2 наверху

Но ошеломленный Нининой изобретательностью в суррогатном сексе, промолчал.

Она немного полежали, потом начали все заново.

Так продолжалось до самого вечера и перетекло бы в ночь, не имей Нина необходимости возвращаться домой, под контроль цербера-матери.

Почему тот эпизод вспомнился именно сейчас, Панин не знал.

Налив кипятка, девушка снова села, закинула ногу на ногу, обхватила колено руками.

Ее пальцы были тонкими.

Происходящее удивляло тем, что девчонка, которую на экзамене он просто жалел, а сейчас увидел в ней порцию дохода в копилку будущей машины, стала вызывать странные ощущения.

Галину Сергеевну Панин вожделел, с Ниной не-Шубниковой безумствовал, Вера-Гагатька вызывала почти исследовательский интерес.

А эта Настя просто нравилась, без предпосылок и перспектив.

Такого с ним не бывало давно – если бывало когда-нибудь вообще.

Панин взглянул на коробку конфет, отметил, что из пяти ячеек по короткой стороне и восьми по длинной пусты шесть, что составляло восемь процентов от общего количества.

– Я из деревни, – заговорила Настя, глядя с улыбкой. – Там и родилась. Но все говорят, что в прошлой жизни я была принцессой. И брат и оба братишки – натуральные колуны, а я словно не их сестра.

– О чем я и хотел сказать, – он кивнул. – У вас благородная внешность, в городе такую редко встретишь.

– Мамка с папкой с ног сбились, со мной ничего сделать не могут. Они орут, как резаные, а я вместо того, чтоб полоть морковь, лежу и читаю какую-нибудь книжку про ненашу жизнь.

– «Мамкой», «папкой», – Панин поморщился. – Вот это уже неблагородно. Надо говорить «мамой».

– Ну, мамой, – девчонка повела плечами. – Извините, в деревне все так говорят. «Папка», «мамка», «дай-ка», «положь-ка». Мне самой противно, я стараюсь поправляться. Останусь в городе – из меня все выйдет, сто процентов.

– А вы хотите остаться в городе?

– Конечно. Вырваться и забыть деревню, как жуткий сон. Ни родителей больше не видеть, ни братьев, всех трех.

– Думаете, в городе так хорошо? Вы города не знаете. Суета, асфальт, бетон и выхлопные газы. А в деревне свежий воздух.

– Это вы не знаете, – возразила Настя. – В деревне ничего хорошего нет и быть не может никогда, ни за что, хоть тресни. Только вонь, грязь по колено и трактористы пьяные.

– Так уж все и пьяные?

– Так уж все. И вообще. Вот у вас тут… – она обвела рукой вокруг себя. – Горячая вода круглые сутки, кондиционеры, окна и все блага жизни. С работы пришли – душ хоть каждый день приняли, как огурчик свеженький по паркету расхаживаете. А в деревне? Насос в колодце, песок каждый день из труб вычищать. Вместо ванны раз в неделю баня на задворках. Интернет то есть, то нет. Наизнанку вывернусь, но в городе останусь. Мне бы только в универ поступить.

– Поступите, – успокоил он. – Сделаю все возможное.

Настя не ответила.

На кухне упала тишина столь плотная, что было слышно как внизу – через этаж, на седьмом – надсадно плачет ребенок.

– Ну ладно. Я вас заболтала совсем, – девушка вздохнула, быстро взглянула на часы, зеленевшие на панели микроволновки. – Пора и честь знать. Хватит на сегодня. Вы кофе допили? Еще хотите?

– Вроде бы допил, – кивнул Панин. – И пока, пожалуй, хватит.

– Тогда завтра приду в пять, как договоренось, и будем математику учить. Да?

– Будем, Настя, будем.

Он встал, чтобы проводить гостью.

Она тоже встала – маленькая и тонко сделанная – но не двинулась.

– Что, Настя? – догадался Панин. – Вам требуется в одно место? Тут оно, вот, около кухни, я выйду, не стесняйтесь.

– Нет, не это, – ответила девушка. – Можно, я у вас тут еще слегонца похозяйствую? Конфеты уберу, чашки-блюдца сполосну.

Сам он терпеть не мог мыть посуду, даже одну тарелку ставил в посудомоечную машину.

Но Настю можно было понять.

Она всем видом показывала, как хорошо ей в городе по сравнению с нелюбимой деревней. Ей хотелось побыть еще несколько минут в атмосфере неторопливого домашнего уюта.

– Можно, Дмитрий Викентич?

– Можно, Анастасия…

–…Николаевна, – подсказала она, уловив паузу.

– Можно, Анастасия Николаевна! Хозяйствуйте, если хотите.

Лучисто улыбнувшись, девчонка накрыла коробку крышкой и спрятала в холодильник, потом принялась мыть кофейные чашки.

Панин не понимал себя, но наблюдать за неторопливыми, спокойными и женственными движениями было еще приятнее, чем просто сидеть за столом в ее присутствии.

Что-то менялось на небе.

Звезды сверились с циферблатом и стали поворачиваться, выстраивая какую-то новую композицию.

Этого не могло быть, поскольку не могло быть никогда – но это было так.

Глава третья

1

– Нет, Митя, нет, даже не начинай!

Галина Сергеевна решительно сняла его руки со своей груди и застегнула пуговицу на блузке..

– Шеф тут. Злой, как черт, и заглядывает каждые пять минут.

– Петрович вышел из запоя? – Панин усмехнулся. – Так быстро? Не верится.

– Не вышел. Вытащили. Вчера Юрьев с Горюхиным поставили «двойку» чьему-то племяннику. Ректор с утра вызвонил Константин Петровича как председателя предметной комиссии, он сидит у себя, бранится, потому что формально председатель апелляционной – Федор Иванович, а у того телефон отключен.

– Вчера был сакраментальный день, – сказал он, вспомнив звонок Морозова. – И, кстати, Галя, ты почему девчонке вчера дала именно мой адрес? Можно подумать, у нас больше нет репетиторов. Самурай ничем не хуже меня, даже лучше, потому что моложе. А уж Горюхин и подавно ас по школьной программе, ему бы не у нас работать, а в РОНО.

Заниматься репетиторством членам предметной комиссии было запрещено.

Но правилом пренебрегали, репетиторствовали все.

Ради летних заработков умные люди до сих пор держались в ВУЗах, не уходили в коммерческие структуры.

– Какой девчонке?

Галина Сергеевна сделала непонимающие глаза.

Кто-нибудь другой ей мог поверить.

Но Панин понял, что лаборантка запомнила Коровкину сразу и на всю жизнь.

– Ну, этой… – насмешливо пояснил он.

– А, этой? Раскрашена, как индеец, одета, как проститутка, в кремовом платье при черных колготках и на метровых каблуках?

– Ну да.

– Я, кстати, не поняла, с какого перепуга ей в разгар приемки потребовался репетитор.

– Потребовался потому, что вчера мы ей влупили «неуд». То есть не мы, а конкретно Ильин, мне слова не дал сказать. Ответ у нее был приемлемый, но формулы не смогла прочитать.

– А, так это была именно она? Я помню, вы вчера обсуждали, что вместо «икс в квадрате» какая-то дурочка сказала «два наверху», и ржали, как жеребцы.

– Мне она дурочкой не показалась, – возразил он. – Девчонка из деревни, ее там учили черт знает как. На общем уровне она была не хуже и не лучше среднего, «тройку» заслуживала только так. Мобильники у всех отняли, ответы писали из головы, так она, по крайней мере, вспомнила формулу – а что еще от требовать менеджеров? Но сивый говнюк сходу поставил пятерку какой-то толстомясой дылде, а эту сразу после нее для статистики выгнал.

Панин вздохнул.

– Жалко ее. Ситуация у нее, мягко говоря, неважная. Многодетная семья нищих, старший брат и два младших, все дружно ковыряются в навозе, а ей хочется вырваться. Она в подробностях не рассказывала, но ты понимаешь: не требуется выпивать море до дна, чтобы понять, что оно соленое.

– Постой, Митя, – Галина Сергеевна взглянула внимательно. – Так она что – к тебе уже прийти успела?

– Успела, Галя, и еще как успела. И фамилия у нее, кстати, подходящая – Коровкина. Как в анекдоте, но я сам видел в ведомости.

– Молодец Коровкина! – лаборантка засмеялась. – И ты ее уже оприходовал?