Страница 34 из 74
Владимир Солоухин. Черные Доски
Столько всего говорилось о любви. Какая она разная, как и лица людей её испытывающих. Столько было споров, какая любовь правильная. Та, что спокойная и тихая, словно, журчанье ручейка или шелест колосьев пшеницы в поле? Та, что неуёмная, словно ураганный ветер с грозовым сопровождением, словно звук взлетающего самолета? Та, что всепрощающая до зубной боли, до тоски о потерянном и драгоценном? Та, что несбыточная до слез на подушке и разорванных посланий любимому?
Нет правильной любви, она всегда другим будет казаться неправильной. Любовь она ТВОЯ персональная, как и крест, который предстоит нести всю жизнь. Всегда будут роптать языки, всегда будут давать советы друзья, а ты вновь и вновь будешь идти тобой лишь ведомым способом. Вот такая она неправильная любовь с привкусом собственного выбора. Может и не прав сам ты, может и не прав тот, которого любишь ты, может и правы друзья и семья. Но что делать с собой, если так желает тело, душа и сердце? Нести её на плечах, в сердце на белой и черной полосе.
Елизавета оскорбилась и разозлилась на Константина. Посчитала его мерзким, как обычно это бывает с юными и мало знающими подростками. Сам же парень мало себя понимал. Как добиваться результатов спорте – да, а как заинтересовать любимую – не знал. Не понимал о законе равнозначности и бумеранга. Жил как умел, на том, что знал. Кто мог бы дать ему решение, расчет нагрузки для получения результата. Рассказал, что идти напрямки, не всегда правильно и нужно, когда в обход лучше. В общем, Костя просто был не тем, кому в отношении с Лизой могло бы повезти в любви.
Только ведь Богров жил Лизой, мечтами о ней, встречами на тренировках. Как нервно сжимал кулаки, когда она не давала вести ее домой за ручку. Как замирал, когда она в его присутствии улыбалась или удивлялась. Такая красивая и искренняя, такая ЕГО и не ЕГО одновременно. Как ему больно было, когда его она отталкивала, когда он со сбитыми костяшками возвращался с потасовки из-за интереса других парней к Лизе. Ведь он словно рыцарь защищал свою прекрасную леди, и какого было ему в тот день, когда он увидел, что она предпочла неизвестного «короля». Чьи поцелуи позволила себе подарить, чьи следы, не скрывая, носила на теле. Не помнил он своего минутного предательства с другой в новый год, не помнил злосчастного поцелуя в кино, забыл, как хвалился, что станет встречаться с самой красивой девочкой среди легкоатлеток. Ведь он её любил и всё отдал ради неё, добился бы в спорте большого успеха.
Костя был одержим Елизаветой Лариной, как никем и никогда. Собственная ревность и жгучая тоска по любимой подорвали даже его принципы. Он напился в тот же вечер как ее оставил, на следующий день лежал, палясь в потолок, а к вечеру снова сорвался к друзьям, где топил боль в стакане, там Богров забылся. Проснулся от того, что вокруг был бардак и все его друзья разбрелись по большой четырех комнатной квартире, а он уснул на диванчике в кухне. Умывшись и напившись вышел уже в обед на улицу с банкой джин-тоника двинулся к дому Лизы. Позвонил в домофон, где младший брат Лизы сказал, что она ушла гулять.
Костя сжал неоткрытую банку тоника, так что та лопнула и разлилась в руках. С пораненной рукой он сидел несколько часов, ожидая его. Как бегали мысли, как тревожили страхи, как болело сердце и хотелось выть на жизнь, что так не справедлива. Часы с самим собой сменяли состояние парня от боли, до истеричного смеха, до самокопания, до ревности, холодного рассудка и снова ревности и тоски. Она приехала на такси, такая нежная и счастливая. Как изменилось её лицо, когда его увидела. Страх в её глазах. Неужели ничего не исправить? Не вернуть, когда она ему улыбалась. Дать шанс, может, бы он был более активен? Нельзя было отсупать, а сейчас он просто хотел склеить всё.
- Да, уж не надеялся тебя дождаться. Время восемь вечера к своему хахалю ездила?! – выпалил от ревности парень
- Держись от меня подальше, Костя. Где я была тебя это не касается. Я ведь дала понять, что между нами ничего не будет, - какая она была красивая в своей неприклонности, эти светлые локоны и глаза, губы, о которых он мечтал.
- Это мы еще посмотрим. Я ведь сказал, что не потерплю другого! Говори кто он и я ему все кости пересчитаю, - отгородил он собой подъезд от любимой. «Не беги от меня, я ведь люблю тебя, ты для меня - всё» - вопило раненное сознание.
- Отойди, Костя, иначе…
- Иначе, что? – рыкнул парень, в приступе страха, что сейчас упустит шанс поговорить. Руки сомкнулись на её плечах и прижали, губы накрыли её нежные ласковые. «Люблю-люблю-люблю! Не отдать её никому, стать её смыслом, также кК и она для него» - кричало опьяненное сознание.
Удар и боль нечеловеческая в промежности, удаляющиеся шаги, резкие слова и звон бьющегося стекла в сердце парня. Резала без ножа, угрожала и ненавидела. Воздух кончился, легкие словно сотни иголок пронзили. «Нет! Нет! Не может оно так закончится! Лиза, не нужно меня ненавидеть! Пожалуйста, люби меня!» - кричала душа, а тело стремилось к любимой.
Да только встречала его глухая холодная дверь домофона.
Зато я люблю тебя, Лиза! – орал парень, ударяя по металлической двери. – Ты – моя….моя.
Голос охрип, а по щеке отчего-то пролегла мокрая дорожка. Утерев глаз больной рукой, парень медленно заковылял домой. Дома на него наорал отец, дал затрещину и сказал идти в ванну и трезветь. Разделся Костя и сунул голову под холодную воду и так сидел, в неопределенном жесте, водя здоровой рукой по волосам.