Страница 93 из 117
— А я с ней до казни прожил, — вдруг раздался усталый голос Джека. — Бедный, глупый, запутавшийся мальчишка. Теперь-то ты меня понимаешь?
— Джек? — прошептал Уолтер. Мир медленно гас, терял очертания, и он не хотел противиться подступающей темноте. — Джек, я ее убил… убил…
— Спи, — тихо сказал он, и Уолтер почувствовал прикосновение прохладных пальцев к лицу. — Там нет боли, только белый свет.
Уолтер знал, что означает прикосновение Джека — они рядом. Он скоро умрет.
И от этой мысли боль притупилась.
Умрет.
Не будет следующего Сна, в котором они с Эльстер встретятся. Он не причинит ей боли и не оборвет ее короткую, так и не наполнившуюся смыслом жизнь.
Он подошел к кровати, опустился на колени и прижался щекой к ее ледяной ладони.
Она будет счастлива, где-то, когда-то. Не с ним.
Это была последняя мысль — его сознание погасло.
…
Уолтер с трудом открыл глаза. Солнце лилось в открытое окно, живое и яркое, пахнущее морем и несущее шелест волн где-то далеко внизу. Птицы оглушительно пели о жизни на чердаке.
Он лежал в своей кровати. Простыни и одеяло были скручены комок. Рубашка промокла насквозь, мокрые волосы слиплись и лезли к глаза. Он с отвращением снял рубашку и не глядя швырнул в угол. Подушка лежала на полу и несколько секунд Уолтер отупело разглядывал белоснежный прямоугольник.
— Ш-ш-ша-а-айсэ… — прошипел, переворачиваясь на спину. — Шайсэ! — рявкнул он, швыряя в стену вторую подушку. — Дер-р-р шванцлучер! Фик дихь инс кни!
Он закрыл руками лицо и истерически расхохотался. Перевернулся и упал с кровати, ударившись затылком, но продолжил смеяться, явственно различая в собственном голосе нехорошие нотки.
— Какой кайзерстатский господин шванцлучер с утра пораньше? — ошеломленно спросила его Эльстер, стоящая в дверях.
— Тот же, которому надо поиметь себя в колено, — прошипел Уолтер, не отнимая рук от лица. — Я так больше не могу, Эльстер, это невыносимо… Иди ко мне, — позвал он, протягивая к ней руки.
Она прижалась к нему — живая, теплая, вовсе не знающая, как шевелились ее посеревшие губы и застывали слезы на похолодевшем лице.
И уж точно ничего не знающая о его милосердии.
На ней была длинная голубая рубашка и дурацкие чулки в бело-красную полоску. Он прижимал ее к себе, пытаясь одной рукой собрать все доказательства ее реальности и боялся, что это окажется сном, а то — явью. Они мешались все сильнее, и вовсе не было похоже, чтобы отрава собиралась выводиться. С самого заключения ему становилось хуже и хуже.
Если раньше видения носили отпечаток абсурда, то этот кошмар был слишком логичным.
Эльстер рассказала о своем прошлом, и Унфелих из безликого преследователя превратился в настоящее чудовище, монстра, который заставит ее страдать.
Который отнимет ее у него, не дав ничего исправить, защитить и спасти.
Но Унфелих не мог знать о болезни Зои. Сознание подбрасывало ему подсказки.
Вот почему он умолял убить его, почему так и не бросился на Унфелиха — он не встретился с противником, а застрял в собственном кошмаре, где действуют совершенно другие законы.
Он торопливо расстегивал пуговицы на рубашке Эльстер, касаясь губами каждой, истерически, будто боялся не успеть. На последней замер.
— Спящий, какая прелесть, — улыбнулся он, разглядывая подвязки с маленькими красными бантиками.
— На вокзале Идущие тряпками торговали, этот набор так неосторожно лежал сбоку…
— Бессовестная воровка, — прошептал он, аккуратно расстегивая застежку подвязки и стягивая чулок.
Прижался щекой к ее колену и прикрыл глаза, скользя кончиками пальцев по ее коже.
— Я тебя убил, — сообщил он.
— Да ты вроде давно этим грешишь, — серьезно ответила она.
— В этот раз было… по-другому. Эльстер, я схожу с ума. Я опасный сумасшедший, и мне это очень надоело.
— Вот же ж незадача, Уолтер, — все так же серьезно ответила она, снимая рубашку. — Тогда нам надо успеть насладиться обществом друг друга, чтобы тебе было что вспомнить, когда ты меня убьешь.
— Я недолго буду помнить, — прошептал он ей в плечо. Левая рука не чувствовала оставшегося чулка и это слегка раздражало.
— Не знала, что у маньяков еще и с памятью проблемы.
…
Они лежали рядом на полу, и Уолтер никак не мог разжать объятья, словно боялся, что тогда Эльстер исчезнет и появится там, в спальне, с простреленной головой.
— Я проходил курсы в университете. Кумулятивный наркотик должен ослаблять действие без подпитки. И Джек об этом писал…
— А не может быть такого, чтобы ты откуда-то еще его получал? — неожиданно спросила Эльстер. Она отстранилась, села и натянула спущенный чулок.
— Да нет, откуда бы. Если только ты мне в еду подмешиваешь, — улыбнулся он, потягиваясь. Вставать не хотелось, но лежать на полу все-таки было жестко.
— Нет уж, у меня на тебя немного другие планы. Вот мужчины, наобещают всего и побольше, а потом на какие только хитрости не идут, чтобы не выполнять.
Она застегивала рубашку, постоянно сдувая падающие на лоб волосы. И явно не собиралась ни растворяться в воздухе, ни умирать.
— Откуда я знаю, может это тебе нравились книжки с парой трупов в финале?
Эльстер задумалась.
— Давай только не вешаться, если тебе все-таки приспичит. Я как-то видела повесившуюся девочку — мне не понравилось.
— Я тоже видел кое-кого повесившегося. И тоже в особый восторг не пришел, — усмехнулся он.
— Прости, — вид у нее был действительно виноватый. Но Уолтера не могло задеть напоминание о мертвом брате.
Если Джек испытывал такие же чувства, как он сегодня ночью, то казнь можно считать настоящим избавлением.
— О, ты никак в шаге от того, чтобы оправдать меня? — обрадованно отозвался Джек.
«Тебе тоже не мешало бы согрешить с коленом», — посоветовал он.
К приходу миссис Ровли Уолтеру удалось взять себя в руки и скрыться за маской бесстрастия — все же они еще были на Альбионе и играть следовало по его правилам. Он пил чай, улыбался, гладил кота, свернувшегося у него на коленях и даже выслушал короткую исповедь горничной, которая не могла признаться деревенскому клирику в мелкой краже, потому что знала, что он расскажет ее матери. Уолтер произнес дежурную формулу «твой грех не нарушит Его покой», осенил девушку знаком Спящего и поймал полный злорадства взгляд Эльстер, с показным усердием полировавшей о рукав серебряную ложку.
— Ах да, патер Ливрик, — спохватилась миссис Ровли уже перед уходом. — То, что вы просили купить. Когда к вам приедут ваши гости? Нужно ли что-то подготовить?
Она протягивала ему неподписанные конверт из плотной желтоватой бумаги. Несколько секунд Уолтер мучительно соображал, что же он просил купить и кто должен приехать, а потом, спохватившись, забрал конверт.
— Нет, спасибо, ничего не нужно. Это ненадолго, молодые люди очень торопятся.
— Не удивительно. Молодые люди всегда куда-то торопятся, — пробормотала миссис Ровли. — В таком случае, до вечера, патер Ливрик.
Уолтер закрыл за ней дверь и облегченно вздохнул. Ему становилось все тяжелее разыгрывать роли — не только клирика, но и просто нормального человека. Все настойчивее становилось желание уехать куда-нибудь, где его никто не знает и спиться там, желательно в абсолютном одиночестве за запертой дверью. Он чувствовал, что скоро начнет скучать по тюрьме. Там было темно, тихо, и он мог биться в запертую дверь сколько угодно.
Может, лучше было бы умереть там — в одиночестве, не пытаясь никого зарезать во сне и не страдая от таких кошмаров, как сегодня.
— Уолтер, ты зачем стоишь и пялишься на закрытую дверь?
— Скучаю по миссис Ровли, — через силу улыбнулся он.
— Я могу покормить тебя, перестелить простыни и посмотреть на тебя как на ничтожество, — предложила Эльстер.
— Нет спасибо.
Конверт был легким, но ощущался неожиданной тяжестью. Уолтер представлял себе, что будет делать, когда миссис Ровли его привезет, и фантазии несколько рознились с реальностью.