Страница 101 из 117
— Звала бы Вальтером тогда, чего мучаешься, — наконец прошептал он.
— Да ладно уж, привыкла. Ладно, давай с Колыбели.
— Давай. Мы прибыли в Колыбель и мне сделали операцию. Я спал спокойно пару дней, но все время видел и слышал Джека.
— Я не знала…
Уолтер рассказал, как очнулся во время операции и про то, как левой рукой чувствует его прикосновения.
— Слушай, а помнишь ты про дневник рассказывал, про последние записи? Ты сказал, твой брат мужика какого-то застрелил, потому что он вроде как мертвых слышал.
— Мужик сидел в сумасшедшем доме и на нем психотропное оружие тестировали, — резонно заметил Уолтер.
— Но он сказал, что видел Кэт!
— Джеку по-хорошему тоже полагалось сидеть в сумасшедшем доме, — вздохнул он. — Мужик мог вообще молчать.
— Ладно, пусть его… В Колыбели я слышала голоса, когда нас на нижний этаж перевели. Тебе как раз стало получше. И тогда же ты опять начал кошмары видеть… Потом ты слышал голоса и видел кошмары в поезде, и голоса слышал Бен. Давай вспоминать, что мы делали такого.
— В Колыбели я едва ходил, пил воду, как советовали Бекка и патер Морн, и пытался подружиться с протезом. В поезде… в день, когда Бен слышал голоса… мы проснулись с похмельем, умылись, попили водички и я сел читать дневник. И в Колыбели я тоже его читал, но сомневаюсь, что он пропитан ядом.
— Ты сказал, что Зои вчера всю ночь слушала Бена. И сегодня опять…
— Она переживает, к тому же я спросил — ей не кошмары снятся.
— И мне приснилось… и тебе опять…
— Что-то мы упускаем.
Уолтер поднял глаза. Джек сидел на полу рядом с Зои и задумчиво водил ладонью над ее лицом. Словно почувствовав взгляд Уолтера, он поднял глаза и усмехнулся:
— Ну что же ты. Вспомни, кто твой брат и подумай, кто в истории оказывается настоящим злодеем.
— И кто же? — прошептал Уолтер.
Джек оскалился, и ему показалось, что его глаза по-кошачьи заблестели в темноте. Он протянул Уолтеру открытую ладонь, перечеркнутую тускло белеющим скальпелем.
Догадка ударила о ребра. Он, мешая альбионские ругательства с кайзерстатскими, достал заставленный ящиками с хламом саквояж. Поцарапавшись о гвоздь, он вытащил его, достал джезву, спички и флакон со снотворным. Не жалея, вылил все, что оставалось, и поднес к джезве спичку.
Пламя было обычным, рыжим и ровным. Уолтер молча сунул джезву Эльстер, достал из саквояжа нож и потянулся к ближайшему ящику.
— Тебе тоже в сумасшедший дом надо? — тоскливо спросила она.
— Да, но у меня серьезные претензии к альбионским лечебницам, — пробормотал он, откалывая от ящика длинную щепку. Поджег ее, наклонил джезву и поднес огонек к самой поверхности жидкости.
Несколько секунд ничего не происходило, а потом огонек медленно начал краснеть.
— Это моя кровь, разлитая по этим проклятым флаконам, моя и Кэтрин, оживает над подожженной жидкостью, — тоскливо отозвался Джек строчкой из дневника.
Уолтер открыл окно, выплеснул снотворное, ополоснул джезву в тазу с мутной водой для умывания, которую, кажется, оставили от прошлых постояльцев, и вылил в джезву тоник.
Вторая щепка послушно загорелась алым огоньком.
— Ах ты паскудный выродок, чтоб тебя твоими скальпелями… — ошеломленно прошептал он. Лицо доктора Харриса послушно возникло в памяти, вялое, уставшее, со слезящимися глазами за тяжелыми очками с толстыми стеклами.
— Что это? — спросила Эльстер, встревоженно заглядывая ему в глаза.
— «Грай», — процедил он. — Джек писал, что он месяцами сохраняет свойства и не вступает в реакции с большинством веществ, поэтому его можно добавлять даже в лекарства.
— Бред какой-то, почему он просто тебя не убил во время операции?!
— Потому что Унфелиху мой труп не нужен. Ему нужен твой.
— Но тебе же делали операцию под чужим именем, и ты был в маске! И патер Морн стоял рядом! Откуда они знали, что это все-таки именно ты, а не клирик?
— Ты думаешь, им есть дело до клирика? Если бы это был не я — клирик сошел бы с ума и повесился, удивительное несчастье, Унфелиха муки совести точно загнали бы в Колыбель каяться до конца жизни! — прошипел он, чувствуя, как бешенство желчью обжигает горло. Он знал, что должен чувствовать облегчение, но вместо этого ощущал только нарастающую черную злость. — Я подливал тебе снотворное в Колыбели! Я пил тоник от похмелья с Беном утром в поезде, его же мы втроем пили сегодня, чтобы дойти сюда, а вчера я налил Зои ударную дозу снотворного! Видимо, Унфелих не смог добраться до нас в Колыбели, в конце концов это был бы международный скандал, нас же защищал клирик высокого сана! И он просто подкупил протезиста, чтобы он насовал мне лекарств с наркотиками!
— Но почему тогда ты не убил меня? — глухо прошептала Эльстер, растерянно глядя на него.
— Не знаю, — честно признался он. — Должен был. И понятия не имею, откуда Унфелих знал, чего я боюсь, видимо изучал мои характеристики — на меня точно лежит полное досье в жандармерии, вместе с психологическим портретом.
— Так может он не ищет нас? — вдруг спросила Эльстер. — Может быть, он решил, что ты и так меня убьешь и давно в Кайзерстате пиво пьет?
— Вряд ли. Скорее волочится за нами и не отстанет, пока труп не найдет, — пробормотал он. Джек, все еще сидевший на кровати Зои так многозначительно посмотрел, что он понял без слов.
«А ведь если Джек — не призрак, значит, это моя идея», — с горечью подумал Уолтер.
— Не будь дураком, — вкрадчиво сказал Джек, отзываясь на его мысли. — Достань дешевый протез — это нетрудно, убей девчонку, отрежь ей руку, а потом брось в каком-нибудь сарае по дороге, где точно найдут, и подожги его. Или лицо ей изуродуй, тоже пойдет. У тебя даже скрутка с моими инструментами есть, там отличная пила. Руку потом в лесу похоронишь.
— О, и чем же это для меня кончится?! — не выдержав, огрызнулся он. Краем глаза он заметил, как вздрогнула Эльстер, но не отвел взгляда от Джека, задумчиво вертевшего в руках скальпель.
— Боишься виселицы? Не бойся. От тебя только этого и ждут — от сумасшедшего, одурманенного наркотиками психопата. Посмотри, это ведь настоящий подарок Спящего — хрупкая девочка-шатенка с золотыми глазами. Она даже на голову больная, одинокая и несчастная. И вряд ли доживет до старости. Бери и режь, спасешься сам, спасешь свою женщину, — Джек провел ладонью над волосами Зои.
«Не виселицы, Джек. Это буду уже не я. Потому что Уолтер, хоть Музыкант, хоть Говард, хоть клирик, никогда так не поступит. Если остальное для тебя не имеет значения — так хоть это прими. Считай, я не хочу из эгоизма».
— Но ты уже потерял себя.
— Уолтер, ты чего на Зои так смотришь?! — Эльстер дернула его за рукав.
— Не на Зои, — процедил он. — Засекаем две недели с сегодняшнего дня, если никого не убью — будет чудо…
— А ее-то ты почему боишься убить?
— Я не боюсь ее убить, — сказал Уолтер и тут же осекся. Слова дались ему удивительно и неприятно легко. — Я не боюсь ее убить, — повторил он, словно наказывая себя, — я боюсь, что Унфелих убьет тебя.
— Ну мне тоже об этом думать не очень-то приятно…
— Нет, ты не понимаешь… А, пошло оно все! Вставай! — он вскочил с кровати и заходил по комнате. — Буди ее! Надо собираться, наймем экипаж до Орноу-На-Холме, чем скорее… избавимся от нее, тем лучше. В экипаже поспите, в конце концов…
— Лучше? Уолтер, что он тебе говорит?!
— Он? Джек? — он оскалился и заметил промелькнувший в глазах Эльстер ужас. — О нет. Это Я себе говорю.
…
Сонный извозчик, смуглый пожилой мужчина, тихо матерился на языке де Исте, видимо рассчитывая, что его не понимают. Уолтер был в таком бешенстве, что даже не пытался играть в приличия и высказал все, что думает об извозчике, его экипаже, его пунктуальности, и его родине, не постеснявшись даже упомянуть унизительный торговый договор, которым кончилось для де Исте поражение в короткой, двухдневной войне с Альбионом. Язык он знал хорошо.
Не так хорошо, как язык Кайзерстата, но матерился и читал стихи почти без акцента, а в де Исте считалось, что этого достаточно.