Тень последней луны

— Куда ты? — с улыбкой спросила она, хватая его за руку и целуя в ладонь.

— Хочу посмотреть, насколько всё скверно, — король поморщился, глазами указывая на пятно, похожее на цаплю в полёте. — Челядь пока носом не ткнёшь, не почешутся…

Большим пальцем он погладил её по мягким губам и подбородку, встал и начал одеваться.

— Ты ещё вернёшься?

— Может к ночи, не знаю.

Как Скер и думал, кроме стражи у лестницы ему ни души не попалось, будто дождь всех разогнал по норам.

— Не хочу переписывать! Вот ещё! — вопил принц Фиппол за закрытой дверью своей комнаты. Голос наставника что-то уныло и размерено бубнил в ответ. Шло время его уроков. Король улыбнулся — кто же в здравом уме переписывать захочет.

Он поднялся по лестнице до самого верху, мимо людской, откуда слышались оживлённые голоса — там играли в карты, мимо комнат прислуги, мимо пустующих ничейных комнат, к барабанной дроби воды, бьющей о чугун. На чердаке дождь особенно громко шелестел и гремел, создавая ту особую музыку, которая большинству людей дарит ощущение покоя. Даже скрип двери потонул в этом шуме, а может, кто-то смазал петли. Король обнаружил спящих на стропилах нетопырей и, разумеется, источник неловкости — новую дыру, из которой тонкой струйкой текло на пол. Король поискал глазами подходящую ёмкость и подставил кувшин с отбитой ручкой.

— Придётся всё перекрывать, — пробормотал он, с досадой воображая суету и неудобства, которые неизменно последуют за таким распоряжением, и уже повернулся уходить.

Удручающе неприхотливая дочь устроилась со своим охранником на старой продавленной кровати, когда-то давно лично королю служившей. Тот задрал ей юбку и целовал ногу, продвигаясь от колена вверх по бедру. Оба были так увлечены, что не заметили его, а дождь так грохотал, что никто ничего не слышал и Скер, как придурок, некоторое время тупо смотрел, надеясь, что хотя бы одного в этой паре перепутал с кем-нибудь ещё, но с каждым мгновением всё больше уверяясь, что, к сожалению, не перепутал. Зато увидел несколько больше, чем собирался.

Ему подумалось — вот к каким печальным последствиям приводит излишняя мягкость с детьми и сентиментальность с бывшими друзьями. Вот тебе и второй шанс. Не надо тревожить умершие симпатии, не стоит пытаться их воскресить. Никому, ни при каких обстоятельствах нельзя давать второго шанса.

Дочь заметила его первой. Ещё бы, ведь лицо его товарища было занято её плотью, а затылком никто смотреть не может. Она вздрогнула, оттолкнула Шепана и поспешно одёрнула юбку.

— Одни стихии знают, как мне сложно не убить вас обоих прямо сейчас, — медленно сказал он, стараясь, чтобы голос не дрожал.

Скер балансировал на той тонкой грани, за которой глаза заливало гневом, а потом он приходил в себя и ничего не помнил, а перепуганная прислуга пряталась по углам.

— И я, возможно, не стал бы сдерживаться, но мне не надо, чтобы твой зверь присосался к кому-нибудь ещё, — он ткнул пальцем в дочь.

Оба молчали. А что они могли сказать? Впрочем, дочь в кои веки смотрела прямо в глаза и, король готов был поклясться, с вызовом. Более того, в её взгляде зависла насмешка, тяжёлая, как чугун, о который с грохотом бились капли. Только тогда он и понял, насколько дочь его ненавидит, и ужаснулся. Но нужно было что-то говорить, и Скер сказал, обращаясь к бывшему другу.

— Казнить тебя теперь я не могу, потому что нет повода, разве что опозориться, придав огласке вашу связь. Завтра мы с тобой откроем турнир поединком. Как бы ни закончилось — хорошо.

— Меч, топор?

— Пусть будут топоры. Всё по-честному, — и зачем-то добавил: — Ты уж постарайся.

Скер опять посмотрел на дочь. Возможно, она влюблена? В принципе, он мог бы понять. Но в её лице не было и тени тревоги. Кажется, кто из них двоих ни погибнет, любой исход её удовлетворит. Ну и чем он прогневил стихии, кто бы ему сказал? Что он сделал не так?!

— Иди к себе, — с трудом произнёс он и посторонился, чтоб могли уйти.

Затем стоял последи захламленного пыльного пространства, опустив голову. Он надеялся услышать хотя бы несколько лисьих слов: мой бедный король, уж я-то тебя не предам, не оставлю. Но слышал только грохот дождя по ветхой, нуждавшейся в замене кровле.

Глава 19. Тайна первозверя

Тусклый жёлтый цвет лампы выхватывал из темноты сырой кусок бесконечных катакомб, слабо отблёскивала вода в мисочке, впрочем, бессмысленной — мини-компас сломался.

— Послушай, детка, может сядем в лодку и сделаем ноги? — спросил Шепан.

— Тогда отец будет вешать людей, — угрюмо ответила Веля, поворачиваясь вокруг своей оси. — Ты отмечал мелом, мы сюда уже ходили?

— Отмечал, вот, — Шепан ткнул пальцем в крест над поворотом, — значит, следует идти сюда. Прямо хоть нитки привязывай…

— Как Тесей?

— Кто такой Тесей?

— Никто.

В последние дни в глазах у Шепана появилось нечто сентиментальное, даже слащавое, эдакая специфическая слащавость наёмника… А, быть может, это неприязнь смотрела на него из Вели сквозь кривую призму, и видела плохое там, где его нет. Однако, секс по-прежнему был хорош, насколько это возможно, когда задействован сугубо организм. Учитывая свой не самый богатый опыт по части отношений, а также вероятные перспективы развития событий, Веля предполагала, что, возможно, это вообще последняя физиология в её жизни.

— Если ты хочешь — можешь бежать, — сказала она.

Шепан укоризненно воздел глаза и склонил голову к плечу.

— Я не хочу, — терпеливо пояснил он. — Но я до сих пор не вижу никакого плана покушения на твоего папашу и не вижу, чтобы он тебя заботил. Я не могу понять, что тебе надо от меня. Ну, кроме того, что ты со мной спишь.

Редкие серые капли с протяжным звуком бились о камни. Они ушли уже метров на двадцать вглубь очередного тоннеля. Шепан светил, Веля внимательно смотрела на иголку в пробке. Пробка покачивалась в плошке с водой в такт шагам, но всё было напрасно, ничего не менялось — иголка упрямо смотрела ей в живот — на шее Веля несла мешек с пеплом. Стоило перевесить мешочек в другое место — иголка поворачивалась к нему. В первую же их совместную вылазку они свернули из-за этого невесть в какой туннель и забрели в городской коллектор. Ноги она отмыла, а вот сапоги пришлось выбросить. Жаль, нельзя было выбросить всю грязь, комками забившую её сознание. Порой Веле казалось, что она утонула в нравственных сточных водах. А вот размышлять над этим не следовало. Потому что в этих сточных водах ей ещё предстояло плавать, иначе говоря — думать и делать с плохой стороны. Так что, размышлять она станет потом.

— Оставь свой порошок во дворце, — говорил Шепан, — мы найдём, что надо, пометим дорогу, завтра вернёмся.

Но Веля не соглашалась. Она носилась с пеплом, как белка из «Ледникового периода» со своим жёлудем, практически не расставаясь. Ей всё казалось, что кто-нибудь украдёт у неё пепел, как сама она украла шкуру, или отец заберёт силой. А вылетит один элемент — и всё, миссия провалена.

Позавчера ночью они влипли в неприятности: в катакомбах им попалась какая-то шантрапа и пришлось убегать, потому что оборванцев было много и выскочили они так внезапно, будто ждали в засаде. Шепан встретил их как мог и поначалу всё шло хорошо, и Веля жалела, что её ножи Шепан до сих пор не вернул, и теперь ей приходилось болтаться подобно балласту, как и полагалось принцессе. Впрочем, спокойно ждать окончания драки было выше её сил: она дважды поднимала из-под ног камень и швыряла в нападающих. Судя по воплям, один раз даже попала.

Но потом откуда-то взялось ещё человек пять, причём один — с копьём. Им пришлось пробиваться напролом, вернее, Шепану пришлось, а она так и осталась балластом, то есть, принцессой, и даже напугалась, потому что оборванец с копьём едва не ткнул её в ногу, и увернуться удалось не иначе как чудом, иначе она не смогла бы бежать, а бежать им пришлось долго, и долго прятаться в темноте в каком-то аппендиците этого зловонного кишечника Трейнта, а под ногами хрустели уже не камни — кости. В общем, воду из миски Веля ещё в начале драки разлила и пробку с иглой потеряла.