Страница 7 из 12
— Давай его скорее сюда, на улице холодно. — Обеспокоенно проговорила мама, и папа меня передал маленькой японке, которая как будто не чувствовала нашего с сестренкой веса.
— Мама. — Проговорил я, как только оказался под накидкой, и, прижавшись к черной кожаной броне, посмотрев на налившиеся цветом огненные волосы сестры добавил. — Огонек.
Веселый смех моей семьи заглушил вой метели, смеялись все — и Миуюки, которая была бледнее обычного, смеялся и Альрик, на броне которого было множество следов ударов. Но ярче всех смеялась Астрид, чьи волосы с каждой секундой становились все больше и больше похожи на пламя огня. Смеялся и я, утопая в счастье от того что все живы, и мы вместе. В этот день я и узнал от Астрид, что цвет нашей семьи в тёмных тонах.
Конец главы.
Глава 3
Горы наливались зеленью, серые льды уходили под жарким весенним солнцем к вершинам. А внизу под моим взором на горных лугах, паслись наши стада. Но мне надо было смотреть только за самым странным стадом, в котором в окружении местных овечек вышагивали две непохожие друг на друга кобылы со своими жеребятами.
Шесть лет назад, когда мама с папой вернулись из похода, о котором говорили еще не один год, к нам на остров прибыл представитель Короля Генри Кровавого. Представитель явился чтобы Альрик и Миуюки приняли подданство и принесли присягу королю. Дед Брани и остальной общинный совет с радостью встретили представителя короля и дали ему в морду за место приветствия. А потом, поговорив и выпив, еще раз дали в морду, и я верю, если это был бы король и он получил бы своё. Ни маме, ни папе даже не надо было участвовать в этих переговорах, каждый в совете понимал, что таких воинов как Альрик и Миуюки попытаются завербовать в армию. А приняв присягу, они будут обязаны ходить в походы, и тогда ни о какой мирной жизни не могло быть и речи. С мамой было все проще — она лекарь, а их можно призвать только в случае полномасштабной войны. А папа резко и внезапно стал кузнецом, и на них тоже распространялись эти правила, и уже не влияло на то, какие уровни у них и то, как они нужны дружине. Так Крутой рог и ответил королю, да, у нас есть воины, и когда наступит война, они будут готовы сражаться за страну, которая их приютила, конечно, если король озаботится о вооружении этих воинов.
— Храа! — Вновь раздался со стороны селенья боевой крик десятка тренирующихся воинов.
— Надоели — Со вздохом произнес я и улегся на зеленую молодую траву, мне вот скоро семь лет, и меня не собираются учить воинскому мастерству. — А дед Брани в моём возрасте шел уже в свой первый боевой поход.
И не имело значения для меня, что он шел в море как юнга, и не слезал первые года с верхушки мачты. В воздухе где-то очень высоко захлопал крыльями дракон, что парил над островом, высматривая уже второй год себе партнершу, которая должна была рано или поздно прилететь, так как этот остров был прекрасным местом для гнезда.
— Готфрид, не хлопай ты так крыльями. — Местные назвали черного дракона именем созвучным с такими понятиями как хороший, безопасный. — Придет твоя судьба, ты только жди.
Вот я и в сказке, где боевые кони стоят дороже людей, а летящий скрытый облаками дракон обыденное явление. Меня же определили как пастуха, выгнав из кузницы. Альрик и правда почувствовал тягу к горнилу и теперь ковал не только для острова изделия из металла, но и на продажу. И с каждым годом слава кузнеца, который является рыцарем смерти все усиливалась.
Мама же, уже ощутила всю славу единственного некроманта в этой части королевства, к ней привозили больных от которых отказались столичные маги жизни. А лекарства, которые она раньше делала для жителей острова стали продавать на сторону. Деду Брани пришлось вмешаться в это и объяснить добрым словом и кулаком жителям острова Крутого Рога, что лекарства для них это одно, а на продажу идет другое лекарство, и не все деньги оседают у Синигами.
Но все это связано с моей семьей, а не со мной. А вот я за эти шесть лет так ничего и не добился, ну кроме того, что меня побаиваются местные детишки, а взрослые относятся с настороженностью к слишком умному, по их мнению, ребенку. А дед все время говорил, что меня надо высечь, и тогда я стану обыкновенным ребенком, и его голос вчера был громче обычного.
— Не лез бы я так усиленно к горну и не назначили бы меня пастухом. — Грустно проговорил я и вновь посмотрел на небольшое стадо семьи то ли Бёрнов, то ли Синигами.
Всё запуталось — когда приезжают представители короля и начинают приглядываться к Астрид, как молодому магу стихии огня, то дед кричит на весь остров, что она Синигами и не подвластна воле короля. А как только представители убудут в столицу, Брани прибьёт любого, кто скажет, что мы Синигами.
А с горном и правда беда, тянет меня к нему не понятно почему — огонь, едкий дым, нестерпимая жара. Помощники кузнеца, что каждый день сменяли друг друга, ненавидели кузню. Отец имел такой темп работы, что простому человеку было не выдержать. А меня тянуло туда, мне нравилось это все, и не смущали меня ожоги, да и едкий дым мне нравился, словно он был родным. И видя мою улыбку у горна, отец только хмурился, а вот мама улыбалась. Как будто они знали что-то такое, что мне было неведомо.
Секреты в нашей семье можно было разгребать лопатой, ну вот взять Астрид, ей уже одиннадцать и её тренирует мама и дед рукопашному бою. Дед словно манекен терпел все броски и удары моей сестры, которым обучала её Миуюки. И на это представление, что проходило каждую неделю, приезжали даже из дальних селений. Моя сестра только в первый год обучения выглядела беспомощной. Но теперь каждая схватка с дедом уже была не неравным боем, с опытным воином, который сражался что было сил, а воительницы, что скачет вокруг сильного противника и ждет момента, чтобы провести дерзкую атаку и победить. Все в селении говорили о том, что Миуюки учит дочь приёмам, которые изучают дети аристократов в дальних государствах. Но мама свою принадлежность к высшему сословию никогда не признавала, настаивая на том, что она дочь наемника, из далекой империи.
— Даже Астрид воин, а я. — С печальным вздохом проговорил я. — Пастух.
— беееее- беееее! — Словно вторя мне подали мои овцы голос.
— Да заткнитесь вы, бестолочи! — Воскликнул я, посмотрев на небольшое стадо и замер, увидев, как по зеленой траве к стаду зигзагами несется серая тень. — Какого?!
Вместе с окриком я понесся к своему стаду, воинственно держа в руках маленький посох, который мне вручил торжественно отец сегодня утром. Волк, вот кто крался к моему стаду, и я знал, что он мог быть только один, так как хищник здесь мог оказаться только приплыв с других островов. И ни о какой стае не могло быть и речи, он один и я один — вот она битва, которую я ждал. И возможно принеся домой волчью шкуру, меня начнут обучать, так как быть пастухом я не желал.
Волк уже кинулся к самой жирной и тупой овце, которую я ненавидел всем сердцем, но позволить сожрать ему её я не мог. Как оказался на пути волка я не помнил, все происходило очень быстро, моя трость взвилась над моей головой, нацеленная на голову волка.
Он поймал трость зубами, и она переломилась с легкостью, и в моей голове возник образ как мои кости будут ломаться под его зубами.
Мы стояли напротив друг друга, но рычал только я — метрового роста в силу семилетнего возраста. А на меня смотрел, безмолвствуя молодой волк, который не смог найти пропитание, и теперь я стою между ним и жизнью. Его шерсть не лоснились, а впавшие бока говорили, что он не ел много дней.
Не издав ни единого звука он не сомневавшись кинулся на меня, и только блеснули белые клыки на солнце. Я видел красную пасть, я не почувствовал замедлившегося времени, я видел всего лишь пасть полную клыков, которая оборвет мою жизнь.
− Всё в твоих руках. − Молнией пронеслась в моей голове мысль.
И я сам полез в пасть волка рукой. Липкий, мерзковатый на ощупь язык, оказался в моей ладони и когда мы упали с волком на траву, я, сжав язык в кулак, что было сил, потянул его на себя. Он не мог сомкнуть пасть, а я более ничего не мог противопоставить хищнику, и не собирался дать ему освободить язык.