Твоё счастье, что Поповой сегодня на парах не было. Что говорить ей будешь? — спрашивает Светка, открывая дверь нашей съёмной квартиры.

— Не знаю. Но платье придётся оставлять себе. Попрошу подождать до зарплаты или отдать в рассрочку, пять тысяч у меня есть... Откладывала на день рождения.

— Ну вот, платьишко себе и подаришь! Потом будешь носить и вспоминать, как когда-то на тебе его порвал наследник гостиничной империи, — хихикая, Немоляева бросает ключ на банкетку и спешно расшнуровывает чёрные "найки" с вьетнамского рынка. — Иди пока картошку разогревать поставь, а я в туалет, что-то меня приспичило с этого кофе дурацкого...

Договорить ей не дал уверенный стук в дверь.

Мы со Светкой переглянулись и затихли.

— Ты ждёшь кого-то? — спрашивает шепотом, и я отрицательно мотаю головой. — А может, это придурошная бабка снизу? Опять на что-то жаловаться пришла, маразматичка старая! Хотя она всегда колотит чуть ли не с ноги, а сейчас так... интеллигентно... — и, подойдя к двери, уже громко: — Кто там?

— Могу я увидеть Таню? — доносится с той стороны, и я ощущаю, как кровь отливает от лица.

— Ошиблись, наверное... — бурчит под нос Немоляева, и только я хочу сказать ей, чтобы ни в коем случае не открывала, как она уже поворачивает ключ и распахивает дверь: — Извините, вы... ошиблись... — зависает, открыв рот.

На лестничной клетке стоит Марк.

Сегодня он не в строгом костюме – в обычных синих джинсах и чёрном свитшоте. Стоит и смотрит сквозь Немоляеву прямо на меня. А я смотрю на него. Впрочем, как и Светка, которая отмирает первой:

— У нас нет никаких Тань, пардоньте, молодой человек.

— Привет, — произносит Марк, по-прежнему не отрывая от меня глаз, и я, краснея, киваю.

— Привет...

Я могла ожидать всего чего угодно, но только не этого! Цунами, наводнение, смену власти в стране, но Марк... Марк здесь? На пороге нашей хрущёвки?

Как? Почему? Откуда?..

Замечаю, как он уводит от меня взгляд и бегло осматривает убранство нашей скромной, мягко говоря, двушки.

Мы со Светкой, конечно, когда переехали сюда два года назад, сделали своими силами скромный ремонт: обновили обои, купили новый палас, но данный антураж даже близко не подходит той девушке, за которую я себя вчера выдавала.

— Выйди, поговорим, — кивает себе за спину. И это даже не предложение или просьба – просто ставит меня перед фактом.

— Я сейчас, Свет, — обуваю обратно снятые минутой ранее балетки и выхожу на лестничную клетку, прикрыв за собой дверь.

Как хорошо, что здесь достаточно темно, и он не рассмотрит как следует мои бесстыжие глаза лгуньи.

— Как ты меня нашёл?

— Посмотрел по камерам наружного наблюдения, в какое такси ты села. Ну а дальше всё было совсем просто.

— А разве диспетчеры не должны держать подобную информацию в тайне?

Он вынимает руки из карманов и засовывает большие пальцы под пряжку тяжёлого ремня.

— Может, у вас в Новосибирске и так, но у нас все насквозь продажные.

И улыбается. Не зло, не высокомерно – улыбается совсем искренне. Той самой сдержанной улыбкой, которой одаривал меня этой ночью.

Тяжело вздохнув, опираюсь спиной о дверь и ловлю себя на мысли, что, несмотря на ошеломляющий стыд, я рада его видеть. Рада, что он меня нашёл, хотя пока и не понимаю, зачем.