Страница 4 из 12
Всему причиной была моя мама, она не только внешне была чуждой для этих людей, но и во всем остальном. Одежда, которую мама сама шила для семьи, была только похожа на то, что носили остальные жители. Все носили простые платья, рубахи из серой, реже из белой ткани, и совсем редко использовали ткань красного цвета. Мама же использовала только черную, серую и белую ткань, но рубаха или платье всегда были украшены вышивкой, возможно, не такой красивой, как я видел в своем мире, где вышивали машины и станки. Но и мама красиво вышивала, и в каждойвышивке чувствовался и виделся восточный стиль. Но это не все, что отличало нашу семью внешне, и даже несмотря на рыжий цвет волос Астрид в её чертах лица за всей скандинавской внешностью, виделись прямые и немного резковатые азиатские черты лица.
Я оказался прав, мама была травницей и лекарем для этих людей, у которых уже были свои травницы и лекари, но по сравнению с мамой, которую звали Хель в честь богини смерти, они были ничего не сведущими в травах и болезнях людей. Ножи, что носила на своем поясе мама, были не для красоты или самозащиты. Мама не раз доказывала, что она умеет пользоваться иголкой не только для вышивки. Я бы назвал её хирургом и терапевтом в одном лице, которому еще приходится подрабатывать как фармацевтом, так и костоправом. Местные лекари отрабатывали основную массу людей и выделяли тех, кого направляли уже к маме, и как я понял, она руководила пятью лекарями и около десятка травников всего острова. Хель, которую дома звали теперь исключительно Миуюки, имела место в собрание поселений и контролировала сбор трав и изготовление лекарств.
Мама отличалась как поведением, так и манерой речи, многие называли её высокомерной, но я видел, что она общается с каждым на равных. И не было разницы, местный дурачок это или вождь поселения, мужчина это или женщина, для неё все были равны. И это не нравилось местному обществу, да, здесь был патриархат, и то, что решил мужчина лучше не оспаривать женщине. Но было и исключение, это были воительницы, чей социальный статус был практически равен мужчине. И Миуюки была как воительницей, так и той, что не хотела мириться с тем, что в их семье окончательное слово будет за моим отцом Альриком, они все решали совместно. Она имела всегда свое мнение и уважая чужие традиции не собиралась забывать свои. Это относилось и к вере, если местные верили в богов и поклонялись им, то мама поклонялась течению. Это было течение событий, или еще это называют судьбой, поклонялась она и времени, жизни и смерти. Она верила в богов, но её вера была выше богов, так как над временем никто не властен, а рождаются и умирают даже боги.
Как из обрывков разговоров я понял, были конфликты между семьей Хель и Альрика с семьей моего деда. Дед Брани не одобрил выбор моего отца, когда он приплыл на корабле с израненной воительницей на плече, чей вид был чужд их роду. Но отец был истинным сыном своего отца и проигнорировал то, что его брак не был благословлен. Просто дед тогда не знал, что в маме уже теплилась вторая жизнь моей сестры, он не принял маму в своем доме.
Да, это был немного неправильный поступок, но мама не помнила зла долго, у них потом случился разговор после рождения Астрид. И как я понял, он прошёл на повышенных тонах. Дело в том, что Брани, как глава рода приказал переехать в круг домов медведей, из той землянки, что построил Альрик.
Мой отец очень добрый и он простил своего отца за опрометчивый поступок, который был практически равен изгнанию из рода, а вот для той, которую теперь называли Хель, это был шанс. И потому моя сестра носит второе имя Бёрнов, имя рода, а я ношу имя далекого клана моей матери Синигами.
О Синигами я не смог ничего узнать, никто никогда не затрагивал эту тему, и только дед Брани часто морщился, говоря, что Синигами худшее, что могло случиться с его семьей. И он игнорировал то, что мама нарекла меня Синигами и упорно, называл меня маленьким медвежонком.
Время летело, и когда наступила осень, я сделал свои первые шаги, да, неуверенные, но это было лишь началом. Я ждал, когда я смогу заговорить, и занимался своими детскими делами, стараясь не приносить проблем своим родителям. Мама часто оставляла меня на волчьей шкуре у очага, над которым постоянно, что то побулькивало в медном котле. Так было и в этот вечер, я игрался с костями, камнями и нехитрыми деревянными игрушками, занимаясь тренировкой координации и тренируя свой ум. Сестренка только вернулась с улицы и отдыхала от того, что собирала травы, высушенные под нежарким осенним солнцем. Не смотря на то, что Астрид всего четыре года, ей доверяли такое ответственное задание. Отец сейчас был за домом, он недавно вернулся из леса, где заготавливал дрова на зиму.
Обычный, и, казалось бы, не чем не примечательный вечер, которых были уже десятки, скоро будет готов ужин, и мы ляжем спать. В свете огня мои раскиданные камни и кости, усеянные искусной резьбой, смотрелись как иноземные артефакты.
— Ну что, пора тебе освободить место. — С улыбкой проговорила Миуюки, подходя ко мне. — Мясо уже сварилось, я, наверное, буду мешать тебе, играть с костями и камнями.
Я по привычке уже поднял руки, чтобы меня взяли и отнесли к Астрид, но мама вдруг замерла, уже нагнувшись ко мне, её не мигающий взор был устремлен на разбросанные мною камни, кости и игрушки, сделанные руками деда Брани.
— Смерть рядом. — Тихо, словно зачарованно проговорила Миуюки.
— А что это такое голубое? — Спросила Астрид, указывая рукой на стену, в которой не было окна, и на которой весели высушенные пучки трав. Сестра видела что-то за стеной, а не на стене и это понимал даже я.
Я слышал, как скрипели шейные позвонки Миуюки, когда она поворачивала свою голову к стене, так и не разогнув спину, её правая рука уже нащупала рукоятку одного из ножей на её поясе.
— Седьмой уровень. — Без эмоциональным голосом произнесла моя мама, а её глаза словно еще сильнее почернели.
Дверь сзади неё скрипнула, и так как я был лицом к двери, то первым увидел, как резко распахивается дверь, и за ней стоит воин с деревянным щитом в одной руке и коротким мечом в другой руке. Над его плечом возвышался арбалет, и лицо второго воина, по чьим глазам я видел, что они пришли убивать.
Миуюки была быстра, она в развороте метнула нож, что полетел с такой скоростью, что мои глаза не смогли уследить за ним. Нож появился в глазнице арбалетчика, погруженный по самую ручку туда, где мгновение назад был глаз. Щелчок арбалета был практически одновременно со смертью арбалетчика, тяжелый арбалетный болт пролетел над головой Миуюки и наполовину вошел в бревенчатую стену дома. А воин со щитом, что ринулся в бой, не успел сделать и двух шагов по полу нашего дома, как начал оседать с ножом, торчащим из его горла.
— ХЕЛЬ! — Медведем ревел снаружи мой отец, перекрикивая нарастающий шум сражения, которое внезапно там закипело. Лязганье метала, глухие шлепки стреляющих арбалетов заполнили тихие вечерние сумерки.
— Астрид, возьми Альмонда на руки и за мной, держа разрыв, в пять шагов. — По военному рявкнула мама, и когда я оказался на руках сестры, мама уверенно зашагала к двери, не поддаваясь паники. Она ногой подбросила в воздух меч павшего воина и как будто делала это тысячи раз, поймала рукой рукоять короткого меча. В её внешности не было ни страха, ни переживания за отца, Миуюки Синигами была готова для схватки, хоть с самими богами.
Конец первой части второй главы.
Глава 2.2
Мы шли неспешно, и если мама не остановилась в дверях, а стремительно ускорилась, то моя сестренка, на руках которой я был, замерла. Дав мне рассмотреть трупы наших врагов — грубая кольчуга, нехитрые кожаные шлемы, да это определённо местные племена, даже в нашем поселении были воины одетые богаче и в лучшее снаряжение. Смотря на арбалет, я чуть ли не взвыл от нахлынувшего чувства бессилия, это моя семья и я хочу защищать её! Но что могут сделать эти маленькие ручки? Правильно, ничего, и поэтому мне надо не привлекать внимание ни к себе, ни к сестренке, это единственное, что я мог сделать и поэтому я покрепче обхватил шею сестренки, что бы облегчить её ношу.